Русская поэзия | Православные и духовные стихи. Стихи о вере. Стихи о Боге

1959 − 2017

Именем Твоим

Именем Твоим душа живится.

Ты – и руль, и лодка, и весло.

Для Тебя летят по небу птицы,

звёзд, что мошек, к ночи нанесло.

Для Тебя цветущие опушки

ягоды кладут в земную горсть,

для Тебя беззубые старушки

к церкви ковыляют за семь вёрст.

Вот и мне у них бы научиться

жить любя и помереть любя,

раз дано земному приобщиться

от Тебя, Тобою, для Тебя.

Кострома

СПАСИБО ТЕБЕ

Падал снежок, были леса раздеты,

Но на пригорках апрель рисовал траву…

Господи, спасибо Тебе за это –

Что родилась я и до сих пор живу.

Дом деревянный. Детство в солнечном свете.

Первые сказки. Первых стихов тетрадь…

Господи, спасибо Тебе за это –

Что у меня такие отец и мать.

И приходила любовь, и рождались дети.

Счастье: была любима, была – одна…

Господи, спасибо Тебе за это –

Ты в моей жизни всего отпустил сполна.

Знаю, когда-нибудь, в середине лета

Вдруг остановится вечное колесо.

Господи, спасибо Тебе за это.

Господи, спасибо Тебе за всё.

г. Омск

Ольга Григорьева

АКАФИСТ

Верхотворче небесного круга,

для чего я Тебе говорю,

что густа мурава и упруга,

что река отразила зарю,

что щебечут и возятся в гнёздах,

что в ольховой пыльце валуны?

О луне говорю и о звёздах –

словно Ты не Создатель луны

и не знаешь чего-то об этом…

Не Тебе это надо, а мне –

удивлённой закатом, рассветом,

восхожденьем плюща по стене…

Я Тебя не умею иначе

славословить, затем и пою

про антоновку с мальтом на даче,

про осеннюю клумбу свою,

про снежок на коричневых листьях,

про кота, что полез на чердак…

Я погибла б давно, не молись я

и не славь Тебя хоть бы и так.

Саратов

Марина Бирюкова

ОЗАРЕНИЕ

Ещё на рынке дудочник слепой

сшибает сотни и стаканы с брагой.

Ещё у продавщицы из сельпо

есть шансы выйти замуж за завмага.

Ещё детишки входят в зимний сад

(а в нём такая чудная аллея).

Ещё сосульки мальчики едят

и девочки (которые смелее).

Ещё взлетает к небу пар и смех,

ещё не спился дворник краснорожий.

– О чём ты говоришь мне, человек?

– О том, что Ты...

не разлюбил нас, Боже...

Самара

УТРЕННЯЯ МОЛИТВА

Господи,

дай мне покоя душевного

встретить безропотно

день наступающий,

всё принимая – дары и лишения,

огнь пепелящий

и свет исцеляющий.

Господи,

что бы ни встретил сегодня я,

слово худое

иль дело недоброе,

дай мне не сделать Тебе неугодное,

мудрость мне дай и терпение долгое.

Дай не сойти до желания низкого

быть выше всех,

научи неразумного

не унижать ни чужого, ни близкого,

не обижать ни седого, ни юного.

Не оставляй меня, сына незрячего,

дай мне увидеть свои прегрешения

хладного разума, сердца горячего

в каждом решении, в каждом свершении.

Дай мне во всякой гордыне

смирение,

дай мне раскаянье, пусть даже позднее.

Светом небесным, хотя б на мгновение,

взором Своим озари меня,

Господи.

Москва

Александр Жуков

Он мог явиться кем угодно:

лучом разящим, веществом

таинственным, небеснородным,

в обличье странном, неживом…

Он мог на Землю выпасть снегом,

цветком немеркнущим расцвесть…

А вспыхнул – Богочеловеком!

Чтоб возвестить Благую весть:

«Есть! Есть спасенье вашим душам:

любите Бога, гордецы…

Создавший – может и разрушить!..

Да будет разум ваш ослушный

смиренней жертвенной овцы».

Санкт-Петербург

1931 – 2019

Расскажи мне о жизни в пустыне,

о тоске, о великом огне,

о любви, об отце и о сыне,

расскажи о бессмертии мне,

о грехе, милосердии, страхе,

о предательстве мне расскажи,

о победе, о жизненном крахе,

о молчанье, о правде, о лжи,

о страдании, смехе и плаче,

о враче − или нет − палаче

расскажи − Ты не можешь иначе:

плачет мир у Тебя на плече.

г. Саратов

Господи! На краю удерживающий,

возлюбивший паче Себя,

молю прощенья, как молит деревце

засыхающее – дождя.

И греша, и молясь неистово,

горько знала, как мир сей пуст.

Оправданье одно мне – искренность,

расточающая искры чувств.

Дни деля меж пирами – битвами,

только лишь наступала ночь,

обращалась к Тебе с молитвами

вечно блудная Твоя дочь.

И когда голосами трубными

воспоют, мой круг очертя,

не отринь же Ты Своё трудное,

горько любящее дитя.

Тула

Ольга Подъёмщикова

1961 – 2000

ОН И ОНА

Тогда, когда Он появился на свет

В стране песков и камней

Там старый, как мир, почитали завет

«Убили, значит убей»

Лишь «око за око!» и «зуб за зуб!»

Твердили и стар и млад

Такие молитвы слетали с губ

Три тысячи лет подряд

Земля, над которой Его колыбель

Покачиваясь, плыла

Шептала: «Убили, значит убей»

И новых костей ждала

Он вырос, и время Его пришло

Но ближние вновь и вновь

Ему повторяли, что мир это зло

А Он говорил – Любовь

Легка Его поступь и прост Его слог

Душа за ним будто летит

Ему говорили: «Накажет Бог»

А Он говорил: «Простит»

Бубнили: «Отправится в ад любой

Для смертных надежды нет»

И снова твердили, что Бог это боль

А Он говорил, что Свет

И вот однажды поставить крест

Решила на Нём толпа

(Такой обычай у этих мест –

Наказывать за слова)

Его мучительный ждал конец

Сказали: «Ты будешь распят»

А Он ответил: «Прости их, Отец

Не ведают, что творят»

И долго потом ала и чиста

Горячая капала кровь

А утром на землю с Его креста

Неслышно сошла Любовь

И вот она рядом с тобой и мной

Спасает, прощает, ждёт

И, может быть, из-за неё одной

Наш мир до сих пор живёт

Легка её поступь, проста её речь

Душа за ней будто летит

И если убить её, вытоптать, сжечь

Воскреснет она и простит

Так после зимы наступает апрель

Когда уж никто не ждёт…

Качается в небе Его колыбель

И тихо земля плывёт

Москва

Мария Протасова

Там, где тянется песчаная дорога

В даль зелёную – идти бы да идти,

Всё мне кажется: увидеть можно Бога

Так же просто, как прохожего в пути.

Проплывают облака ромашек мимо,

Дышит воздух ароматом чабреца.

Всё мне кажется, что Он идёт незримо

Тёплым ветром около лица.

И не хочешь, но приходится вернуться,

Мягко стелются под ветер ковыли...

Всё мне кажется, что нужно оглянуться,

Задержаться, поклониться до земли.

Ростовская область

ВЫСОКÓ-ВЫСÓКО

Высокó-высóко,
Всякий день и час,
Всюду Божье око
Охраняет нас.

На Небесном троне –
Божье торжество,
Словно на ладони
Все мы у Него:

Каждая тропинка,
Свят ли кто иль плох,
Каждая слезинка,
Каждый выдох-вздох –

Всё Ему открыто,
Всё освещено –
Что давно забыто
И что быть должно…

Канул день вчерашний,
Новый – на порог,
Ничего не страшно,
Если с нами Бог!

г. Лобня
Московская область

Геннадий Красников

Родина. Север. Глубинка.

Жив я, о жизни моля.

Каждая в поле травинка –

Словно кровинка моя.

Снова – знакомой дорогой,

Передохнув в шалаше.

Нет, моя жизнь не убога,

Если я с Богом в душе!

Речка за ельником влажным

Сладкой слезинкой блеснёт.

Горсть голубики от жажды,

Словно от смерти, спасёт.

ст. Ираель
Республика Коми

Анатолий Илларионов

1952 - 2008

Осталось ждать совсем немного:
Быть может, час. Быть может, день.
Там, где пылит моя дорога
Среди поникших деревень.

Среди распластанных оврагов
Я буду ждать Твоих вестей,
Глотая ветреную влагу
Со всех российских волостей.

И поразит меня, как громом,
И стану я Тебе близка.
А Ты пройдёшь в молчанье строгом
По-над течением леска.

По-над течением погоста,
По-над течением любви.
И я пойму легко и просто
Слова и Таинства Твои.

Елена Сапрыкина

Пожелать Тебя одного,

Возлюбить Тебя паче сих,

«Дню довольно беды его,

Не заботься о днях других, –

Ты сказал. – Оставляя страх,

Воротись и иди за Мной»,

Но люблю эту персть и прах,

Эту немощь земли родной.

За протяжный зелёный взгляд

Быстротечной её весны,

За сиротский моленный плат

Оскуделой моей страны.

За её осьмигранный крест,

Что цветёт в вековой пыли,

В самых недрах родимых мест,

В сердцевине моей Земли.

Пожелать Тебя одного,

Возлюбить Тебя паче сих,

«Дню довольно беды его,

Не заботься о днях других…»

Но куда мне её девать,

Наши жизни переплетя,

Как мою немощную мать,

Как больное моё дитя?!

Рати праведных несть числа

В предстоянье её святынь,

Кровь живая травой взошла,

Прозвенев небесам: «Аминь!»

Так оставь же мне благодать

Плотью рода в неё врасти,

О Земле моей вопиять,

Вместе с нею к Тебе войти.

г. Киров

МОЛИТВА

Помилуй, Боже, тех, кого люблю,

спаси их недоверчивые души,

дай уцелеть большому кораблю

и малому плоту дойти до суши.

Меня прости за то, что забывал

о жалости, о совести и чести,

дай пережить любой девятый вал,

дай быть, где скажешь, но со всеми вместе.

Москва

Александр Ревич

1921 – 2012

МОЛИТВА

Забудь моё имя.

Пускай растворится, как дым,

И голос возьми –

Ни к чему бесполезная песня.

Позволь хоть снежинкой

Кружиться над лугом моим,

Над речкой и полем –

Над всем этим краем безвестным.

Пускай не у моря,

Мне только б смотреть с высоты

На эти дома,

На ушедшие в небыль деревни,

На лес поредевший,

Стоящие насмерть мосты –

Они, как часовни, застыли

В молении древнем.

Позволь мне остаться

На стрелке затерянных рек

Песком или камнем,

Прибрежною белою глиной.

Не дай отступиться,

Когда отступается век

И прадед молчит,

Укоризненно глядя

Мне в спину.

д. Корякино
Архангельская область

Ольга Корзова

Стоят фонари бледные,

Изображают уют...

Бедным подают бедные –

Богатые не подают.

Холодно тем, кто рос среди

Люминесцентных огней...

Подай мне терпения, Господи,

Голодной душе моей.

Москва

Алексей Шмелёв

ПРОЧЁЛ

Я прочёл на странице семьсот двадцать два,

Что из желтых костей прорастает трава,

И не выжечь её сквозняками;

А однажды и люди воспрянут из пут,

И сквозь чёрное небо они прорастут,

Облака раздвигая руками.

Я прочёл на какой-то из главных страниц,

Что мы, люди, прекраснее лилий и птиц,

И чудеснее ангелов Божьих;

Мы спасёмся с тобой от воды и огня,

Только крепче, мой ангел, держись за меня

На подножках и на подножьях…

Я и сам-то держусь ослабевшей рукой

За уют, за уклад, за приклад, за покой,

За насечки по счёту убитых;

Только где-то прочёл я – спасут не стволы,

А престол, пред которым ослы да волы

И повозки волхвов даровитых…

г. Домодедово
Московская область

Александр Хабаров

1954−2020

Из зимних снов полынной целины

соткутся две души и два обличья,

когда пробьёт травинка тишины

бетоны моего косноязычья.

И станет тихо, словно в мире снов,

душистых и сочащихся, как вишня.

И станет слышно всех окрестных псов

и лишь меня (как бабочку) не слышно.

И лягут на весы,

как клин и клин,

разбрасывая ржавчину и плесень,

любовь моя и веточка-полынь,

и та, что горше, снова перевесит.

Ах, милая, не смейся надо мной!

Пока ты подбирала к слову слово,

я вновь во сне

встречался с тишиной....

Она – точь-в-точь, как «Троица» Рублёва.

Самара

В АТМОСФЕРЕ ДРЕМУЧЕЙ, ОГРОМНОЙ

В атмосфере дремучей, огромной,
за лесами, за Волгой-рекой –
слушать издали гомон церковный,
обливаясь звериной тоской…

Лес гудит, как ночная машина,
ветром-ухарем взят в оборот.
И душа, как стальная пружина:
не опомнишься – грудь разорвёт!

…Как поют они чисто и внятно
в тесном храме – ничьи голоса!
Неужели тебе непонятно:
там от века синей небеса.

Только там – за оградой церковной,
там – под сводами горней мечты
обиталище Воли Верховной!
Так войди же под своды и ты!

Обогни не слепую ограду,
отыщи не глухие врата –
и получишь Свободу в награду.
И – Любовь! И уже – навсегда!

Санкт-Петербург

1931 – 2019

Молитва

Если б я умел Тебе молиться,

повторял бы только и всего:

«Господи, минута эта длится,

и не нужно больше ничего!»

Если б я умел Тебе молиться,

я просил бы именем Твоим:

«Дай минутой этой поделиться,

словно хлебом, с теми,

кто любим!..»

г. Лобня
Московская область

Геннадий Красников

Матушка Церковь

Матушка Церковь, бояться не надо,

Чистый горит небосвод.

Матушка Церковь, пришли твои чада,

Тихо стоят у ворот.

В юных очах отражение битвы,

Страх и животная мгла…

Ты расскажи им простые молитвы,

Те, что века берегла.

Да, они грабили эти оклады,

Скорбные лики топча,

Ради пустой и короткой услады,

Ради куска кумача.

Кто-то теперь прозябает в опале,

Кто-то навеки забыт.

Все кумачи пронеслись и пропали.

Матушка Церковь – стоит.

Москва

Лариса Тараканова

Бога нет…

Ну что ж, и слава Богу…

Без Него достаточно хлопот.

Сея в сердце

смутную тревогу,

над землёй

пасхальный звон

плывёт.

Невзирая

на погоду ветреную,

возвращаясь

с поздних именин,

с головы снимает

шляпу фетровую

в общем-то нормальный

семьянин.

Бога нет…

Но так, на всякий случай,

позабыв про деньги и харчи,

затаи дыхание

и слушай,

как пасхальный звон

плывёт в ночи.

Всё сильней,

всё праведней и выше,

золотой

звучащею стеной

движутся колокола,

колыша

чёрный воздух

над моей страной.

Бога нет…

Ну что ж, я понимаю…

И, влюблённый в белый, в бедный свет,

я глаза спокойно поднимаю

к небесам,

которых тоже нет.

1980

Санкт-Петербург

Геннадий Григорьев

1950 - 2007

Церковь Божия, милость к нам Божия,

Сколько страшных столетий подряд,

С кораблями межзвёздными схожие,

На земле эти храмы стоят.

Час придёт, и Вселенная сдвинется,

Встанет пламя гудящей стеной.

И тогда эти храмы поднимутся

Над усталой и грешной землёй.

В час, когда с неба звёзды покатятся,

У последней беды на краю,

Дай мне, Господи, время покаяться,

Уповая на милость Твою!

Дай увидеть хотя бы окраину…

А пока по ступеням веков

Нас привел сатана, нераскаянных,

В рай пластмассовый для дураков.

Всё развязней он лупит по клавишам,

Всё разнузданней пляшет земля…

Дай нам, Боже, схватиться за краешек

Уходящего ввысь корабля.

Москва

Леонид Дербенёв

1931 – 1995

Стихи о борьбе с религией

Раз приходит отец – вечерком, с трудового ристанья,

Покрутил моё ухо и чуть посвистал «Ермака».

«Ты слыхал, удалец? Получил я сегодня заданье –

Завтра храм разгружать. Пресвятых раскулачим слегка».

«А что будет потом?» – «А потом-то кратки уже сборы:

С полутонны взрывчатки – и вихорь к седьмым небесам.

Заходи-ка вот завтра. Заглянешь там в Божьи каморы.

Покопаешься в книгах. Сварганю что-либо и сам».

А во мне уже юность звенела во все сухожилья

И взывала к созвездьям и к вечным скрижалям земли.

А за полем вечерним, расправив закатные крылья,

Византийское чудо сияло в багряной пыли.

Я любил эти главы, взлетавшие к высям безвестным,

И воскресные звоны, и свист неуёмных стрижей.

Этот дедовский храм, украшавший всю нашу окрестность

И всю нашу юдоль освящавший короной своей!

Пусть не чтил я святых и, на церковь взглянув, не крестился,

Но, когда с колокольни звала голосистая медь,

Заходил я в притвор, и смиренно в дверях становился,

И смотрел в глубину, погружённую в сумрак на треть.

Замирала душа, и дрожало свечное мерцанье,

А гремящие хоры свергали волну за волной.

И всё чудилось мне, что ступил я в предел Мирозданья

И что вечность сама возжигала огни предо мной.

Нет, не с Богом я был и не в храме стоял деревенском,

И душа замирала совсем под другим вольтажом.

Эти вещие гимны, летящие к высям вселенским!

Это бедное сердце, омытое лучшим дождём!..

И пришёл я туда – посмотреть на иную заботу!

Не могу и теперь позабыть той печальной страды, –

Как отцовские руки срывали со стен позолоту,

Как отцовский топор оставлял на иконах следы.

Изломали алтарь, искрошили паркетные плиты,

И горчайшая пыль закрывала все окна кругом.

И стояли у стен наши скорбные тётки Улиты,

Утирая слезу бумазейным своим лоскутком.

А потом я смотрел, как дрожали отцовские руки,

Как напарник его молчаливо заглатывал снедь…

Ничего я не взял, ни единой припрятанной штуки,

И смотрел по верхам, чтобы людям в глаза не смотреть.

Я любил эти своды, взлетавшие к высям безвестным,

И воскресные хоры, и гулы со всех ступеней…

Этот дедовский храм, возведённый строителем местным

И по грошику собранный в долах Отчизны моей!

И смотрел я туда, где сновало стрижиное племя,

Залетая под купол, цепляясь за каждый карниз.

И не знал я тогда, что запало горчайшее семя

В это сердце моё, что грустило у сваленных риз.

И промчатся года, и развеется сумрак незнанья,

И припомнится всё – этот храм, и топор, и стрижи, –

И про эти вот стены сложу я вот это сказанье

И высокую Песнь, что споётся у этой межи.

Пусть послухает внук – и на деда не смотрит столь криво:

Хоть и робок бывал, а любил всё же правду старик!..

Ты прости меня, Боже, за поздние эти порывы

И за этот мой горестный крик.

Москва

Николай Тряпкин

1918 - 1999

В беззакониях зачат, во гресех роди меня мати…

Не омыли в купели, по жизни пустили бескрестным.

Над попами смеялись. Детишек пугали распятьем

И учили орать на собраньях безбожные песни.

Но в минуты отчаянья – «Господи!» – к Богу взывал я.

То душа моя плакала, каялась – Веры просила.

То по церкви родной православная суть тосковала,

По молитвам – во мне – православная кровь голосила.

И, когда, замерев пред часовней иль храмом Господним,

Шестикрылые песни крестов целовал я глазами,

Памятливые пальцы сжимались невольной щепотью

И беспамятный лоб осеняли трёхперстным касаньем.

И в беспамятный лоб приходило прозренье по мере

Осознанья того, что любовь – это степень страданья.

И огарок души потянулся – всей жаждою – к Вере,

Корешками судьбы прорастая во глубь мирозданья.

И – никто не велел. Но душа – в Божьи длани уткнулась,

Божьим сыном вернулась к Отцу из скитаний напрасных.

В русских жилах моих православная кровь не свернулась,

Вековая свеча Православья во мне не погасла.

Только в церкви восходит до Господа царство земное,

Только в церкви нисходит Небесное Царство на грешных.

Слава Богу, вернулась душа, причастилась покоя,

Слава Богу, не будет вне дома страдать безутешно.

…Под иконами свечи поставлю за маму и папу,

Никого средь людей не нашёл я на свете дороже…

Золотою слезой будет воск по подсвечнику капать.

Ошибаются люди, но Бог – ошибиться не может.

Мурманск

1959 − 2017

Жаркий полдень. Пыльная дорога.

Сельский храм. Полуоткрыта дверь.

Целый век прожившему без Бога,

Что же мне сказать Ему теперь?

Много ль смысла в запоздалой вере?

Болью сердце стиснуло в груди.

Слышен голос тихий из-за двери:

– Заходи, раб Божий, заходи...

Москва

Виктор Кочетков

Справа речка, а слева опушка,
А грибов-то – под каждым кустом,
Деревянная мокнет церквушка
Под холодным осенним дождём.

Скрипнет дверь, запоют половицы,
И ни певчих, ни благостных лиц,
На стенах из журнала страницы,
И святые глядят со страниц.

Я таких не видала окраин,
Позолота нигде не блеснёт,
И в поношенной рясе хозяин
В одиночестве службу ведёт.

Спозаранку молебен читает
За страну и за завтрашний день,
Уж не крестит, а всё отпевает
Поколенье глухих деревень.

Всё едино – дожди, завируха,
Эту древнюю дверь отопрёт,
Приблудится, бывает, старуха,
И свечу, как на память, зажжёт.

Столько света в приюте убогом,
Что, теряясь, почти не дыша,
Прослезится от близости с Богом
Непутёвая чья-то душа.

г. Калининград

Светлана Супрунова

Свеча, что ребёнок из церкви несёт,

Что гаснет… но не угасает!

Светла, как надежда, что что-то спасёт,

Когда ничего не спасает.

Санкт-Петербург

Ирина Моисеева

Здравствуй, церковь! Примешь? Впустишь?

Каюсь, грешен, жил безбожно.

Я пришёл, поскольку – русский.

Я пришёл, поскольку – тошно.

Гадок плен чужой свободы –

Беспредельной, злобной, ложной.

Я пришёл под эти своды

Исцелиться Словом Божьим.

В мире – умопомраченье,

Больше некуда укрыться.

Добрый батюшка-священник,

Научи меня молиться.

От дурмана истин лживых

Гаснет разум. В сердце – мглисто.

Душен мир. Но души – живы

Ясным светом вечных истин!

Крест кладу я неумело.

Непривычен... Не приучен...

Но душа переболела.

И на сердце – светлый лучик!

Мурманск

1959 − 2017

Плоть осквернена и дух затмен

Посреди отчаянья и срама.

Это время дьявольских подмен

Оставляю за пределом храма.

Здесь же свечи тонкие горят,

Как соборы в небеса главами,

И молитвы Господу творят

Древними забытыми словами.

Надо мною ангела крыло,

Воспевает хор протяжным гласом.

А вокруг дыханье и тепло

Множества, не видимого глазом.

Жизнь ушла, страдая и спеша,

Здесь же, под святыми образами,

Вдруг заплачет девочка-душа

Детскими, отрадными слезами.

Ростовская область

Из св. Феофана Затворника

Братие, не тяготейте

к земному.

Тленно земное. Есть счастье

одно –

это дорога к Небесному

Дому.

Неизменяемо, верно оно.

Братие, каждый и волен,

и властен

выстроить в сердце

Небесный свой Дом,

ибо таким будет вечное

счастье,

как мы короткую жизнь

проживём.

Новосибирск

Александр Плитченко

1943 - 1997

Не надобно иллюзий

ни о широком пузе,

ни о крутой машине,

ни о святом режиме.

Не жди ни одобренья,

ни правды… Бог, любя,

приводит ко смиренью

за шиворот тебя.

Кострома

Любит Бог избранников Своих –

Им открыты горние чертоги.

Только нам, смиренным и убогим,

Слабым, грешным, не хватает их.

Кажется, что больше нету сил:

Есть ли доля русской доли горше!

А за лаврой Невскою всё больше

Дорогих оплаканных могил.

Скорбью переполнены сердца.

Только благ Господь и знает меру.

И Владыка завещал за веру

Нам стоять до самого конца.

Санкт-Петербург

Татиана Егорова

Непогода, ноябрь на Руси.

Мать уехала в Борисоглеб.

– Отче наш, – прошепчу в небеси,

про насущный промолвлю про хлеб.

Это было полвека назад,

это вспомнилось только сейчас.

– Отче наш, не Твои ли глаза

на меня посмотрели, лучась?

Тяжело протекали века,

колокольня устала, звоня.

– Отче наш, не Твоя ли рука

эти годы хранила меня?

На поруганный храм погляжу,

на прозябшее это жнивьё.

Ничего я Тебе не скажу

в оправданье своё.

– Отче наш! Я плохой ученик,

растерял я друзей и подруг,

прогибаются полки от книг,

отбивается сердце от рук.

г. Одинцово
Московская область

Валерий Лобанов

Прощание с Армией

В разгаре марта, февраля ли,

К исходу Мировой войны

В последний раз в строю стояли

России верные сыны.

И Государь, с которым рядом

Они войны тянули воз,

Глядел на всех прощальным взглядом

И не скрывал прощальных слёз.

Ведь все присягу принимали…

Застыли Армия и Флот,

Ещё не зная о провале,

Который их, как бездна, ждёт.

И не нашлось в тот день кого-то,

Кто б за Царя подставил грудь.

Нигде – ни гвардии, ни роты

Во всей Руси… кого-нибудь…

На лицах таял снег покуда,

России чёрный год настал.

И вечер, как печать Иуды,

Их всех в чело поцеловал.

Впоследствии раскрылась дверца

Для каждого в житейский ад…

Где лучиком остался в сердце

Царя прощальный, кроткий взгляд.

Кострома

Про батю

Протащили батю враз через толпу,

Привязали батю к крестному столпу,

Грянул хор незрячих: «Неповадно чтоб,

Как народ дурачил, сознавайся, поп!» –

«Братие и чада, в чём моя вина?

Я служил как надо и выслужил сполна…

Только правду Божью паче сих любил,

Души вам тревожил, всё трезвил, да строжил,

Да детей крестил».

А в степи далече кречет да кулик,

И не слышно в сечи запрестольный клик:

«Выводи, кривая, из крещенских вод,

Где кресты срывает не народ, а сброд.

А что не слышно стону?!» Ахнула толпа

В смертную истому грешного попа,

По траве нездешней расстилался дым…

Грешный батя, грешный, а вот стал святым.

г. Киров

Родства запоздалый помин

Мне горечью к сердцу прихлынет:

Как много в России полыни,

Седая до сини полынь.

Фамилию деда храня,

Была крещена половодьем,

Осталась поповским отродьем,

Как звали соседки меня.

Темнеет лицо до бровей,

В минуту сжимаются годы,

Когда я вступаю под своды

Поруганных этих церквей.

Но там, где без часу и дня

Прошу о последнем покое,

Как будто родною рукою

Он крестит и крестит меня.

Москва

Ольга Постникова

Не комедия, не драма –

просто ночью иногда

заколоченного храма

скрипнут ржавые врата...

Свет лампад сочится в щели, хор:

«Спаси и сохрани...»

И выходит в мир священник,

убиенный в оны дни.

Крестным знаменьем широким

осенит поля с холма

и блуждает, одинокий,

словно выжил из ума.

Архаичен в мире новом,

глянет в сторону небес –

и на храме безголовом

воссияет звёздный крест.

Поп идёт легко и прямо,

словно видит Божьи сны...

Не комедия, не драма,

просто – ночь. Моей страны...

Санкт-Петербург

ПРОКОПИЙ ВЕЛИКОУСТЮЖСКИЙ

1931 – 2019

На Шуваловском погосте

Похоронена родня.

Мы приходим к деду в гости.

Это скучно для меня.

За рукав отца тяну я,

Мама плачет на ходу,

Ветер воет, птиц волнуя,

В прикладбищенском саду.

Над берёзовой посадкой

Крик ворон, синичий свист…

Мама крестится украдкой,

Ибо папа – атеист.

Я кручу рукою веник,

Где-то колокол гудит,

А для бабушки священник

Дымным ладаном кадит.

Я боюсь его. Мне страшен

Дым кадила, крест и гроб.

В страхи детские окрашен

Этот рыжий русский поп.

Это он людей хоронит,

Это он такой злодей,

Это он зерно заронит

Веры будущей моей.

Москва

Владимир Карпец

1954 − 2017

Мы снова в городе. Мне восемь.

Вдали от сосен и полей

Бушует ветреная осень,

Листву срывая с тополей.

И только тени, только тени

Поют о чём-то в глубине…

Сказал физрук на перемене

О третьей мировой войне.

А в шесть четырнадцать с экрана,

Нам излагая наш протест,

Нездешний голос Левитана

Читал правительственный текст.

А после всё затихло вроде,

И, словно ветр во тьме ночной,

Гудели песни о свободе

И о войсках бородачей.

Пришёл отец. Уже с порога

Взглянул нечаянно в окно.

Но где воздушная тревога?

Всё было тихо и темно.

Мелькнула ночь. Всё шло как прежде.

Коснулся окон луч едва,

И словно расцвела в надежде

Уже пожухлая трава.

И толпы, как земные воды,

Прорвав гранит ночного льда,

Текли в депо и на заводы,

Как встарь, как прежде, как всегда…

Никто не знал, что в осень эту

Там, над землёй, шёл зов на Зов.

И кто-то отмолил планету

В глуши, в избе, у образов…

Москва

Владимир Карпец

1954 − 2017

Прокопий Великоустюжский – первый русский

юродивый. Жил в 14-м веке. По преданию – из

немецких купцов. Приехал в Новгород, где

принял Православие. Раздал все деньги и

имущество и отправился странствовать по

Руси. Оказался в богатом купеческом городе

Великий Устюг. Целыми днями сидел на камне,

который сохранился до сих пор, провожая

крестным знамением отплывающие корабли.

В его житии говорится, что молитвами

Прокопия от города была отведена

надвигавшаяся туча из раскалённых камней,

посланная на устюжан в наказание за их грехи.

Каменный дождь пролился за городом. Поле,

усеянное булыжниками, и сейчас показывают

туристам, приезжающим в Великий Устюг.

Однажды зимой юродивого нашли замёрзшим

на паперти.

Прокопий праведный причислен к лику святых. –

Прим. автора

Где родился, там не пригодился.

Как чужою верой обрядился

и чужой стал берег как милей

своего?.. Сокрыты эти тропы.

Ведом только праведный Прокопий,

провожатый душ и кораблей.

Ежедневным обходил дозором

все владенья своего позора,

чужестранец – всякой стороне.

Тумаки, объедки и лохмотья...

И комочек выветренной плоти

на холодном сером валуне.

А над ним, над старцем и молодкой,

надо всем промозглым околотком,

где в обнимку липы и кресты,

над холмом, над смехом и печалью,

над лесной, юродивою далью,

хоронящей татей и скиты,

над протяжным водным караваном,

над дыханьем и над бездыханным,

над реки началом и концом,

над собакой с лапой перебитой,

выше звёзд – убогого молитва,

как крыло – над мёрзнущим птенцом.

И когда отбеленная скатерть

покрывает берега и паперть,

а в полях, как будто неживых,

всё ложатся и ложатся хлопья,

помяни же, праведный Прокопий,

ты и нас в обителях своих.

Сергей Комлев

СТИХИ НА ТРОИЦУ

В год Петуха,

в багрово-красный год,

нас помня и молясь за наше здравье,

Андрей Рублёв,

небесный тихоход,

гуляет в колокольном разнотравье.

Он добавляет сини василькам

и солнечности лютикам-ромашкам.

Порхает и гуляет по рукам

коровка божья,

добрая букашка.

Креста и рясы нет на нём уже,

он сам давно – как крест животворящий,

плывущий

по невидимой меже

меж будущей страной и настоящей.

Но крестится и молится за Русь,

и смотрит вниз

на свежие могилы...

Скажи, сынок, что с нами будет, милый?

– Не бойтесь, – говорит –

Я помолюсь...

Самара

БОГ ГОВОРИТ ГАГАРИНУ…

Бог говорит Гагарину: Юра, теперь ты в курсе:

нет никакого разложения с гнилостным вкусом,

нет внутри человека угасания никакого,

а только мороженое на площади на руках у папы,

запах травы да горячей железной подковы,

березовые сережки, еловые лапы,

только вот это мы носим в себе, Юра,

видишь, я по небу рассыпал красные звёзды,

швырнул на небо от Калининграда и до Амура,

исключительно для радости, Юра,

ты же всегда понимал, как всё это просто.

Мы с тобой, Юра, потому-то здесь и болтаем

о том, что спрятано у человека внутри.

Никакого секрета у этого, никаких тайн,

прямо как вернёшься – так всем сразу и говори,

что не смерть, а яблонев цвет у человека в дыхании,

что человек – это дух небесный, а не шакалий,

так им и рассказывай, Юра, а про меня не надо.

И ещё, когда будешь падать –

не бойся падать.

Донецк

Анна Долгарева

Ночью черниговской с гор араратских,

шёрсткой ушей доставая до неба,

чад упасая от милостынь братских,

скачут лошадки Бориса и Глеба.

Плачет Господь с высоты осиянной.

Церкви горят золочёной извёсткой,

Меч навострил Святополк Окаянный.

Дышат убивцы за каждой берёзкой.

Еле касаясь камений Синая,

тёмного бора, воздушного хлеба,

беглою рысью кормильцев спасая,

скачут лошадки Бориса и Глеба.

Путают путь им лукавые черти.

Даль просыпается в россыпях солнца.

Бог не повинен ни в жизни, ни в смерти.

Мук не приявший вовек не спасётся.

Киев поникнет, расплещется Волга,

глянет Царьград обречённо и слепо,

как от кровавых очей Святополка

скачут лошадки Бориса и Глеба.

Смертынька ждёт их на выжженных пожнях,

нет им пристанища, будет им плохо,

коль не спасёт их бездомный художник

бражник и плужник по имени Лёха.

Пусть же вершится весёлое чудо,

служится красками звонкая треба,

в райские кущи от здешнего худа

скачут лошадки Бориса и Глеба.

Бог-Вседержитель с лазоревой тверди

ласково стелет под ноженьки путь им.

Бог не повинен ни в жизни, ни в смерти.

Чад убиенных волшбою разбудим.

Ныне и присно по кручам Синая,

по полю русскому в русское небо,

ни колоска под собой не сминая,

скачут лошадки Бориса и Глеба.

Харьков

Борис Чичибабин

1923 - 1994

О МАТРОНЕ АНЕМНЯСЕВСКОЙ

Горит земля до донышка,

до брёвнышка – в дыму,

а где живёт Матрёнушка,

неясно никому.

Не в темноте обидчивой

в сенях, на сквозняке,

а в теплоте провидческой,

у Господа в руке.

Чтоб помощь скороспешную,

иметь нам и в огне.

Шепчу во тьму кромешную:

«Матрёнушка, и мне…»

Черкассы
Украина

Елена Буевич

ПРЕПОДОБНЫЙ ИРИНАРХ

Шёл угодник Божий

преподобный Иринарх.

Шёл с привычной ношей –

со крестом на раменах.

Повелел игумен –

вот и шёл он на Москву.

Шёл по тропкам куньим

по суглинку и песку.

Сзади в дивном блеске

рдели звонкие кресты –

то Борисоглебский

плыл по небу монастырь.

Пела речка сбоку,

впереди – боры стеной.

Славки славят Бога

в тишине берестяной.

Гикнет чаща лешим –

свистнет бес и сгинет вмиг.

«Боже, аз есмь грешен!» –

крестится смиренный мних.

Там, за окоёмом,

где бессилен бренный взор,

взором потаённым

зрит он горе и разор,

Казни и пожары,

и нашествие Литвы...

Крепко в посох ржавый

пальцы чёрные влиты.

Крепок телом старец

и душа его легка.

Позади остались

поймы, войны и века,

Беды и невзгоды –

все смогли-превозмогли.

Над Кремлём восходит

солнце Рускыя земли.

Красные хоругви,

перезвоны день-деньской...

Будем живы, други,

между Богом и Москвой.

Москва

Владимир Яковлев

1952–2016

Когда меняли вид материки,
здесь жили люди – нынешним не ровня…
На Соловках – Филипповы ставки,
и рядышком – Филиппова часовня.

Здесь нынче осень. Воздух серебрист.
Подкараулив, падает на плечи
наполовину пожелтевший лист,
что тяжелее жизни человечьей.

Наверно, так же, глядя в синеву,
игумен шёл по этим тёплым плитам,
он ранним утром отплывал в Москву,
в опричную метель митрополитом.

Был царь лобаст и на расправу скор,
не в состраданье верил, а в измену…
Остался белый, праздничный собор,
да этот пруд, да крепостные стены.

Здесь нынче осень. По мосткам, гужом,
пройдём сквозь лес и в дом упрёмся хмурый,
где в тёмном брусе – глубоко, ножом –
изящно просто – «СПЕЦКОМЕНДАТУРА»…

Давно не веря правильным речам,
живу в стране, где два начала слиты:
здесь памятники ставят палачам
и берегут ставки митрополитов.

Харьков

Константин Савельев

...– 2016

ПАМЯТИ ЕВГЕНИЯ РОДИОНОВА

Умирал солдат в плену,
Крест не сняв с груди под пыткой.
Шла в то утро от калитки
Мать по тропочке к нему.

Подошла к солдату мать,
Светом тьму вокруг закрыла.
Чтобы легче умирать
Сыну праведному было.

Чтобы видел он поля,
Чтобы слышал голос Бога,
Чтобы русская земля
Крест нести – дала подмогу,
До последней до слезы.
До последней капли крови.

…Там – за отблеском грозы
Встал он рядом – с теми вровень,
Кто оставил землю нам –
Свет священный православья.
Он теперь с родными – там,
На незыблемой заставе.

Москва

Людмила Шикина

1932 – 2021

ОБРАЗОК

Ни кола и ни двора,

только дух и только сердце,

да за приоткрытой дверцей

Мирликийский Николай.

Я – блаженный стихотворец,

мироплаватель земной.

Ты – Никола Чудотворец,

путешествуешь со мной.

Нет ни дочери, ни сына,

только жизнь, и все дела.

Ты не гневайся, уж, сильно

Мирликийский Николай.

Жизнь с любовью и тоскою,

выпавшая мне разок.

…А под правою рукою

положите образок.

Может жизнь прошла не зряшно?

Мне с тобою – по пути,

мне с тобой не будет страшно

тьмы загробные идти.

г. Одинцово
Московская область

Валерий Лобанов

О ветер дороги, весёлый и волчий!

Сквозняк по хребту от знакомого зова.

Но жаркою властью сокрытого слова

Крещу уходящего снова и снова:

– С тобой ничего не случится плохого.

Вдогонку. Вослед. Обязательно молча.

Меня провожали, и я провожаю:

– Счастливой дороги.

– Ну сядем. Пора.

А маятник косит свои урожаи.

Мы наспех молчим, а потом уж рубаха

Становится мёртвой и твёрдой от страха –

Не сразу. Не ночью. В четыре утра.

Но страхи оставшихся – морок и ложь.

Терпи, не скажи, проскрипи до рассвета.

Не смей нарушать молчаливое вето,

И ангелов лишней мольбой не тревожь.

А если под горло – беззвучно шепчи

Про крылья, и щит, и про ужас в ночи.

Он стольких сберёг, этот старый псалом:

Про ужас в ночи

И про стрелы, что днём.

Москва

Ирина Ратушинская

1954 − 2017

Преподобне Антоние Сийский,

О предивный помощниче наш,

Жизнь уходит с просторов российских,

Остаются – печаль и пейзаж.

Вдаль – дороги, как судьбы, разбиты,

Вдоль – деревни, пусты и черны…

Помяни наши митрополиты,

Удрученный народ помяни.

Умираем в похмелье тяжёлом

Среди самых великих полей.

Ты стоишь перед Божьим Престолом,

Помолись своим чудным глаголом

И любовью блаженной согрей.

Сыктывкар

Только тем немножечко

и живу,

что молитвы лодочка

на плаву…

Кострома

Так таинственно и нежно шепчет ветер,

Притаясь пугливо у воды…

Господи, я знаю: всё на свете –

Это Ты.

Путаясь в причудливых созвездьях,

Задохнусь от запахов травы

И замру от гуда пчёл в соцветьях

И от жутких уханий совы.

Тихо поцелует меня ветер,

Лишь едва касаясь головы,

И опять услышу: всё на свете –

Это Ты.

Ирина Дьякова

Новый день – и новый стих:

И сомненья, и тревоги,

И смятенье, и дороги,

Ветра вольного мотив.

Глянешь в небо голубое –

Всё пропитано Тобою...

Каждый шорох, каждый вздох –

Всюду Бог.

Липецк

Алла Линёва

– Пети, пети, пети! – птица за окном.

Мир зелёный зрети под живым крылом,

Воздухом дышати, свежим, как трава,

В синеву взмывати, как весной листва.

Всё на этом свете – только для того,

Чтобы жизнь воспети в милости Его,

Всё Ему воздати… – а там станет звать:

– Спати, спати, спати! – ласковая Мать.

г. Астана
Казахстан

Валерий Михайлов

Такая осень на дворе,

Такая осень!..

И просинь неба в октябре.

Как на подносе…

А листопад, а листопад –

Благословенье…

И вдруг захочется назад

Вернуть мгновенье.

И в этот миг не будет слов,

Но будут звуки:

Небесный звон колоколов

По всей округе.

И полной грудью, глядя в даль,

Вздохнёшь глубоко,

И сердцем, утолив печаль,

Услышишь Бога.

г. Щербинка
Московская область

Геннадий Карпунин

ТЕБЕ, ГОСПОДИ!

Бегу по земле, притороченный к ней.

Измученный, к ночи влетаю в квартиру!

И вижу – Тебя… И в потёмках – светлей.

…Что было бы с хрупкой планетой моей,

когда б не явились глаза Твои – миру?

Стою на холме, в окруженье врагов,

смотрю сквозь огонь на танцующий лютик.

И вижу – Тебя! В ореоле веков.

…Что было бы с ширью полей и лугов,

когда б не явились глаза Твои – людям?

И ныне, духовною жаждой томим,

читаю премудрых, которых уж нету,

но вижу – Тебя! Сквозь познания дым.

…Что было бы с сердцем и духом моим,

когда б не явились глаза Твои – свету?

Ласкаю дитя, отрешась от страстей,

и птицы поют, как на первом рассвете!

И рай различим в щебетанье детей.

…Что было бы в песнях и клятвах людей,

когда б не явились глаза Твои – детям?̉

И солнце восходит – на помощь Тебе!

И падают тучи вершинам на плечи.

И я Тебя вижу на Млечной тропе.

…Но чтоб я успел в сумасшедшей судьбе,

когда б не омыла глаза мои – Вечность?

Санкт-Петербург

1931 – 2019

Рождество Пресвятой Богородицы

Матерь Божья, мир души, отрада,

Непорочно вечный свет зари,

Подари

Нечаянную радость,

Мир надежды людям подари.

Подари скорбящим исцеленье,

Жаждущим подай глоток воды,

Грешникам даруй пути к спасенью,

Отведи бедовых от беды.

Отведи от проклятых

Проклятья,

От злословной порчи отведи.

Пусть поверят люди в то,

Что братья –

Все, кто повстречался им в пути,

Все, кто стал опорой и оградой,

Веру дал, сочувствие своё,

Ведь для всех – нечаянная радость,

Богоматерь, Рождество Твоё.

А себе прошу я,

Скромный житель

Той земли, что я счастливым стал,

Чтобы долго ангел – мой хранитель

Правого плеча не покидал.

Дай мне дар, чтоб быть к себе построже,

Ко всему, чем я живу и жил.

Только не давай мне, если можешь,

То, чего грехами заслужил...

Светлая. Пречистая. Святая.

В этот день, не пряча торжество,

Ткёт тропинку осень золотая

К дню Рожденья Сына Твоего.

И по ней

Идти моей России

В нимбе из тернового венца

К дням Рожденья Матери и Сына

И к Престолу светлому Творца.

Москва

Владимир Фирсов

1937 - 2011

Нынче медно-зеркальное солнце,

И, как тёмным колодезем, дым

Вдоль стволов в световое оконце

Шёл миндальным столпом винтовым.

Жгут листву, и бестрепетно древо!..

…Сколь нешумно Твоё торжество.

Богородица, радуйся, Дева,

Наступило Твоё Рождество.

За окладами елей столетних

Облака розовей и нежней.

Стал на воздухе в травах последних

Запах тёмной крапивы слышней.

От сиреневых, палевых сосен

Вкось неяркая тень пролегла…

Даже вид наш, наверно, несносен

Стал Тебе, а не то что дела…

Сколько лет Ты от нас в отдаленье!

Нас детьми от Тебя увели.

Чуть не век, будто на поселенье,

Пробыла Ты за краем земли…

С той фатальной ошибки российской

Мы в посмертном долгу пред Тобой,

Но склони же Свой плат византийский

К голове моей полуседой;

Обрати Своё сердце к затворам,

К тем, где даже и слёзы не льют,

Где овчарку с уклончивым взором

Инородцы-солдаты ведут.

Москва

Ольга Ермолаева

ЧАБРЕЦ

(Богородицкая трава)

В Богородичный день, утопающий в ласковой сини

Осенин, облачённых в сентябрьский кровавый багрец,

На бескрайних полях, на безмолвных полянах России

Богородской травой возрастает пахучий чабрец.

Что за дивные сны с чабрецом навевает подушка,

С тем, которым иконный оклад украшали в Престол.

И прекрасной царевною станет простая лягушка,

И не станет помехою кречетам ясный соко́л!

Сколько сложено сказок о сём на людскую потребу.

Как причудлива их златотканая, мудрая вязь…

Рождество Богородицы – лествица в чистое небо.

Рождество Богородицы – осени топкая грязь.

А из грязи, хвостатый бунчук на скаку поднимая,

Смертным мороком явятся тысячи волчьих сердец.

И падут ковыли в полный рост под пятою Мамая,

Но пригнётся к земле, распрямившись, Непрядвы чабрец!

И навстречу врагу под хоруговью «Ярого ока»,

В Богородичный день, богородской любимой травой,

Вылетают засадные вершники князя Боброка,

Созываемы в битву Архангела звонкой трубой!

И усеется поле коростою ратного спора –

Куликово,

заветное,

в поросли из чабреца.

Расточится туман, и заря, словно плат омофора,

Ниспадёт на траву –

и не будет России конца!

Москва

БОГОРОДСКАЯ ТРАВА

Собирала Богородица

Богородскую траву,

Горевала, что не родится

Никого уже в хлеву.

Ни пресветлого ребёночка,

Ни домашнего скота, –

Затянула хлев, как плёночка,

Мировая пустота.

Ни к чему, тесьмой обвитая,

Богородская трава,

В ночь купальскую добытая

От чужого колдовства.

Те затеи позаброшены

В шумных некогда дворах,

Ясли пылью запорошены,

Вместо сена – серый прах.

И в страданьях предстоящих

Не утешит травный дух

Одиноких, уходящих,

Богу преданных старух.

Москва

Светлана Кузнецова

1934–1988

Покров

Покров засыпал землю мокрым снегом –

Предвестьем приближения зимы,

Чтоб поскорей сентябрьскую негу,

Прощанье с летом позабыли мы.

Пора готовить встречу гостье новой:

Проветрить шубы, утеплить жильё,

Поставить на железные подковы

Подвижное имущество своё.

Что проку грезить тёплыми деньками?

Грядущее за окнами пуржит.

Покров в России – Богоматерь с нами!

И нужно просто слякоть пережить.

Москва

Валерий Латынин

ВОЛХВЫ

В снежные руки пастушеский кнут

Ветер возьмёт, по белеющим кочкам

Щёлкнет сердито… Волхвы всё идут,

Богу подарки несут в узелочках.

Где ж тот предвиденный град Вифлеем?

Бодрствует? Спит, очарованный Чудом?

Он за снегами не виден совсем,

Спрятан в просторе безлюдном.

Путь ощетинился глыбами льда,

Колется снег, словно хвойник подстожный.

Но указует дорогу Звезда. –

Значит, назад повернуть невозможно.

Делай, что должно, неси и храни,

Свет очага прозревай сквозь метели, –

Только столетья, и годы, и дни

К Божьей сложи колыбели!

Архангельск

ПАМЯТИ АЛЕКСАНДРА СИДЕЛЬНИКОВА

Отступаем. Всё меньше и меньше
Верных воинов стылой зари.
По-над копьями огненно плещут
Наши стяги в засохшей крови.

Завершили, что нам предрекали,
Искупая не нашу вину.
И вороньи голодные стаи
Закружили ночную страну.

Отступаем. Закончены битвы.
Нашим мёртвым положен покой.
Нашим вдовам открыты молитвы
В белой церкви над чёрной рекой.

Молчаливы в поломанном строе.
В слое пыли не блещут щиты.
Лишь сердца надрываются в стоне,
Когда топчем и топчем цветы.

Когда всё, что могли, – совершили.
Когда главное всё –
Нас ломали, но нас не сломили.
Наша правда – кресты на груди!

Наша вера – в глазах на хоругвях,
Наша воля – в нетварном огне.
Отступаем в порезах и струпьях,
Оставляя просёлки во мгле...

Отступаем. Но сеем могилы
Самых близких и чистых друзей.
И земля восполняется силой –
Из объятий своих сыновей.

Москва

Василий Дворцов

Мироточат иконы...

Мироточат иконы.

Кровоточат слова.

Колокольные звоны

Над тобою, Москва.

Я устал торопиться

И перечить судьбе.

Окольцованной птицей

Возвращаюсь к тебе.

Постою у порога,

Где толпится народ.

...Кольцевая дорога

Никуда не ведёт.

г. Всеволожск
Ленинградская область

Владимир Шемшученко

Песенка о лёгком иге

Третий глас

Христу Богу работать легко:

Не велит Он каменья носить,

Ни столетние кедры валить,

Ни за счастьем идти далеко,

А велит Он друг друга любить,

Вот и всё, вот и всё, вот и всё!

Киров

Андрей Кононов

РОЖДЕСТВО

Январский день – спокоен,

светел,

как задушевный разговор:

его теплом приютным встретил

Христорождественский собор.

И – тени тают ледяные!

Родильный дом – напротив…

На

снегу папаши молодые

родные пишут имена.

Омск

Юрий Перминов

ПУТЬ

В снежные руки пастушеский кнут

Ветер возьмёт, по белеющим кочкам

Щёлкнет сердито… Волхвы всё идут,

Богу подарки несут в узелочках.

Где ж тот предвиденный град Вифлеем?

Бодрствует? Спит, очарованный Чудом?

Он за снегами не виден совсем,

Спрятан в просторе безлюдном.

Путь ощетинился глыбами льда,

Колется снег, словно хвойник подстожный.

Но указует дорогу Звезда. –

Значит, назад повернуть невозможно.

Делай, что должно, неси и храни,

Свет очага прозревай сквозь метели, –

Только столетья, и годы, и дни

К Божьей сложи колыбели!

Архангельск

Праздник детства

Рождество.

За окном тёмно-сине.

Красит стёкла мороз неспроста...

Мать довольна:

Средь снега и стыни

Собираемся славить Христа.

Невеликое в сущности дело,

Но душа от восторга дрожит...

Снег лежит удивительно белый,

Удивительно добрый лежит.

Меж сугробов, по хрумкой дорожке,

Держим путь спотыкливой гурьбой

В старых валенках, в зябкой одежке,

С Вифлеемской на древке звездой.

И с клубами морозного ада,

Возвещая Христа Рождество,

Валят в избу советские чада,

Славя светлое имя Его.

С Октября идёт год тридцать пятый,

Но от веры народ не отвык,

Пусть мы в школе, как все, – октябрята,

Но с утра – пастухи и волхвы.

Кто-то скажет: «Ну что за нелепость!

Сочинений сегодняшний бред,

Если даже декретом Совдепа

Было сказано: “Господа нет!”».

Только всё ж не пропало наследство,

Наши матери веру спасли,

Мы её из далёкого детства

Завещаньем любви пронесли...

...На берёзах морозные бусы,

Блеск звезды над разливом зари,

Но о чуде Младенца Иисуса

Знать не знают земные цари.

Резкий холод слезу вышибает,

На сужденья ещё не мастак,

Я бегу и в ладони сжимаю

Божьей славы серпастый пятак.

Нижний Новгород

Владимир Жильцов

1946 – 2010

Рождество

В зимней северной глуши

Занесло дороги снегом.

Монастырь моей души

Отдыхает от набегов.

Не ярится злобный тать,

Не летят зажжённы стрелы.

Значит, время починять

Потревоженные стены,

Обойти с молитвой двор,

Подсчитать свои потери,

В храм заснеженный, в притвор

Отворить под вечер двери.

Пусто в храме. Полумрак.

Холод плещется волною.

И зияет – си́лен враг! –

Купол раною сквозною.

Вот и плачь, душа, и жди,

Повздыхай, родная, кротце!

В эту рану от Звезды

Непременно свет прольётся.

Даруй, Боже, благодать,

Средь зимы – Господне лето,

В белом столбушке стоять

Немерцающего света!

Архангельск

РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО

Двор крестьянский, небогатый,

хлев простой, народ простой:

пастухи и дипломаты,

генералы, депутаты,

конь в попоне золотой,

ангел тихий, Дух Святой;

гусь, теленок, кот и квочка,

ослик – добрая душа;

хоть бы краешком глазочка

посмотреть на малыша:

не сквозит ли из окошка?

где соломку подстелить?

зачадила вроде плошка,

масла надо бы долить…

Ничего не нужно, звери,

птицы, дети, пастухи,

вам открыты окна, двери,

вам отмерено по вере,

вам доступны все верхи;

спит Младенец синеокий,

от рожденья тих и свят,

спит, прощая мир жестокий,

спит, спасая мир жестокий,

освящая мир жестокий

и жалея всех подряд…

г. Домодедово
Московская область

Александр Хабаров

1954−2020

ЧУДО С ЛИЛИЯМИ

(бегство в Египет)

Ночью очаг чуть горел – и слеза

капала, падала на пол с поленца.

Слышит Мария:

дверь стукнула в сенцах –

Cтарец Иосиф вошёл и сказал:

«Горе! Царь Ирод вчера приказал

всех в Вифлееме зарезать младенцев!

Тёмною ночью, укрытая в шаль,

Дева с младенцем идёт торопливо.

Слабость в ногах, и на сердце печаль.

Ослика старец ведёт. У оливы

беженцы вправо свернули – и вот

хлебное поле, айын, поворот.

Холм и пещера. Гиены завыли.

Справа – ворота, стража стоит,

дрогнул фонарь, тени вскинулись, и

воины путников остановили.

«Женщина! Что у тебя под платком?

Прячешь младенца, чтоб не убили?»

Стражник срывает накидку рывком

Что это? Лилии! Белые лилии!

Бледная дева глядит на цветы.

Бережно держит лучистые лилии.

Шаль запахнула. Сомкнулись персты.

Воины молча её пропустили.

Следом Иосиф, опущен главой,

чудом смущён и напуган немного.

Стало светать. И в пыли голубой

Ослик почти что летит над дорогой

Мать поднимает украдкой покров

Спит на груди безмятежно ребёнок.

Он круглолик, и румян, и здоров

Свет белых лилий идёт от пелёнок!

Москва

Нина Орлова-Маркграф

У тех, кто молится ночами,

Глаза становятся – очами,

Двумя осколками небес,

Где всё: и радость, и рыданье,

И ужас крестного страданья –

Того, Кто в третий день воскрес.

Казахстан

Лидия Степанова

1946 - 2004

СВЯТОЧНОЕ

Блекнет день,

Исполнясь ветхим светом.

В старый сад тропа заметена.

В снежной сфере яблоневых веток

Созревает новая луна.

На дворе – мороз, но временами

Чудится, что в заоконной мгле

Сладко пахнут горними садами

Яблоки, не собранные нами, –

Маленькие луны на земле.

Санкт-Петербург

Андрей Ребров

Прости мне в пречистом сиянье

За тёмные годы мои.

На тёплой заре покаянья

Не поздно молить о любви.

Не поздно в берёзовой чаще

Заплакать, не чувствуя слёз,

О всех, над землёй просиявших

Сияньем соборных берёз.

Когда над бесовством и срамом,

Как древняя совесть земли,

На крыши поруганных храмов

Босыми берёзы взошли.

Прости мне их крестную муку,

Где страшно и глянуть в провал.

Как будто им светлую руку

Скорбящий Господь подавал.

Орёл

Виктор Дронников

1940 - 2008

У речушки, у холма, у стога,

У последней на земле версты

Я благодарю сегодня Бога

За преодоленье немоты.

И за тайну древнего кургана,

И за то, что вспенена Угра,

И за Откровенье Иоанна,

И за два послания Петра.

Москва

ВОЗЛЮБИВШИЕ

Иисус, в дом войдя к фарисею, возлёг.
И сосуд алавастровый с миром
Принесла Ему женщина, встала у ног –
Его ноги слезами омыла.

Фарисей про себя удивился весьма:
Неужели не видит порока?!
Моет ноги – на ней негде ставить клейма,
Он бы знал это, будь Он пророком…

Мы – весёлые люди, а в душах разброд,
Мы – тяжёлые люди, не боги,
И случайная женщина слёзы прольёт,
Омывая нам грешные ноги.

А у нас на душе непонятная тьма,
Фарисейский вопрос – не иначе.
Что за слёзы? На ней негде ставить клейма –
Никакими слезами не спрячешь.

Но сказал Иисус фарисею в ответ,
Да и нам говорит это строго:
Много ей прощено – и греха на ней нет,
Раз смогла возлюбить она много.

Сыктывкар

Сретение

Шла колесница солнца под уклон,

На облаках блистали аметисты.

В заре закатной воском золотистым

Светился мрамор храмовых колонн.

И шёл от храма ветхий Симеон,

Темнея ликом каменным и мшистым.

А на груди у Матери в душистом

Её покрове радовался – Он!

Весь просиял, глядел не нагляделся,

В слезах склонясь у крошечного тельца.

И пóднял очи благодарно в твердь

Тот терпеливый, давний тот проситель,

Тот патриарх, которому Спаситель

Принёс давно обещанную смерть.

Москва

Владимир Пальчиков (Элистинский)

СРЕТЕНИЕ

Когда Она в церковь впервые внесла
Дитя, находились внутри из числа
людей, находившихся там постоянно,
святой Симеон и пророчица Анна.

И старец воспринял Младенца из рук
Марии; и три человека вокруг
Младенца стояли, как зыбкая рама,
в то утро, затеряны в сумраке храма.

Тот храм обступал их, как замерший лес.
От взглядов людей и от взоров небес
вершины скрывали, сумев распластаться,
в то утро Марию, пророчицу, старца.

И только на темя случайным лучом
свет падал Младенцу; но Он ни о чём
не ведал ещё и посапывал сонно,
покоясь на крепких руках Симеона.

А было поведано старцу сему
о том, что увидит он смертную тьму
не прежде, чем Сына увидит Господня.
Свершилось. И старец промолвил: «Сегодня,

речённое некогда слово храня,
Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,
затем что глаза мои видели это
Дитя: Он – Твоё продолженье и света

источник для идолов чтящих племён,
и слава Израиля в Нём». – Симеон
умолкнул. Их всех тишина обступила.
Лишь эхо тех слов, задевая стропила,

кружилось какое-то время спустя
над их головами, слегка шелестя
под сводами храма, как некая птица,
что в силах взлететь, но не в силах спуститься.

И странно им было. Была тишина
не менее странной, чем речь. Смущена,
Мария молчала. «Слова-то какие…»
И старец сказал, повернувшись к Марии:

«В лежащем сейчас на раменах Твоих
паденье одних, возвышенье других,
предмет пререканий и повод к раздорам.
И тем же оружьем, Мария, которым

терзаема плоть Его будет, Твоя
душа будет ранена. Рана сия
даст видеть Тебе, что сокрыто глубоко
в сердцах человеков, как некое око».

Он кончил и двинулся к выходу. Вслед
Мария, сутулясь, и тяжестью лет
согбенная Анна безмолвно глядели.
Он шёл, уменьшаясь в значенье и в теле

для двух этих женщин под сенью колонн.
Почти подгоняем их взглядами, он
шёл молча по этому храму пустому
к белевшему смутно дверному проёму.

И поступь была стариковски тверда.
Лишь голос пророчицы сзади когда
раздался, он шаг придержал свой немного:
но там не его окликали, а Бога

пророчица славить уже начала.
И дверь приближалась. Одежд и чела
уж ветер коснулся, и в уши упрямо
врывался шум жизни за стенами храма.

Он шёл умирать. И не в уличный гул
он, дверь отворивши руками, шагнул,
но в глухонемые владения смерти.
Он шёл по пространству, лишённому тверди,

он слышал, что время утратило звук.
И образ Младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона несла пред собою,

как некий светильник, в ту чёрную тьму,
в которой дотоле ещё никому
дорогу себе озарять не случалось.
Светильник светил, и тропа расширялась.

Иосиф Бродский

1940–1996

Какие горы без вершин...

Какие горы без вершин?

Камней собранье.

И что живущий без души?

Одно названье.

Зима без снега, не зима –

Природы хворость.

Душа без веры – грех и тьма,

Гееннский хворост.

А без цветения весна –

И глянуть жалко.

Без Православия страна –

Людская свалка.

Нас вырубали столько лет –

С рубак не спросят.

Смолчит о вырубке поэт,

Любитель просек.

Полуразваленные пни

На месте бора.

О, окаяннейшие дни –

У власти свора.

Мы оскудели неспроста

Под игом Зверя:

Приобретенье без Христа –

Всегда потеря.

Что о потерях говорить –

Их больно много.

Но как оплакать, искупить

Потерю Бога?

Не оттого ли вся беда

И эта кипень?

...Без обретения Христа

России – гибель!

Скит Ветрово

Дважды два

О свободе толкуют много.

О свободе мечтает всяк.

Отрекись от себя, от Бога,

и – свободен... Иначе – как?

Будь ума у тебя палата,

будь ты круглый совсем дурак...

Одиночество – это плата

за свободу. Иначе – как?

Был, как ветер, вчера свободен

путешественник и моряк.

Где он ныне? Вернулся вроде

к миру, к людям. Иначе – как?

В одиночку тебе и вьюга

в снежном поле – смертельный враг.

Несвободны мы друг от друга

и от Бога. Иначе – как?

Набережные Челны

Николай Алешков

Молитва к Богородице

Из слезинок молитва строится,

Тает на сердце холод:

– Снизойди и к нам, Богородица,

Посети этот город.

Собери в кабаках, на торжищах,

На больничных постелях

Всех Иванов, родства не помнящих,

Всех Марий на панелях.

Растолкуй им, Заря Небесная,

Свет явившая людям,

Что повисли над бездною,

Что себя не отсудят.

Подыми бедняг из попрания,

Сокруши их кумиров

И погибшим яви взыскание

И спасение – сирым.

В этом мире страстей горячечных –

Бестолково-витринном –

Исцели нам сердца незрячие

И поставь перед Сыном.

Одари обожжёнными гарями,

Покаянною грустью,

Чтобы стали Иваны с Марьями

Светозарною Русью.

Тосно
Ленинградская область

Татьяна Шорохова

Отпевали мамку Венькину,

мамку глупую, красивую,

молодую, несчастливую…

За окном синички тенькали,

заливало церковь солнышком,

Венька съёжился воробушком

на скамейке под иконами.

Мужики ворчали сонные:

полтора часа – не менее –

батюшка служил размеренно.

Голосок срывался слабенький,

то взлетая вверх, то падая.

Повторял слова отрадные

Веньке тайно ангел пламенный.

И какие-то мгновения

Венька видел, как воочию! –

шли блажени непорочнии

вместе с мамкой в даль весеннюю.

…И потом, уже за речкою,

на кладбищенской окраине

думал: здесь ли бесконечное,

где ни слёз, ни воздыхания?!

И в своей унылой горенке,

всё твердил полночи истово

те слова, что ангел горестный

подарил ему таинственно.

Архангельск

БАЛЛАДА

Это умер дурень Юрка – не крещён и не отпет.

Чует только кошка Мурка в мире его смутный след:

И мятется, выгибает спину, и кричит своё,

Из-под шкафа выгребает пыль какую-то, тряпьё…

Есть у Юрки дочь Мария, дочь Мария – так она

За пути его кривые горечь испила сполна.

За бесчинства роковые, без креста чумной погост,

За грехи его Мария принимает строгий пост.

…Так проходит время – Мурка помирает, туфли трут,

Сверху слышится мазурка, снизу – дворники орут.

Справа – кто-то колобродит, слева – завывает дрель,

А Мария ходит, ходит средь мертвеющих земель.

В седине, почти без пищи, в старом рубище, без сна

В царстве мёртвых ищет, ищет папку глупого она.

Видно, он совсем в поганом месте, в гуще темноты,

И Мария в платье рваном лезет, лезет сквозь кусты.

Сверху слышится сюита, снизу – заунывный звук,

Справа – женский крик сердито: «Сволочь!», слева – бодрый стук.

Видно, он совсем в пропащем месте, посреди болот.

И Мария тащит, тащит ноги, падает, ползёт…

И внезапно видит – что там? Дуновенье ветерка,

Свет как будто над болотом, словно голос свысока:

«За любовь твою, за слово, за слезу твоих пустынь

Я помиловал дурного папку твоего. Аминь.»

Где-то снова – вальс собачий, где-то шум бензопилы,

Кто-то воет, кто-то плачет, что-то там Бюль-Бюль Оглы,

Рёв машины, скрежет, полька, скрип, кукушка на часах…

Но Мария слышит только «аллилуйя» в небесах.

Москва

Олеся Николаева

Господь бывает мужиком,

За бытовуху срок отбывшим.

Господь бывает стариком,

Домашний адрес позабывшим.

Господь бывает сиротой,

Живёт в бараке запустелом.

Господь бывает даже той,

Которая торгует телом.

Ему не стыдно быть бичом,

Пока мы зло и смуту сеем,

Но никогда – не палачом

И никогда не фарисеем.

Никто бродягу не впустил,

Не дал ему штаны и куртку.

А Он преступника простил

И не отвергнул проститутку.

г. Оренбург

Влада Абаимова

Мы тут, в России, вечно, –

Молимся ли, ругаемся ли, поём, –

Говорим: «Мы».

Вместе нам легче, теснясь,

В своём окаянстве перед Тобой быть,

В своих грехах рыдать, звать,

Слепнуть

В Твоей сияющей тьме.

Мы!.. Кто такие: «Мы»?

Мы – подросток на костылях,

Пришедший в райцентре в храм

Поживиться на пиво десяткой-другой,

Да так и замерший, как муха в янтаре,

Перед раскрытыми Царскими Вратами,

В грозном светолитии Твоих икон.

Минусинск
Красноярский край

Сергей Круглов

Ангеле святый, твою поруку,

Твои крылья ощущаю въявь.

Укрепи мою худую руку

И на путь спасения наставь.

На земле держусь я что есть мочи,

На земле, боготворящей высь.

Ты прости мне дни мои и ночи,

За меня ко Господу молись.

Москва

САМОЕ ПРОСТОЕ

Раба Божия рябина,
кривобокая, в рябинах,
к церкви приросла,
на ветру промозглом стоя,
просит самое простое –
света и тепла.

Раба Божия Марина
и нарядом из ряднины,
и лицом страшна,
На ветру у церкви стоя,
просит самое простое –
хлеба и вина.

Жизнь проходит у рябины.
Жизнь проходит у Марины.
И судить не нам,
чем они угодны Богу,
что дается им так много:
жить у входа в храм.

Москва

Наталья Лясковская

СТРАННИК

Как по той,

По той ли по дороге,

По дороге светлой,

Полевой

Шёл старик,

Шёл странничек убогий,

Весь убогий, вот как,

Весь седой.

По земле,

По той земле, по русской,

На восход,

На ясную зарю,

По дороге тесной той,

По узкой, вот как,

Он идёт

К Небесному Царю.

Спросит, спросит,

Спросит Царь Небесный,

Хоть ответ и знает наперёд –

Много ли по той,

По той дороге тесной, вот как,

Да по узкой

Путников идёт...

Снег в лицо,

Пустыня ледяная,

Как ни прячься –

Весь ты на виду.

Широка

Страна моя родная, вот как,

Отдышусь,

И дальше побреду...

Москва

Владислав Артёмов

СЕРАФИМ САРОВСКИЙ

Во дворцах и в избах лесом пахли ёлки.

Шёл проспектом Невским барин в треуголке.

Спал ямщик, подвыпив и забыв про вожжи.

Серафим молился: «Помози ми, Боже!»

В церковке больничной рядом с ним старушки

Медные монеты опускали в кружки.

Сельские мальчишки оседлали санки.

Новый год встречали песнями крестьянки.

А разбойник плачет. Да ещё как плачет.

Голову в ладонях заскорузлых прячет.

Топором ударил старца он давно ли.

Сам и помирает от великой боли.

Не было в той келье клада-захорона.

Несколько картошин и одна икона.

…В церковке больничной служат литургию.

Серафим Саровский видит всю Россию.

Видит всю Россию. Силы убывают.

Силы убывают. Люди убивают.

Вот уже у старца поникают плечи.

Но ко всем иконам он поставил свечи.

Своего убийцу Серафим не бросит:

У Христа с поклоном милосердья просит,

Чтобы завтра в келье и уснуть навеки,

Видя след пожара в этом человеке,

Чтоб уснуть на Книге, здесь, на аналое,

В день, открытый снегу и смолистой хвое.

Москва

От трескучей фразы на злобу дня,
Виршей холопских, бешеных тиражей,
Ангел Благое Молчанье, храни меня –
Губы мои суровой нитью зашей.

Лучше мне, измаявшись в немоте,
Без вести сгинуть, в землю уйти ручьём,
Чем, локтями работая в тесноте,
Вырвать себе признанье – не важно, чьё.

Лучше исчезнуть, попросту – помереть,
Быть стихами взорванной изнутри.
Только бы – перед ликом Твоим гореть,
Только бы слушать, только б Ты говорил!

Только бы слушать, вслушиваться в шаги,
Свет Твой угадывать из-под прикрытых век…
Вечность во мне, прошу Тебя, сбереги,
Ибо я всего-то лишь – человек.

В час, когда сердце захлёстывает суета,
Требуя покориться и ей служить,
Ангел Благое Молчанье, замкни мне уста,
Чтобы мне перед Словом не согрешить.

Июнь 2014

Санкт-Петербург

Екатерина Полянская

ВОСПОМИНАНИЕ ОБ ОДНОЙ УЛЫБКЕ

Баллада

Морозный день. Жандарма крик.

От роду – десять лет.

И тут подъехал грузовик,

в озябших фарах – свет.

Лежал пленённый городок

под снегом и золой.

Топтались Запад и Восток

вокруг столба с петлёй.

Десяток их, десяток нас –

толпы... Откинут борт.

И грузовик в который раз

чихнул в оскалы морд.

А там, под тентом – в глубине

фургона, – человек!

В его глазах, на самом дне,

уже не страх, а снег.

К запястьям проволоки медь

прильнула... глубоко.

Сейчас ему хрипеть, неметь,

вздыматься высоко.

И вдруг, печальна и чиста,

как музыка лица, –

улыбка тронула уста

казнимого юнца!

...Потом и я бывал жесток,

забывчив – не солгу,

но та улыбка – на Восток! –

по гроб в моём мозгу.

Что ею он хотел сказать?

Простить? Согреть свой дом?

...Решили руки развязать.

Спасибо и на том.

Он кисти рук разъединил,

слегка разжал уста.

И всё живое осенил

знамением креста.

Санкт-Петербург

1931 – 2019

Бывают дни особой силы,

Когда в теченье дня всего

Помимо «Господи, помилуй!»

Нет в мыслях больше ничего.

Краснодарский край

Николай Зиновьев

Не понимаю, что творится.

Во имя благостных идей

Ложь торжествует, блуд ярится…

Махнуть рукой, как говорится?

Но как же мне потом креститься

Рукой, махнувшей на людей?..

Краснодарский край

Николай Зиновьев

Борисоглеб

Слава Богу, что я русский житель!

Слава Богу, что не всё во мгле:

Есть Борисоглебская обитель –

Как дыханье неба на земле.

Обласкало солнце сад и стены –

Сладость и для сердца, и для глаз.

Были и осады, и измены.

Слава Богу – веры был алмаз!

Древней кладки каменная арка

Прочностью равна земной оси,

Точно слово старца Иринарха

О скончанье Смуты на Руси.

Вечностью стреножена обитель.

Жеребёнком к ней, Борисоглеб,

Жмётся всё сильней окрестный житель,

Раз насущным стал небесный хлеб…

Кострома

КОВДА

Шёл дождь. Ботинки хлюпали водой.

А я – одет совсем не по погоде,

Бродил, отогреваясь красотой,

По древнему селу – поморской Ковде.

Я был пленён. Точнее – влит звеном

В цепь вечного согласия и счастья,

Где всё, что есть, – тому подчинено,

Чему и я безропотно подвластен.

Аукалось родство окрестных мест,

Я ощутил знакомыми до боли

И крест над храмом, и поклонный крест,

И крест над обновлённой колокольней.

И кованые ковдские кресты,

Могучие, как те, кто жил здесь прежде…

И чаек крик, и лодки у воды,

И этот дождь, стекавший по одежде.

В лицо хлестали мокрые кусты,

Но я уже не разбирал дорогу…

Я понял – мы ушли из красоты,

Для нас однажды сотворённой Богом.

Мы строим Вавилоны, вновь и вновь

Теряя рай. Довольствуемся адом,

Бетонных обитатели кубов

И чёрных почитатели квадратов.

А красота сквозь слёзы смотрит вслед,

Не веря в то, что брошена навеки,

Родителя всего на всей земле

Пытаясь видеть в каждом человеке.

Мурманск

1959 − 2017

У НЕСТЕРОВА

Воображением не богат,

на вернисаже

я погружался в ЧЁРНЫЙ КВАДРАТ –

вылез – весь в саже.

Ну и довольно. Куда мне уйти?

Тихо у Нестерова, почти

пусто.

Отроку Варфоломею

было виденье... А я во плоти –

вижу камею –

русоволосую, лет двадцати.

В тёмном, тиха и бледна,

словно бы к постригу и она

нынче готова...

Скрыты, Россия, твои семена –

блещет полова.

Я разумею,

что уходящий от мира сего

зиждет его,

и гляжу и немею.

Русь моя русая! В чёрный квадрат

черти заталкивали стократ –

полно, тебя ли?

Матовый свет на лице, словно рис.

Не осквернили торжественных риз,

а ведь ногами топтали...

Кострома

Владимир Леонович

1933–2014

Земля обетованная

Сорок лет по чаще да болотине

Мира, утонувшего во зле,

Я искала Родину на родине,

Свет – во мгле и Небо – на земле.

И нашла всё это, как ни странно, я,

Истинное место для житья...

Вот она, земля обетованная –

Церковь православная моя!

Алтаря священные служители,

Духом овеваемы Святым,

Кроткие земные небожители –

Аллилуйя и кадильный дым!

Плачущего сердца предстояние

Пред Отцом Небесным и во мгле –

Огонёк немого осознания,

Что лишь в этом счастье на земле...

Мне идти путями серебристыми

С тайным озарением в душе:

Тем, кто видел Свет во свете истины,

И слова не надобны уже.

Раиса Котовская

1951 - 2007

В комнате глаженым пахло бельём,

Чисто и тонко пахло ребёнком,

Сохлым, дурманяще вялым быльём,

Тёплою пылью, свежей пелёнкой.

Остановилась, дух затая,

Падал полуденный луч, освещая

Этот мгновенный срез бытия,

Хаос в гармонию вновь превращая.

И, проходя сквозь оконный проём,

Был он сильнее тяготы внешней.

В комнате глаженым пахло бельём,

Садом нездешним, детством безгрешным.

Ветхий кораблик земного жилья

Плыл через годы, напасти минуя...

Мир, где оставлю когда-нибудь я

Всю неподъёмную радость земную.

г. Киров

Деток поднять бы, да ни одного

Не упустить в забытьи.

Господи, нет у меня ничего –

Только молитвы мои!

Так и стою перед ликом Его:

– Господи, погляди,

Нет за душой у меня ничего –

Дети да крест на груди.

Ростовская область

А Ироду спасения не чаять

А Ироду спасения не чаять:

За злодеянье милостей не ждут.

Младенцы, умерщвлённые мечами,

Доныне у Престола вопиют.

Их много тысяч! Страшное счисленье!

История свершённое хранит.

Которое по счёту поколенье

Царя жестокосердого клеймит?

О нём ли речь? Что нового на свете?

Поистине терпенье без границ.

О матери! Прости меня, Содетель,

Что называю так детоубийц!

И всё-таки! О матери! Доколе?

Я заклинаю ради всех святых:

Не убивайте жмущихся от боли

Незрячих, безголосых, но ЖИВЫХ!

Не умножайте скорби над страною!

Не слушайте губительных речей!

Но лекари недаром белизною

Задёрнули обличье палачей.

О Родина! Ты, словно в исступленье,

Себя решила извести совсем.

Какого мы хотим благословенья?

На каждый день – кровавый Вифлеем!

Кровавит мир! Кровь – всё-таки водица!

По всей земле великий недород!

О Пресвятая Дево! Как молиться?

Стал иродом-народом мой народ.

Но жив Господь! Любое преступленье

Несёт с собою высший приговор:

Родившиеся станут отомщеньем

За убиенных братьев и сестёр.

Скит Ветрово

Мир там оборвётся, где тонок…

Склонилось с Небес Божество:

Убитый в утробе ребёнок

Лежит на ладони Его.

Согласно сегодняшней моде

Душа наизнанку пуста.

Слеза об убитом народе

Бежит по щеке у Христа.

Кострома

МЕДОВЫЙ СПАС

На Родине – Медовый Спас.

В церквях полным-полно народа,

И все, как водится у нас,

Толпятся с баночками мёда.

Мальчишка пробует на вкус

Губами капли с крышки липкой...

И Сам Сладчайший Иисус

Глядит на это всё с улыбкой!

Монах Варнава

Церковка

То ли небо ниже наклонилось,

То ли поле выгнулось горбом,

Для того, чтоб церковка вонзилась

Прямо в небо простеньким крестом.

Сколько храмов, Господи помилуй!

Так и рвутся, рвутся в небеса.

Господи! Божественною силой

Отвори невидящим глаза!

Неспроста ведь, солнцем облитая,

Словно Дух и Совесть всей Руси,

С бугорочка церковка простая

Во Твои уткнулась небеси...

Саров

Геннадий Ёмкин

ПЕРЕД ВЕЛИКИМ ПОВЕЧЕРИЕМ

Мы – не скифы, мы – русские, дело не в скулах, а дух

Зиждет нас православный, хранит девяностый псалом.

Нас не тьмы азиатские – несколько древних старух,

Иерей и епископ – но мы никогда не умрём.

Не умрём от судов, перестроек, свобод и сивух,

Третий Рим обращающих в скучный всемирный Содом.

Примем русское бремя, насущного хлеба укрух,

В храм войдём, осенив непокорную душу крестом.

Это время последнее. Это последний итог.

Нас не тьмы азиатские. Надо нам вместе молиться –

И откроется мужество русских и узких дорог.

И да будут светлы наши юные старые лица.

«Разумейте, языцы,

И покоряйтеся, яко с нами Бог!»

Сыктывкар

Пред Ликом теплится лампада

Под вечер медленное стадо,

Пыля, бредёт вдоль яблонь сада,

Ступая тяжко на дорогу...

Мы ближе и к себе, и к Богу

В часы заката. А луна

Растёт на яблоне. И с липы

Стекают вязкие меды;

Медовым запахом облиты,

Луной просвечены сады.

Ночь растворила в лунной мгле

Лягушек, пляшущих вприсядку,

Ночных кузнечиков зарядку,

Туман, ползущий по земле;

Бычков, лежащих на соломе,

И жвачку мерную коров,

Покой, разлитый в каждом доме, –

Венец дневных больших трудов.

Луна глядит сквозь сетку сада,

Пред Ликом теплится лампада.

Господь хотяяй всем помочь...

И это – Высшая награда,

И ничего душе не надо –

Лишь этот Лик и эта ночь.

Москва

Юрий Могутин

Горькая эпитафия

Прошёл войну, да не одну,

Потом – концлагеря.

Рос, поднимая целину,

До партсекретаря.

Не верил в Бога до седин,

И был районным СМУ

Разрушен храм, да не один,

Благодаря ему.

Три ордена за ратный труд

Да плюс за мирный два.

С начальством тих, с другими крут,

И, подтвердит вдова,

Трудился он, горя, спеша,

Радея о стране.

«А где сейчас его душа?» –

Подумалось вдруг мне.

Всегда и всюду для него

Во всём был высший смысл.

«И где сейчас душа его?» –

Не отступала мысль.

Но мне опять, в который раз:

Война... плен... целина...

А я: «Да где ж душа его сейчас!»

И правда – где она?..

Монах Варнава

ДАЛЕЕ – ВЕЗДЕ!

(Из цикла «Домой»)

Трясясь в гремучей электричке,
скрипя в железной борозде,
проснёшься ночью по привычке
от крика: «Станция Кулички!»
и громом: «Далее – везде!»

Вскричать – куда же делись люди?
Вскочить – а ног не оторвать.
А грудь уж горний воздух студит…
Вот так нам Бог, убогим, судит –
лишь умирая, прозревать.

Иным путём к иному дому
по первозданной борозде
несясь, постигнешь сквозь истому,
кто ж возвестил тебе, простому:
«Ты будешь
далее –
везде!»

Москва

Наталья Лясковская

Баба Вера, Вера Фёдоровна,

У которой мы гостим,

Зачерпнула горя – вёдрами,

Счастье – унесла в горсти.

Но живёт в ней неизменная

Та Любовь и Доброта,

Что даруется, наверное,

Только верой во Христа.

…На столе – скатёрка чистая.

И заварка – хороша.

И глаза у всех – лучистые.

И – не мается душа.

Лишь вздохнёт хозяйка: – Детушки,

Не крещёны до сих лет!

Оттого – все ваши бедушки;

А за них – один ответ…

Выпив чаю основательно,

Мы уходим, погостив.

Баба Вера обязательно

Нас вослед перекрестит.

Татьяна Бородина

Прожила тётя Валя с любовью
Ко всему, что Господь подарил,
К своему небольшому становью,
Где вставала всегда до зари,
Где согрела живыми руками
Каждый в доме своём уголок,
Нарядила его рушниками,
Обновила и пол и полок.
Прожила благодарно и чисто
Под портретами мамки с отцом,
И ходила – светла и лучиста
И душою своей, и лицом.
Бог ей скажет: «Иди, золотая,
В те края, где покой и добро…»
И синичка-душа, улетая,
На порожек обронит перо…

Ростовская область

Сон

По стенам у нас не висело икон,

красного угла и в помине не было,

а мне в детстве приснился сон:

изба на угоре у моря Белого.

Помнится: стол, скамья под окном,

утро ли, вечер ли светлый, неважно...

Входят мужи в одеянье чудном,

сияют кресты на груди у каждого.

В горницу, полную тишины,

солнышком освещённую,

вошли и встали у дальней стены, –

радостно смотрят на меня,

некрещёную,

не считавшее сие за беду.

Я книжку любила про попа и балду,

росла Марьей, родства не помнящей,

дудела со всеми в одну дуду,

кричала с друзьями на сонмище:

«Рабы – не мы!».

И всё же рабе

Божьей

радости хватило в бездомье

оставаться памятью в той избе,

как в родовом родительском доме.

Архангельск

Дома пусты, и улица пустынна,

Проносит ветер соль солончака,

Над крышей почерневшего овина

Отарой кучерявой облака,

Вскипая по краям, отходят к югу,

Теснятся и, грузнея изнутри,

Роняют дождь...

Всё движется по кругу...

Что, Господи, творишь, то и твори!

Плещи крылом в черёмухах зелёных,

Верши зароды, бей копытом шлях,

Коси хлеба и охраняй влюбленных,

Звездой падучей грохочи в горах.

Детей расти! Сверкающую ленту

Гни в радугу, разрядами сверкай...

Что хочешь, делай,

Но планету эту –

Прошу! – из рук Своих не выпускай.

пос. Кузьмолово
Ленинградская область

Виктор Брюховецкий

Я брела наугад, ошибалась и в кровь расшибалась,

Каждый раз успевая урок предыдущий забыть.

Я пыталась исполнить хотя бы несложную малость:

Не скулить по-собачьи, а также по-волчьи не выть.

А ещё – не хулить даже самым изящнейшим слогом

Землю, время, судьбу, что даются один только раз,

И не верить, коль скажут, что мы ненавидимы Богом,

И не верить, коль скажут, что Он отвернулся от нас.

Санкт-Петербург

Екатерина Полянская

На босу ногу, натощак, в сорочке,

как только пришлый день раскинет сеть,

читаю с пальцем, силюсь петь

псалмы и тропари.

Я к Божьей Матери напрашиваюсь в дочки

с домашней живностью, со всей своей семьёй,

с потомками борцов за справедливость,

юристами, врачами…

Сделай милость,

прими ты, гордых нас, как травостой,

как тот полынный жухлый из пустыни

и тот – стеной степной – из ковыля.

О, Мати Дево,

всех, кто без руля

и без царя, пригрей отныне.

Такие завернули холода,

что воробьи скукожились на ветке.

На подоконнике крещенская вода,

«Бон Аква», если верить этикетке.

Москва

Галина Климова

Молитесь в утреннем саду,

чтоб сад не занемог.

Псалмы читайте на ходу

споткнувшихся дорог.

Кто одичал или продрог

и сам себе не по нутру,

молитесь на ветру.

Через две тыщи грешных лет

вам отзовётся Назарет,

преуспевающий на вид.

Возможно, звёздный Вифлеем

в решении земных проблем

при жизни вас усыновит.

Иерусалим благословит.

Москва

Галина Климова

МОЛИТВА

Все умеют плакать,

А радоваться – одна.

Богородице-дево, радуйся, не оставь!

Круче всей морей твоя судьба солона –

Так помилуй нас: научи улыбке уста.

Научи нас радости,

Непутёвых чад,

Как учила Сына ходить по твоей земле.

Мы теперь на ней себе устроили ад;

Научи не сбиться с пути в обозлённой мгле!

Погасила твои лампады моя страна...

Видишь, как нам души судорогой свело!

Всё страшней – суды,

а заботишься ты одна –

Из поруганных риз –

Чтобы нам, дуракам, светло.

Ты одна умеешь – кого же ещё просить –

Отворять врата любовью, а не ключом.

Разожми нам сердца,

Чтобы смели её вместить,

Как умела разжать младенческий кулачок.

1980-е

Москва

Ирина Ратушинская

1954 − 2017

Сердце верит, не устанет –

Гонит прочь

Время темных испытаний –

Эту ночь,

Одиночество и ветер,

Трепет сна…

И приходит на рассвете

Тишина.

Тишина – и сразу дорог

Каждый слог.

Что ж я плачу, как ребёнок?!

Это Бог.

Сыктывкар

В деревеньке детства дурень Митя

Бормотал, не подымая глаз:

– Рóдные мои! Не проходите.

То само проходе мимо нас!

Полотенце не для умыванья –

Чтоб зимой не мёрзла голова.

И никто не обращал вниманья

На его дурацкие слова.

А теперь и сам, подобно Мите,

Заклинаю в предвечерний час:

– Рóдные мои! Не проходите!

Всё само проходит мимо нас.

Скит Ветрово

ГЛУПАЯ МОЛИТВА

Господи, прости меня глупого.

Пусть я буду ещё глупее.

И как ходят детишки группою,

Пусть такую найду себе я.

Слюни буду пускать по ветру,

Улыбаться всему, что вижу,

Господи, по любому поводу,

Господи, лишь бы к Тебе поближе.

Это взрослые играют по-крупному,

А у нас на полдник каша.

Господи, прости меня глупого.

Глупому ничего не страшно.

пос. Старобачаты
Кемеровская обл.

Виктор Коврижных

ИЗ ДЕТСТВА

Не всякий день прошедшего нам дорог,

И самосудом неспроста грешу.

А помню, в детстве… лягу на пригорок

И в небеса гляжу, гляжу, гляжу!

Лазурь, лазурь! Не мог налюбоваться!

Душа моя парила наяву!

И так боялся в облака сорваться –

Цеплялся за июльскую траву.

А взрослые… кто ехал на подводе,

Кто в Церковь шёл моторы починять…

Душа моя тонула в небосводе

И вовсе не желала выплывать!

Не распрощаться с детством, не расстаться.

Бессмертная душа, тебе ль стареть?

Хочу дитём к сырой земле прижаться

И в небеса глядеть, глядеть, глядеть!

Скит Ветрово

АПОКРИФ

Проходил селом богатым Спас, а с ним апостолы, –

был в тот день великий праздник, колокольный звон.

Всё село тогда молилось, пели алконостами

литургийные стихиры, праздничный канон.

А когда накинул вечер покрывало мглистое,

все сельчане собирались у огней лампад,

и внимали благодати, и молились истово,

и горел закатным златом тихий листопад.

Но не слушал Спас молитвы, не стоял во храме Он,

а сидел в избушке старой на краю села,

где над маленьким ребёнком голубицей раненой

пела песенку сестрёнка, пела и звала...

И апостолы внимали, словно откровению,

и сложили в красный угол хлебы и гроши

догорающему слову, тающему пению,

незаученной молитве, голосу души.

Москва

Никита Брагин

ХОДИЛА БОГОРОДИЦА ПО МУКАМ

Ходила Богородица по мукам,

По адовым кругам – и с каждым кругом

Всё меньше оставалось бренных сил.

И плакала, сердешная. И тихо

Просила не спешить архистратига.

Но шёл вперёд небесный Михаил.

По тернию, по угольям босыми

Ступая ноженьками, думала о Сыне.

По зыбям мёртвым и пустыням шла,

Где ни одной звезды на небосводе,

Где страшен гнев, где темен лик Господень,

Где участь всех горька и тяжела!

И молнии, разящие из мрака,

И вихри, восходящие из праха,

И души, вопиющие из ям –

Всё сердце материнское объемлет,

Всем жалобам, мольбам и воплям внемлет.

И лик её любовью осиян.

В кромешной тьме цинизма и безверья

Бреду, как пёс, мучительно трезвея,

На тихий свет, что теплится вдали.

Спаси, Пречистая, глухие души

От муки атомной и смертной стужи.

И жажду истины любовью утоли!

«Хождение Богородицы по мукам» – популярный в древнеславянской письменности апокриф, представляющий собой перевод и отчасти переделку греческого «Откровения пресвятой Богородицы». Текст описывает муки грешников в аду. Поражённая мучениями, Богородица обращается к Господу с мольбой об облегчении участи грешников. Пользовался особой популярностью у старообрядцев

Москва

Владимир Яковлев

1952–2016

ПЯТНИЦА ПАРАСКЕВЫ

Прасковья Иванна Ромашкина

в пятницу, второго мая две тысячи третьего года от Рождества Христова

оделась нарядно:

в синий (как небо) платочек,

зелёную (как лес) кофту,

чёрную (как земля) юбку.

Мы с Юрком подсели к ней на лавочку

у целительной купели Серафима Саровского.

– Вона, кака у тебя борода-то, а лицо молодое, – сказала мне

Прасковья Иванна. – Ты с какого года будешь?

– С пятьдесят девятого, бабушка.

– А я – с шишнацатого, – сказала Прасковья Иванна

и улыбнулась во весь однозубый рот.

– Сорок три года разницы. И мне столько же. А всего:

– Осьмдесят шесть! – не без озорства воскликнула Прасковья Иванна.

– Бабушка, купаться будете? – спросил Юра.

– Из вёдрышка. Меня сноха польёть.

– А давайте мы вас сфотографируем!

– Мне бы – с батюшкой Серафимом.

Юра и снял её:

возле большой иконы преподобного Серафима,

опирающуюся на палку.

Двое: не плоть от плоти, но дух от духа.

И еще Юра снял:

то Прасковья Иванна смеётся со мной,

а то – я с ней,

то Прасковья Иванна с сыном Иваном (главный на заводе каких-то агрегатов),

внуком Иваном да снохой Еленой,

а то – все мы, двенадцать харьковских паломников,

вместе с семьей Прасковьи Иванны

(попросили дядечку нажать на кнопку);

мы – уже послекупельные, со взъерошенными ветром мокрыми волосами,

и Прасковья Иванна –

в синем (как небо) платочке,

зелёной (как лес) кофте

и чёрной (как земля) юбке.

Фотки мы теперь отошлём

в село Абрамово Арзамасского района Нижегородской области,

благо, почта нынче работает хорошо,

послание дойдёт быстро: днёв за пятнадцать-семнадцать –

из Харькова сначала через Киев,

потом через Брянск,

затем – Москву, Нижний, Арзамас.

И будут у Прасковьи Иванны Ромашкиной

стоять на полочке снимки:

она у целительной купели –

с сыном Иваном, внуком Иваном и снохой Еленой,

и отдельно – вдвоём с батюшкой Серафимом –

на веки на вечныя. Дух от духа.

Харьков – Белгород

Станислав Минаков

ПСАЛТЫРЬ

Над могилой ива и калина,

Грустные, склоняются в мольбе.

Бабушка моя, Екатерина,

Царствие Небесное тебе.

Скольких отчитала ты, отпела,

Так же вот, склоняясь и скорбя!

Твой псалтырь лежит теперь без дела –

Нету ученицы у тебя.

Горькое торжественное пенье,

Непрерывно с ночи до утра,

Требует особого терпенья –

Не смогли ни мама, ни сестра.

Видимо, не каждому по силам,

Чтя благословенья благодать,

Всё равно: богатым или сирым –

Сопереживать и сострадать.

Ты ж слезу скупую вышибала,

Хрупкая, склоняясь к образам,

У такого грозного амбала,

Что давно не верит и слезам.

И с тобою пела и рыдала

Вся родня печальная подчас.

А ведь ты усопшего видала

В первый раз,

Да и в последний раз…

Избранные смотрят, как с вершины,

В наши души, полные страстей –

Ведь не зря же ездили машины

За тобой из дальних областей.

До сих пор тебя не забывают

Люди и Природа:

До зимы

Над тобою птицы распевают

Нежные хвалебные псалмы.

Над могилой ива и калина,

Грустные, склоняются в мольбе.

Бабушка моя, Екатерина,

Царствие Небесное тебе!

Тула

Валерий Савостьянов

Осень выдалась тогда золотая –

ни дождей, ни хмури.

Под Изборском ясновидящая слепая,

как вошёл к ней в горницу, сразу признала:

– Юрий.

Вся светилась кротостью голубиной,

словно принимала меня за брата.

А в промытых окнах над котловиной

раскалялся меркнущий спектр заката.

Несравненна эта на койке узкой

красота молитвенной жизни русской.

С той поры слизнула судьба полвека.

Прогулял я жизнь, забывал поститься,

одичал в норе своего сусека,

походя всё меньше на человека,

думающего, что ему простится.

Сам теперь я часто лежу, болея.

По другую сторону листопада,

если повидаемся, Пелагея,

вновь меня признаешь ли там за брата?

Москва

Юрий Кублановский

БЫЛЬ

Под лепниной церковного свода

И доныне мне памятен миг,

Как прожить девяносто три года

Обещал незнакомый старик –

Убелённый, кургузый, патлатый,

Просмолённый дымами кадил.

Кирзачи да бородка лопатой –

И Евангелие подарил.

Чудный старец – как будто из сказки,

Из билибинской синей Руси –

В сероватой замызганной ряске...

Что ж я имя его не спросил?

В этом облике было иное –

Не монах, но и не иерей.

Кто стоял поутру предо мною

У соборных открытых дверей?

Он, наверное, шёл издалече

По лесам и обочинам трасс.

Почему эта дивная встреча

Мне припомнилась только сейчас?

Я от мысли одной молодею,

Что пророчество годы продлит:

Коль часы отобьют тридцать девять

Так ещё пятьдесят предстоит!!!

Отче!!! Кто ты!? За давностью срока

Память заполонило быльё.

Лишь трещит на ограде сорока

Неизвестное имя твоё.

Курск

Роман Наретя

Морозным вздохом белого пиона

Душа уйдёт в томительный эфир…

Молитвою отца Серапиона

Я был допущен в этот горький мир.

Был храм забит – меня крестили в бане,

От бдительного ока хороня.

Телёнок пегий тёплыми губами

В предбаннике поцеловал меня.

И стал я жить, беспечен и доверчив,

Любил, кутил и плакал на износ.

Но треснул мир, и обнажилась вечность.

Я вздрогнул и сказал: «Спаси, Христос!»

«Спаси, Христос!» Кругом одна измена,

Пустых словес густые вороха.

Свеченье молока и запах сена

Смешались с третьим криком петуха.

Ликует зверь… Спаситель безутешен,

Но верю, что не отвернётся Он,

Всё знающий: кто правенден, кто грешен.

Он вороньё отгонит от скворешен…

Тяжёл твой крест, отец Серапион.

Москва

Владимир Костров

1935 – 2022

Соборование

…Он подоткнул за пояс полы рясы

И запахнул цивильное пальто.

Взял чёрный чемоданчик…

Вдоль всей трассы

Молчал, чуть съёжась в уголке авто.

Приехали.

Больная умирала.

Сознание оставило её.

…В передней облачился он, и стало

В квартире – словно в храме.

Забытьё

Рабы Натальи гостя не смутило.

Он свечку перед образком зажёг.

И задымило вдруг паникадило.

Нам показалось: рядом с нами – Бог.

Священник начал мерную молитву,

А мы, столпясь, стояли в стороне.

Мы понимали: он вступает в битву

За душу нашей бабушки.

Во сне

Её лицо как будто просветлело,

Черты страданья сгладились.

Она

Замкнулась в ровном сне, порозовела

Торжественно в блаженстве сна…

…А он – ушёл.

И знáменьем трёхперстным

Он осенил наш дом, её и нас.

В прохожего оделся, но небесным

Молебном душу от мучений спас…

И в доме ангел смерти поселился…

Назавтра пополудни в час ноль шесть

Забрал её…

И долго-долго лился

Свет запредельный, как благая весть.

Игорь Калугин

1943 - 2005

НА СМОЛЕНСКОМ

Ко́локола звоны – как поклоны

На четыре стороны Руси,

Каркают на кладбище вороны

Жутко так, что, Господи, спаси…

Канули, как малых рыбок стаи,

На рассвете звёзды в глубь небес.

Хвоя меж могильными крестами

Двух тропинок выстилает крест.

На запруде ряски плат багровый

Ветром порван – дыры не зашьёшь,

Добрая б юродивой обнова,

Да вот как блаженную найдёшь?

Говорят, она ходила где-то,

Забрела недавно и сюда, –

И в ледок её босого следа

Вмёрзла рыбкой золотой звезда.

Санкт-Петербург

Валентина Ефимовская

МОНАСТЫРСКИЙ НАВОЛОК*

Я выхожу к заливу на пустырь,

И, становясь к векам минувшим ближе,

Там, где сегодня рушатся кресты,

Я вижу Кандалакшский монастырь

И колокол, гудящий мерно, слышу.

Мне кажется, забыл я что-то здесь.

«Забыл, забыл…» – кивают сосен кроны.

Выходит в кандалах Иван Неронов**,

Двуперстье гордо к небесам воздев.

И слово драгоценное звучит,

Такое слово, что послушать впору

Царю в стенах Казанского собора…

Высок страдалец, проигравший в споре.

Звенят, звенят келейные ключи.

Приморский край…

Я вижу паруса,

Скользящие над синевой залива.

И бьют зверьё несметное в лесах,

И ловят сёмгу в полноводной Ниве.

И высоко, в обитель облаков,

Взлетают плачи Севера России,

И с песнею в певучем клюве Сирин

Летит к истокам Клюевских стихов…

Ты не умеешь говорить, пустырь.

Мне незнаком язык листа и ветки,

Я многого о вас не знаю, предки…

Могилы впалые… забытые кресты…

Шуршат обёртки, и гниют объедки.

------------------------------

*Монастырский наволок – место городских

массовых гуляний в Кандалакше

(Мурманская область).

**Иван Неронов – видный религиозный деятель

17 века, протопоп Казанского собора,

противник реформы Никона, узник

Кандалакшского монастыря (1654 г.)

Мурманск

1959 − 2017

НЕПОСТРОЕННЫЙ ХРАМ

Сопка простёрлась двуглавым орлом над дорогою,

Древние камни внимают протяжным ветрам.

В речку со склона взглянула церквушка убогая

И несказанно прекрасный увидела храм.

Храм отразился в реке небывалою небылью,

Светлой мечтой о великой счастливой стране,

Словно сквозь грёзы привиделось то, чего не было,

Словно сквозь слёзы пригрезилось то, чего нет.

Люди, придите, взгляните, родные, хорошие!

Видите, там, среди серых бесстрастных камней

То ли разбившийся храм безвозвратного прошлого,

То ли несбывшийся храм наших нынешних дней.

Люди, очнитесь! Проснитесь, селенья окрестные!

Люди, спуститесь к реке, чтоб на чудо глядеть!

Чёрные зданья торчат над безвидною местностью,

Тёмные тени молчат, не спускаясь к реке.

Осень рыданья несёт над холмами и топями

И наполняет дождливой слезой облака.

В небо глядит из реки нерождённый утопленник,

Песню непетую в море уносит река.

Люди, придите, нельзя не жалеть об утраченном!

Люди, взгляните, задумайтесь, что впереди!..

Дух преподобного Трифона ангелом плачущим,

Нас осеняя, над грешной землёю летит.

Единосущная и Нераздельная Троица,

Нашу страну и народы её пожалей.

Господи, силы нам дай, чтоб молиться и строиться!

Храм, отражённый в реке, сотвори на земле!

Мурманск

1959 − 2017

Нам всем конец? Не верю,

Рассеется мираж…

Крадущемуся зверю

Читаю «Отче наш».

Пусть я ещё не знаю

Ни правил, ни основ,

Но он-то понимает

Значенье вещих слов.

Ханты-Мансийск

Дмитрий Мизгулин

БЫЛЬ

Как позвал Илья-Пророк Угодника Николая

обойти нашу землю, пройти полями-лугами.

И пустились в путь, ничего здесь не узнавая,

невесёлыми ступали ногами.

Наконец встретили дурачка на поляне.

Решили порасспросить о мире, о человеках:

– А есть ещё наши люди? А где крестьяне?

А где пушные звери в лесах?

Где рыба в реках?

Где пахари и косари, что встают до свету?

Есть ли ещё мужики в этом народе?

Отвечает им дурачок:

– У нас теперь этого нету:

ни мужчин, ни женщин. Каждый одевается по погоде.

Все теперь ровня – жена ли, муж ли: у всех застёжка на брюхе.

Мужики рожают, бабы платят, а дети

отрываются и балдеют, а старики и старухи

сидят в фейсбуке и в интернете.

– Ну а молитва? А песни свои поются? –

спрашивают странники.

Отвечает им бедолага:

– Да песни как раз найдутся,

хотя бы вот эта, где «м-м» и где «джага-джага».

И пошли Илья-Пророк со святым Угодником – Божьи птицы,

головами качают, услышанное никак не свяжут.

И вдруг засмеялись оба:

– Экие небылицы!

Кто у дураков-то спрашивает? Они и не то нам понарасскажут!

А дурачок собрал убогих, сирых и малых

и пересказывает им подробности этой сцены:

– Они думали, я не знаю… Но я узнал их!

Ждут нас счастливые перемены!

Москва

Олеся Николаева

...и всё замкнётся на России: и мор вселенский, и война, и жар мечты о Божьем Сыне, пророки, деньги, племена. и всё, как встарь, замкнётся ныне на этом снежном пятачке, на горькой ягоде – рябине, на вербной веточке в руке. всех голиафов краснорожих, продажных гениев пера отмолит батюшка Серёжа, с похмелья вставший в пять утра. за всех поплачет и поноет (хоть и нетрезвый, да родной) и вмёрзнет старой головою в священный купол ледяной. слезу Пьеро, смех Арлекина и Коломбины кружева – всё перемелет наша глина и примет наша синева. метаморфозы слёз и боли, рогатых шлемов частокол... поскольку наше ПОЛЕ БОЯ ещё никто не обошёл.

и мы придём сюда, живые, и все обнимемся на нём... и всё замкнётся на России... последний раз... прекрасным днем... мы вспомним мысли, речи, песни, единый Дом, единый Лик. ... и нам вернёт Отец небесный

наш общий,

праведный

язык

Самара

Юрьев день

Обречённого города пепел кляну и жалею,

Озираюсь и стыну столпом соляным на краю.

Выйди, воин Георгий, на бой против древнего змея

За царевну пленённую – бедную душу мою…

Башкирия

Дарья Кучинскайте

В Александро-Невской лавре

Душа сегодня мечется, болит:

Что делать среди мерзости и срама?

«Быть русским! – говорит митрополит. –

Не отступать от веры и от храма».

Мы отошли, мы заблудились, мы,

Безумные, испили чашу яда –

И помрачились многие умы…

К себе самим

Теперь вернуться надо.

Опять народом православным стать.

Господь зовёт уныние отринуть

И о Руси Святой

Возревновать.

Москва

Геннадий Иванов

Баллада о сорока мучениках

Новый всплеск российской драмы.

Дикий клич: – Губи и рушь!

На краю могильной ямы

Застывают сорок душ.

На плевки и на ухмылки

Новоявленных жрецов,

Как с иконы, смотрят лики

Сорока святых отцов.

И в движениях порывист,

Бойко выступив вперёд,

В куртке кожаной антихрист:

– Отрекайтесь! – им орёт.

– Плюй на крест! Коммуну строим!

– Рясы – наземь, и топчи!

А не то – живьём зароем… –

Палачи есть палачи.

Вновь врагов народа ищет

Молодой окрепший строй.

Город Ленина. Кладбище.

Церковь Ксении святой.

Сколько скорби и печали

На земле Твоей, Творец!

Слово было лишь вначале,

А за ним летел свинец.

Но и дуло револьвера,

И земли развёрстой вид

Не всегда сильней, чем вера,

Жизнь на этом и стоит.

Вот и помнится поныне,

Оттеняя наши дни,

Как, скользя по мокрой глине,

В яму двинулись они.

В яму мерзостей и горя

С ясной верою своей.

И земли могильной комья

На живых летят людей.

И уже в предсмертной дрожи,

С горькой тяжестью в груди

Всё взывал угодник Божий:

Образумь их, Гос-по-ди!..

И, выдёргивая ногу

Из тугих могильных пут,

Всё сказать пытался Богу:

– Что творят – не ве-да-ют…

Но и явно видел в муках,

Что, какого ни возьми,

Люди в кожаных тужурках

Перестали быть людьми.

Что им крест и что им ризы?

У бугра земли сырой

От всего святого в жизни

Очищался новый строй.

Очищался зло и дико,

Правил свой неверный суд.

Из могилы сорок ликов

Вопрошали тех иуд.

Вопрошало их смиренье:

– Где свободы ваши? Где?!

Что за жертвоприношенье

Вашим флагу и звезде?

Только грех и только смуты,

Стяг – и тот кроваво-ал… –

И молчали те иуды,

И народный строй молчал.

Он взирал на эти страсти,

Оставаясь глух и нем.

Двадцать лет советской власти…

Кто советовался? С кем?

Слева домна, справа стройка,

Широки страны шаги.

А врагов народа столько,

Чуть ни весь народ – враги.

Люди помнят, мать-держава,

Как, несчастья нам суля,

Две недели всё дышала

На могиле той земля.

И казалось всё, казалось,

Что над той землёй живой

Каждым камнем содрогалась

Церковь Ксении святой.

Москва

Игорь Ляпин

1941 - 2005

Из поэмы «Детство Матроны»

Обычай сельский издревле таков –

Чуть из подростков, замуж иль жениться,

Матрюше все четырнадцать годков,

Ещё дитя – уже отроковица.

Она иконой обновила храм,

Но, с ранних лет воспитанные в Боге,

Крестьяне ходят по монастырям,

Топча лаптями пыльные дороги.

Пещеры, храмы с каменной резьбой,

Где Днепр горит серебряной подковой,

На богомолья возит за собой

Матронушку помещица Янькова.

То древний Мценск, то Сергиев Посад,

Москва в церквях бела и златоткана,

Санкт-Петербург и, наконец, Кронштадт –

Суровая обитель Иоанна.

Вот их в собор Андреевский ведут,

Где на хоругвях Спас шелками вышит,

Россия вся перебывала тут

И проповеди батюшкины слышит.

Он видит всё – куда идёт страна,

Он говорит как прозорливый гений,

Что при дверях лихие времена

Безбожья, смут, разгромов и гонений.

Он говорит и знает наперёд,

Что встанут к битве новые святые:

– Все расступитесь!

В помощь вам грядёт

Отроковица – столп осьмой России.

Орёл

Ирина Семёнова

БЛАЖЕННАЯ КСЕНИЯ ПЕТЕРБУРЖСКАЯ

Строчу ей записочку: по-мо-ги!

А с боку печатными:

«КСЕНИЯ, ЖЕНО,

БЫЛА ЛИ ХОТЬ СЧАСТЛИВА? НЕ СОЛГИ!»

Она мне: И днесь, и присно

блаженна!

Зелёная юбка, красная кофта,

отречься от имени жутко и просто,

вроде бы Ксенья во мне померла:

я – Андрей Феодорович!

Божьи дела.

Зелёная кофта, красная юбка,

а сердце шатко, на слёзы падко,

в мужнином платье иная повадка:

…и сам я – певчий из здешних мест,

Андрей Феодорыч…

А вдовий крест –

не подвиг, не пытка, не однопутка,

лишиться мужа страшней, чем рассудка,

и мнимым безумием тихо сиять,

синичкина песенка мне – благодать.

Впору картуз, башмаки на берёсте,

мне б погостить у тебя на погосте,

тут на Васильевском, где весела

чернорабочей сновала пчела.

Вверх по лесам на себе кирпичи

с молитвой носила, с поклоном клала,

новую церковь растила в ночи,

спала по сугробам, не на печи,

любовь как милостыню раздала…

О, Петербург, Петроград, Ленинград,

ты Ксении – кто?

Не супруг и не брат.

Синей жилой в гранитах тужила Нева,

и Ксения, Ксюша твоя жива!

Москва

Галина Климова

Зачем, зачем неумолимо

наждачкой опыта и лет

с вещей стираются незримо

душа и свет?

О Господи, пока на свете

дышу, позволь ещё хоть раз

увидеть мир как видят дети,

из детских глаз:

открыть за каждым поворотом,

забором, улицей, углом

вселенную… А ныне что там?

Ну двор, ну дом…

Но удивительное детство

и не вернуть, и не вернут,

и жизнь теперь не цель, но средство,

тяжёлый труд.

Екатеринбург

Александр Дьячков

Чудо

Дремучий лес притих сурово

и слушал, как на грани сил

согбенный старец из Сарова

молитву к Богу возносил.

Себя крестом животворящим

он осенял –

на жизнь и смерть...

И вдруг узрел: из тёмной чащи

к нему направился медведь.

Судьбу вручивший воле неба,

без страха старец Серафим

взял из сумы горбушку хлеба

и разделил по-братски с ним.

И разошлись:

медведь в берлогу

закосолапил тяжело.

А старец, выйдя на дорогу,

побрёл с молитвою в село.

И дальний путь короче, коли

с идущим Божья благодать.

Вот позади овраг и поле,

и до избы рукой подать.

Вдруг чей-то свист ударил хлёстко.

И было старцу невдомёк,

зачем безвестная повозка

пылит от дома наутёк.

Досеменил он до калитки.

На ней висит на бахроме

кручёный пояс от накидки,

что справил он себе к зиме.

И старца крик на повороте

настиг разбойничий возок:

«Вернитесь, татушки, постойте!

Вы обронили поясок!..»

Потом вошёл в полумрак кельи,

не возроптав на злых людей.

А там ни плошки, ни постели,

ни ложки с кружкой, ни лаптей...

Но сердце сжалось сладко-сладко,

и Богу он воздал хвалу:

его иконки и лампадка

висят нетронуто в углу.

Склонившись перед образами

и поясок держа в горсти,

просил он Бога со слезами:

«Прости им, Господи, прости...»

Всем сердцем, всей душой, до дрожи

молился он на грани сил.

И вдруг увидел:

ангел Божий

его лампаду засветил.

Москва

Михаил Гусаров

1941 – 2012

Стояла перед образом, молчала…
Смотрела в неподкупные глаза...
И лодкой колыхалась у причала
Душа, и воспаряла в небеса.
Шептали губы: «Даждь мне по заслугам
И всё как надо, Боже, обустрой!..»
И грезилось, что я иду за плугом
И зёрнышки бросаю в перегной.
И полюшку тому не видно края…
И зёрнами сума моя полна…
Я грешница, я дочь Его земная,
Я пригодилась в эти времена…

Липецк

Алла Линёва

В храме

Купола ободраны на крыши

Полувека более назад.

И пылает огненный и рыжий

Меж стропил синеющий закат.

Но внутри, где пасмурно и тихо,

В ясном блеске острого луча

Всё видны рука Его и Книга

На покрытых гарью кирпичах.

Москва

Геннадий Фролов

1947 – 2021

ПРЕД ИВЕРСКОЙ

Пред Иверской стояли мы вдвоём.
Сестра сказала строго: «Видишь, Анна?
На щёчке у Пречистой – видишь – рана?
То варвар лик святой пробил копьём.

И сразу кровь из раны излилась.
И стало страшно варвару и тяжко.
Ведь он считал икону деревяшкой –
Откуда кровь живая здесь взялась?

То было в доме женщины одной.
Она икону тайно укрывала.
Вот варвар вышел. Мрак навис ночной.
И женщина, укрывши покрывалом,

Чудесный образ к морю отнесла.
На волны полные тихонько опустила,
И, поклонившись, берегом пошла.
А Матерь Божия её перекрестила.

Москва

Нина Орлова-Маркграф

Свежа осенняя прохлада.

И краски осени свежи!

Но смысл дождя и листопада

В преображении души.

Приму я узкую дорогу

И поздней осени порыв,

Что надо подниматься к Богу,

Любовь и дождь соединив,

И слышать в невысоком слоге

Иной покой небесных лир,

И видеть, пребывая в Боге,

Себя и весь осенний мир.

Сыктывкар

Вина

Мы пришли в этот храм не венчаться,

Мы пришли в этот храм не взрывать,

Мы пришли в этот храм попрощаться,

Мы пришли в этот храм зарыдать.

Потускнели скорбящие лики

И уже ни о ком не скорбят.

Отсырели разящие пики

И уже никого не разят.

Полон воздух забытой отравы,

Не известной ни миру, ни нам.

Через купол ползучие травы,

Словно слёзы, бегут по стенам.

Наплывают бугристым потоком,

Обвиваются выше колен.

Мы забыли о самом высоком

После стольких утрат и измен.

Мы забыли, что полон угрозы

Этот мир, как заброшенный храм.

И текут наши детские слёзы,

И взбегает трава по ногам.

Да! Текут наши чистые слёзы.

Глухо вторит заброшенный храм.

И взбегают ползучие лозы,

Словно пламя, по нашим ногам.

Москва

Юрий Кузнецов

1941 – 2003

На руинах церкви

Чертополох, цветущий скупо,

А там, внутри, который год

Сияет сквозь дырявый купол

Другой, по счастью, вечный свод.

И значит так: в грязи и сраме,

Где под ногами сор и склизь,

Ты всё едино в Божьем храме.

Ты не оставлен Им.

Молись!

Москва

Виктор Кирюшин

Покров

Храм Покрова Пресвятой Богородицы

в центре Руси на пригорке стоит.

Грудь разрывается, сердце заходится,

кровь леденит пожигающий стыд.

Сняты кресты, купола поободраны,

стены побиты – дыра на дыре.

Щебень, навоз да беззубые бороны

тленом греховным

смердят в алтаре.

Зраки на фресках простреляны пулями.

Но, сохранявшие Божий Закон,

старцы святые плечами сутулыми

свод подпирают,

и держится он.

Держится!..

Стало быть, вера не продана.

Вычистим храм покаянным трудом.

Горькая, вещая, милая Родина,

это ведь ты – на пригорочке том.

Русь православная,

Божья избранница,

с верой не ухнешь ты в дьявольский ров.

Сдюжишь, пока над тобой простирается

Девы Марии

Небесный Покров.

Пусть и по-прежнему с криком неистовым

хищно над Русью кружит вороньё.

Храм Покрова Богородицы выстоял.

Будь же лампадкой в нём, сердце моё...

Москва

Михаил Гусаров

1941 – 2012

В нашем храме нет даже купола,

И киотов нет позолоченных.

Все иконочки в лавке куплены

И гвоздями к стене приколочены.

И сквозняк, прихожанин непрошенный,

И частенько фальшивят певчие.

Но Пречистая, вся продрогшая,

Греет ручки Свои над печкою.

Санкт-Петербург

Сергей Поликарпов

1947–2014

Ласточка щебечет: «Где мой суженый?», –

и зовёт его что было сил.

На пригорке храм стоит разрушенный,

в нём живёт Архангел Михаил.

Ходят молча мимо храма жители

с детским чувством страха и вины.

Знаю я, что и мои родители

в этом храме были крещены.

Здесь венчались и встречали праздники,

отпевали родичей, как встарь,

а сегодня воробьи-проказники

залетают с улицы в алтарь.

Но в пространстве, где светло и ветрено,

вдруг возник Нерукотворный Лик,

а между Богдановкой и Жедрино

чудотворный стал журчать родник.

Да и мы – уставшие, как водится,

видим в небе как бы сквозь туман

Рождество Пречистой Богородицы

и Её Введение во храм.

г. Саратов

Закатилось за осинник лето,

Почернело речки серебро,

Где, лучась, как звонкая монета,

Солнце становилось на ребро.

А теперь оно не ярко светит.

Свечечкой рассеивает мрак.

И печально богомолка крестит

Солнышка копеечный кругляк.

Жители села и горожане,

Этот мир принадлежит не нам.

Все мы в этой жизни прихожане

И зашли случайно в Божий храм.

г. Новокуйбышевск
Самарская область

Евгений Семичев

Свечи

Проходим, каблуками не стуча.

А сельский храм без свечек невозможен.

А в сельском храме

Каждая свеча –

Она чуть-чуть на ангела похожа.

Их чистоту не разумеет мозг.

Но сердце зрит и тает понемножку.

И падает

С незримых крыльев воск

В заботливо подставленную плошку.

Самара

Родительская суббота

Помяни,

Поставь свечу – и этот

Огонёк перенесётся вмиг

В те края,

Где мать твоя с рассвета

Ожидает

Знак твой, этот блик…

Я не объясню такое чудо,

Только знаю:

Матушка глядит –

Не летит ли огонёк отсюда?

Что же он

Так долго не летит?..

Москва

Геннадий Иванов

Вырвусь я в своем пророчестве

из тоски лихих годин.

Даже в полном одиночестве

я на свете не один.

Пусть душа, ни с чьей не схожая,

словно комната пуста,

предо мною – Матерь Божия

и спокойный лик Христа.

Лампа ночью долго светится

над застывшею строкой.

Есть мне с кем глазами встретиться

и к кому прильнуть душой…

Москва

Валерий Хатюшин

Страстная Пятница

Если веру и крепость утрачу,

Если света не станет в лице,

Я войду в Божий храм и заплачу

Перед Ликом в терновом венце.

К этой муке приблизиться трудно.

Час шестой. Надвигается тьма.

Тихо в церкви и немноголюдно,

Как тогда, у подножья холма.

Отче наш, разделю Твоё бремя,

Униженье, страданье и страх.

Смерти нет, только смертное время

Перед вечностью падает в прах.

Дай мне, Господи, веру и слово,

Утешение в тяжкие дни

И меня, как разбойника злого,

В светлом Царстве Твоём помяни.

Ростовская область

Лампада

Жизнь прожита. Лампада догорает.

И поздно уж елея наливать.

А свет смиренный напечатлевает

Скудеющую на чело печать.

В потёмках мира мало чем отличен

От темноты я. Но негромкий свет

Ещё горит, среди живых привычен,

И где меня уже почти что нет.

Но страшно думать, что за кругом здешним

Не жгу лампады перед Божеством.

И с каждым днём видением кромешным

Всё чётче я рисуюсь в мире том.

В последний раз я жгу свою лампаду

Под этим небом, где меня уж нет.

И лестницу дрожащую – ко Граду

Лампады бедной простирает свет.

Минск

Михаил Шелехов

Храм белел сквозь чёрные деревья,

И хрустел вечерний тёмный снег.

Улетело солнечное время,

И умолк короткий летний смех.

Лето, лето! Молодость и сила.

И слеза живицы на сосне.

Слава Богу, – всё когда-то было

И осталось памятью во мне.

Долго ли продлится эта память,

Эта тень деревьев на снегу?

Многое могу переупрямить.

Только время… Время – не могу!

И когда меня осилит время

И душа отправится в полёт,

Пусть белеет храм среди деревьев

И далекий колокол поёт.

Москва

Анатолий Жигулин

1930 – 2000

В лесу прохладном цветёт кислица

и слышится песнь дрозда.

Душа проводит два дня как птица,

ища для себя гнезда.

Душа не может в озёрной глади

увидеть своё лицо –

иконой неба в цветном окладе

становится озерцо.

Земля покрыла сухое тело,

на землю легла сирень…

Какую песню неслышно пела

душа моя в третий день?

Да, ей, бездомной, уже не надо

Цветную листать Триодь –

селенья рая и пропасть ада

покажет душе Господь.

И будет ветка стекло царапать

и солнце сиять, как медь,

и будут слёзы неслышно капать,

а сердце – страдать и петь.

г. Саратов

Монастырское рождество

Марине Нестеровой

Под Рождество,

Когда горит румянец

И весело поскрипывает снег,

В тишайший город Малоярославец

Мятущийся приехал человек,

И оттепель сменилась хрустом наста...

Когда сгустилась неба синева,

В молитве Симеона Метафраста

Я прочитал спокойные слова:

«Бог кающихся,

Будь вовек хвалимым,

И согрешающих – прославлен Спас».

А колокол уже звонил к молитвам,

И блики отразил иконостас:

От праздничных свечей,

От светлых взглядов,

Рождественских псалмов, бросавших в жар.

И не было ни пестроты нарядов,

Ни племенных отличий прихожан –

Всё меркло

Пред звездою Вифлеемской,

Что над равниной русскою дрожит,

Где монастырь

Черноостровский женский,

Как остров очищения, лежит.

Москва

Александр Бобров

ВЕЛИКОРЕЦКИЙ КРЕСТНЫЙ ХОД

Зачем иду я, просветлённый,

Среди большой толпы людской

И за крестом, и за иконой –

С любовью, верой и тоской?

Зачем я вглядываюсь в лица,

Как будто я хочу узнать

Родного брата, иль сестрицу,

Иль похороненную мать?

Зачем я слушаю молитвы

И подпевать стараюсь им?

И чувствую, что все мы слитны

Единым сердцем – вместе с Ним...

А ночью лес в цветущих купах

На откуп отдан соловьям.

И голубой июня купол

Объял природы светлый храм.

И пусть заброшенный просёлок

Таит церквей немую сень,

Полуразрушенные сёла

И боль забытых деревень.

Смотри на крест, шагай за другом,

Среди людей своих дыша,

Преображается округа,

И возрождается душа!

И вечно будет жить Россия,

Пока с крестом, из года в год,

Идёт, идёт в места святые

Великорецкий крестный ход!

Пермь

Анатолий Гребнев

1941 – 2021

Оптина пустынь

Отрывок

Мир даётся правдой, а не силой,

Я в руках пересыпаю прах…

Как же долго, Господи помилуй,

Довелось нам мыкаться впотьмах.

Кто же, кто же,

кто тут победитель?!

Смерть пророчат нам, а я смеюсь –

Возроди хотя б одну обитель,

Встанет из руин – святая Русь!

Родина, из пустоты, из праха

Воскресая в правде и в любви,

Ты рукою кроткого монаха

В трудный путь меня благослови!

Знаю я, прощаться будет туго,

Каждого с поклоном обниму,

Что же делать – выйду я из круга

И шагну во внешнюю, во тьму.

Визг кругом, бушует жизнь,

как море,

Взбаламучен человечий век.

Помолись о мне, отец Григорий!

Помолись, отец Мельхиседек!

Мы терпели гибель не случайно,

Испытанья не даются зря –

В муках зреет радостная тайна,

Чтобы в мир ворваться, как заря.

Не один святой из дали древней

Видел и пророчил наперёд:

«В неурочный час,

Пройдя страданья,

Русь святая – Пасху запоёт!»

Москва

Владислав Артёмов

Оптинская

Симоне Ионин, любиши ли Мене,

паче сих? Ей, Господи, Ты вся веси,

Ты веси, яко люблю Тя.

Ин. 15,17

Пожелать Тебя одного,

Возлюбить Тебя паче сих,

«Дню довольно беды его,

Не заботься о днях других, –

Ты сказал. – Оставляя страх,

Воротись и иди за Мной»,

Но люблю эту персть и прах,

Эту немощь земли родной.

За протяжный зелёный взгляд

Быстротечной её весны,

За сиротский моленный плат

Оскуделой моей страны.

За её осьмигранный крест,

Что цветёт в вековой пыли,

В самых недрах родимых мест,

В сердцевине моей Земли.

Пожелать Тебя одного,

Возлюбить Тебя паче сих,

«Дню довольно беды его,

Не заботься о днях других…»

Но куда мне её девать,

Наши жизни переплетя,

Как мою немощную мать,

Как больное моё дитя?!

Рати праведных несть числа

В предстоянье её святынь,

Кровь живая травой взошла,

Прозвенев небесам: «Аминь!»

Так оставь же мне благодать

Плотью рода в неё врасти,

О Земле моей вопиять,

Вместе с нею к Тебе войти.

г. Киров

Благовещение

По полу и оконным сводам

Стекало солнце жёлтым мёдом

И пряталось в щелях.

А Ты сидела, Ты молчала,

Ты ничего не ожидала.

Вдруг крыльев взмах!

И небо проломило стены,

Втекая облачною пеной

К Твоим ногам.

Казалось, сотканный из молний,

Архангел, тихий и спокойный,

Дарил словам

Доселе смысл неизвестный,

Что мир земной и мир небесный

В Тебе соединён,

Что между жёнами земными

Благословенна Ты отныне

И до конца времён,

То, что хранит Твоя утроба

Того, Кто в третий день из гроба

Восстанет вновь,

Того, Кто выведет из ада

Людей, и станет им наградой

Его любовь.

И счастье вздрогнуло, как птица,

И, задохнувшись на ресницах,

Оборвалось.

Но стало больше, радость множа,

Дрожало глубоко под кожей,

Пронзив насквозь.

Не находились для ответа

В потоках святости и света

Достойные слова.

И содрогнулась преисподня,

Услышав: «Я раба Господня.

Во всём покорная раба».

Наталья Пискунова

БЛАГОВЕЩЕНИЕ

Блаженным языком, душой свободной,

Не зная окружающую тьму,

Она сказала: «Се раба Господня:

Да будет Мне по слову Твоему».

Возрадуемся, братия; как можем,

Спасения начало воспоём.

Согласьем Девы, милостию Божьей

Обручено творение с Творцом.

Москва

Алексей Клоков

БЛАГОВЕЩЕНЬЕ

Залежалого снега шуршанье.

Перекрёсток веков и суде́б.

В молчаливых глазах ожиданье:

Минет ночь?

Будет день?

Будет хлеб?

Всё мерещится: поле, колосья

Головою склонились к земле.

Но скрипят, примерзая, полозья

К ледяной поутру колее.

Кружит ветер позёмки половой.

Разгорается звёздный пожар.

Над дорогами – сумрак лиловый

И дыханья морозного пар.

Будет день Благовещенья, сполох

Колокольный в безгласной ночи.

И взорвутся сугробы, как порох.

И взовьются, как сажа, грачи.

И Великую истину снова

Приоткроет небесный чертог:

Будет свято Архангела слово.

Будет день!

Будет хлеб!

Будет Бог!

Москва

ВЕРБОЧКА

Подрастала подростком-травинкой,

Как и все, холодами дрожа…

Схлынул паводок… вербной кровинкой

Истекла от стального ножа.

Серебристые тёплые почки,

Красноватая нежная стать…

Вмиг, ещё не проснулись листочки –

Ты успела невестою стать!

Было больно, пучками вязали,

Жгут жесток, что терновый венец…

Не о том ли соседки мечтали,

Не такой ли им снился конец?

Как несли её, слабую, мимо,

Тех смородин, шиповников, слив,

Чтоб у входа Иерусалима

Спела наш белорусский мотив.

– Помяни нас, подружек своих!..

Нежно вербу окутывал ладан,

И легла перед ней высота.

И шептала она: так и надо,

Если падать – под ноги Христа…

Минск

Татьяна Дашкевич

– Ослик Христов, терпеливый до трепета,

Что ты прядёшь беспокойно ушами?

Где та лужайка и синее небо то,

Что по Писанью тебе обещали?..

– Я побреду каменистыми тропами,

В кровь изотру на уступах колени,

Только бы, люди, Христа вы не трогали,

Всадника горестного пожалели...

Кроток мой всадник – и я увезу его

В синие горы, в мираж без возврата,

Чтобы его не настигло безумие,

Ваша его не настигла расплата.

– Ослик Христов, ты ступаешь задумчиво,

Дума твоя – как слеза на реснице,

Что же тебя на дороге измучило,

Сон ли тебе окровавленный снится?..

– Люди, молю: не губите Спасителя,

На душу грех не берите вселенский,

Лучше меня, образину, распните вы,

Рёвом потешу я вас деревенским.

Лучше меня вы оплюйте, замучайте,

Лучше казните публично осла вы,

Я посмеюсь над своей невезучестью

Пастью оскаленной, пастью кровавой...

– Господи, вот я, ослино-выносливый,

И терпеливый, и вечно-усталый, –

Сколько я лет твоим маленьким осликом

Перемогаюсь, ступая по скалам?..

Выслушай, Господи, просьбу ослиную:

Езди на мне до скончания века

И не побрезгуй покорной скотиною

В образе праведного человека.

Сердце моё безгранично доверчиво,

Вот отчего мне порою так слепо

Хочется корма нездешнего вечности,

Хочется хлеба и хочется неба.

Минск

Вениамин Блаженный

1921 - 1999

Рождество

Вдали от призрачной столицы,

От городов в цепях огней,

В глуши так хочется молиться

О бедной Родине моей.

Там, защищённая лесами,

В степи сокрыта неспроста,

Лучится Русь пред образами

Теплом и светом Рождества

Ты честен – но она честнее,

Ты беден – но она бедней,

И бедность та пребудет с нею,

Как бедность неба и полей.

Там в глубине сокрыто свято

Прозренье Божие миров,

Там бедность издавна богата

Пастушьей щедростью даров.

Любовь избавит нас от мрака,

В глазах исчезнет вечный страх,

Младенчества вселенский запах

Витает в стареньких яслях.

О, Русь! таи свой вздох болезный,

Христа рождённого восславь!

От бездуховности, от бездны,

От ненасытности избавь!

г. Волгоград

Елизавета Иванникова

Крещение

Мы с вечера мелом везде рисовали кресты –

На двери, на старых наличниках,

На потолке и на дверце чугунной

Натопленной к ночи голландки.

И мать, уложив нас пораньше,

Ладонью прикрывши,

Тушила висячую лампу.

А утром, чуть свет,

Будила, и мы просыпались с трудом.

На чистом, скоблёном полу

На двух табуретках стояло корыто,

И мать нас купала –

От сглазу, напастей и всяких болезней.

Потом мы опять засыпали,

И нам засыпалось легко!

И мать уходила на кухню,

Готовила праздничный завтрак.

А на улице жёсткий мороз

Вымораживал всё!

Но мы знвли,

Что повсюду: в колодцах,

В реке подо льдом,

И в ведре,

Что покрылось ледовою коркою за ночь,

В умывальнике, в том роднике,

Что живёт глубоко под землёю, –

Вся вода – и чиста, и вкусна, и прозрачна.

Святая вода!

г. Лобня
Московская область

Нина Стручкова

СКАЗ О КРЕЩЕНИИ

От дневного и ночного страха,

Боже, в этот вечер упаси…

Береги с младенчества рубаху,

В коей ты крещался на Руси.

Караулит храмы строгий ельник.

Перемёты снега вдоль дорог.

Ты мне в этот сказочный сочельник

Подари «крещенский вечерок».

Говори приветливые речи.

На полоке разбери постель…

Темнота. Во тьме пылают свечи

И гудит крещенская метель.

Кислою капустой и грибами

Пахнет так, что напрочь выноси…

Отразились звёзды в Иордане,

Отразились в Истре, на Руси.

И грядёт нечаянная встреча.

Крестный ход застынет у ворот:

Уж не сам ли Иоанн Предтеча

В валенках по улице идёт?

И, ворон не устрашившись стаи,

На крыло опёршись, не спеша,

Кроткий голубь к проруби слетает.

Чтоб бессмертной сделалась душа!

И бредя в крещенском снеговее,

Только скажешь: «Господи, спаси.

Хорошо живётся в Галилее.

Широко живётся на Руси!»

Москва

Еда проста, вода чиста,

Как слово Бога –

Во дни поста, во дни Христа

Не надо много.

Душа, молитвами дыша,

Сыта и рада.

Нет за душою ни гроша.

Ей и не надо.

Даётся редко благодать –

Лишь терпеливым.

Поверить, и любить, и ждать,

И быть счастливым.

Мурманск

Василий Рябков

ТИШИНА

Сядь со мною рядом, посиди,

Расчеши мне волосы седые.

Ты сама, родная, посуди:

Сердце надрывается в груди –

Мы теперь уже не молодые.

Осень к нам подкралась невзначай.

Только ты её не замечай.

К утрене звонят колокола:

Голосистый – давний наш приятель!

Так отложим все свои дела,

Поле перейдём мы до села –

В Братовщине служит настоятель:

Ликом кроток и голубоглаз,

Он, наверно, молится о нас.

Встанем мы на исповедь к нему.

Может быть, и мне грехи простятся:

Тяжесть я с груди своей сниму,

Лишь тогда глаза и подниму…

Спросит он: «А дети как – постятся?»

И проводит нас коротким взглядом.

И пойдём к причастию мы рядом.

Москва

Борис Споров

ПОСЛЕДНЯЯ ПАСХА

Спускались они с Елеонской горы.

Встречал их народ, покидая дворы.

Встречали их визги и смех детворы.

Он ехал на ослике в чьей-то одежде.

Но даже и в ней узнавали Христа.

И кланялись люди Ему неспроста,

Особо радушные после поста.

Всё было не так. И всё было, как прежде.

Один только Он понимал – почему.

И люди дарили одежды Ему.

«Учитель, мы верим Тебе одному».

И ветки бросали они на дорогу.

Хотелось им слова Его и чудес,

Хотелось, чтоб Он не погиб, не исчез.

И вдруг Он почувствовал близость небес,

Доступную лишь милосердному Богу.

Чертили орланы над ними круги.

А люди просили Его: «Помоги!»

И были они фарисеям враги.

Тогда фарисеи Ему и сказали:

«Откуда Ты взял Своих учеников?

Народ они мутят. Народ бестолков.

Вели же молчать им во веки веков.

Не жди, Иисус, чтоб и их наказали».

И так Он ответил: «Нельзя им молчать.

Нельзя наложить на уста их печать.

Нельзя, говорю вам. Иначе кричать

Начнут даже эти холодные камни.

Не требуйте. Я говорю вам: нельзя.

Живёте вы в страхе, друг друга грызя.

И знают Мои, а не ваши друзья:

Открыты Мне души, открыты века Мне».

А ветер пасхальный свежей и свежей.

И вступит Он в храм. И прогонит взашей

Оттуда менял, ловкачей, торгашей

И даст голубям наконец-то свободу.

И будет улыбка Иуды хитра.

И что-то прочтёт Он во взгляде Петра.

…Но как же смеялась, визжа, детвора…

И грустно поднимет глаза к небосводу.

Москва

ВЕЛИКИЙ ПЯТОК

Воробышкам зёрнышек бросив,

«Снимаем?» – спросил Никодим.

И, перекрестившись, Иосиф

К распятью поднялся за ним.

«Ты знаешь, за что нам молиться?»

«Да что ж я глупее камней?»

Великий Пяток. Плащаница.

И тело Спасителя в ней.

То были не лица, а лики.

Солдаты забыли латынь.

Засохла на кончике пики

Кровь нашего Бога. Аминь.

Москва

ПАСХА НА КЛЯЗЬМЕ

Стояла большая вода.

Она затопила низины,

где таяли редкие льдины

и плыли не зная куда.

Потом добралась до лугов

и дом под холмом захватила,

оставив трубу и стропила

поодаль чужих берегов.

Смеркалось, и низкий туман

тянулся с Оки и Онеги.

Казалось, российские реки,

разлившись, пошли в Иордан.

И только у края земли

зашлось наконец половодье,

мы тоже, Христово отродье,

в забытую церковь пошли

Поплыли по чёрной реке,

поднялись по временным сходням,

томимые духом Господним,

дотоль пребывавшим в тоске.

А в храме, в дрожаньи огней,

в мерцаньи котомок пасхальных

свидание близких и дальних

читалось ясней и ясней.

И в полночь, лишь колокола

открыли небесные сферы,

я понял: возжаждала веры

душа, не избегшая зла.

И вправду – неисповедим

путь блага в кругах мирозданья,

хотя суета всепознанья

и правила веком моим.

Но я, сознавая предел,

провидел иную свободу,

покуда по крестному ходу

шёл в ночь и на свечи глядел.

И чудо свершилось сполна:

к рассвету или воскресенью

увидели новую землю

и – ахнув – узнали: весна!

И спала вода, и траву

покрыла белёсая плёнка,

как мокрую кожу телёнка,

рожденного в тёмном хлеву.

И вот уже вниз по реке,

по взгорьям и падям весенним –

шла Пасха застольным весельем

со сдобной ковригой в руке.

И день, освящённый впотьмах,

светился во славу творенья,

и радостно, как Откровенье,

горел поцелуй на губах!

Москва

Олег Чухонцев

ПАСХА В КУКУЕВЕ

О, Господи, как они пели

в прохладном полночном апреле,

три бабы под старой ветлой!

Большая Луна сияла,

Большая Вода стояла,

оттаявшей пахло землёй.

О, Господи, как они пели

в прозрачном, простудном апреле

в мои молодые года!

Текли голоса в поднебесье:

«Воскресе, Христосе, воскресе»

Большая стояла Вода.

Счастливое нищее детство,

кладбищенской церкви соседство

(в 30-х пошла на дрова),

Большая Луна во Вселенной

сияла. Надеждой нетленной

пасхальная радость жива.

Три бабы на красном крылечке

поют и далече-далече

живая молитва слышна.

Плывут голоса в поднебесье:

«Воскресе, Христосе, воскресе...»

С той ночи мне смерть не страшна.

Апрель 1991

Москва

Любовь Молоденкова

1936 – 2021

ВОСКРЕСЕНЬЕ

ВЕРБНОЕ

Воскресенье Вербное.

Снег сошёл с могил.

Знаю слово верное

И не разлюбил.

Головокружение.

Потеплело вдруг.

Храм Преображения.

Венчики вокруг.

Дело перед Пасхою.

Там – отец. Там – брат.

Пахнет свежей краскою

Множество оград.

Чья-то жизнь короткая

Обожжёт огнём.

Вот и стопка с водкою

И стакан с вином.

На скамье истерзанной –

Свежий огурец,

Чёрный хлеб нарезанный,

Солнце и скворец.

Москва

Пасха

Сердце с бедами свыкается…

Но когда ускачет бес,

К нам на крыльях опускается

Пасха яркая с небес.

Пасха русская, старинная,

С пестротой и толчеёй,

Неподдельная, былинная –

Та, что празднуем семьёй.

Рано утром разговеемся

По укладу стариков,

И любить и жить надеемся

Ещё тысячу веков.

Соберёмся, не рассоримся.

Есть надежда – будем жить.

И за сокола поборемся,

Полно ворону кружить!

Пахнет терпкая акация,

Звон плывёт в родном краю…

Возвращайся, празднуй, нация,

Пасху русскую свою!

Иркутск

Владимир Скиф

Уже пора за стол садиться,

пустые рюмки ставить в ряд…

Мы так же хлеб едим, как птицы

клюют созревший виноград.

Берёза ветку завитую

опустит вдруг на тротуар…

Мы так же воду пьём святую,

как пчёлы в поле пьют нектар.

Вдруг загудит над этим полем

грозы могучий контрабас…

Мы так детей своих неволим,

как ангелы целуют нас.

Но как, скажи, нам научиться

на перекрёстке двух дорог

так полюбить цветок и птицу,

как человека любит Бог?

г. Саратов

Зачем чужим идти путём,

Чужою мерить мерой?..

Для нас – с молитвой и постом –

Владимир выбрал веру.

Да вот случилась недолга –

Сменила Русь дорогу!

Теперь – ни бесу кочерга,

Да и ни свечка Богу.

Но, сидя нищенкой в золе

Всемирной распродажи,

Она последней на земле

Святое слово скажет.

Тосно
Ленинградская область

Татьяна Шорохова

Пасха

...И опять налетели, Россию на части кромсая.

И, натешившись вволю, гадают: умрёт – не умрёт?

А народ уже тысячу лет по весне воскресает.

Как бессмертен Господь, так бессмертен казнимый народ!

Оправдали всемирный обман и воспели жестокость.

Но никто не отменит весны, не затмит небеса.

И душа потянулась к незыблемой сути истоков,

И в бреду перемен неизменного ищут глаза.

И в безродье племён пробуждается семя былого,

Просыпается совесть, и в колокол память звонит,

И звучит в православных церквях сбережённое Слово,

Разливаясь пасхальной надеждой: спасёт! сохранит!

Шелухою от лука, как издревле, крашены яйца.

Сладкий хлеб и кутья на столах – как столетья назад.

Изменяется мир. Но народу нельзя изменяться.

Проклянут нас потомки. И предки за то не простят.

Здравствуй, сладкая Пасха – веселье разливов весенних!

Здравствуй, радостный свет – половодье растаявшей тьмы!

Мы воскреснем! Сегодня – не верить нельзя в Воскресение,

Потому что едины и Бог, и природа, и мы.

Слышу мысли грядущей листвы на певучих деревьях,

Слышу вечную песню земли, что споют зеленя...

Так ликуй и целуйся, народ, в городах и деревнях!

Мы воскреснем, воскреснем!.. Не будем себе изменять!

Мурманск

1959 − 2017

ОТТЕПЕЛЬ

Они схлестнулись с ветром этим

и вот, оттаяли едва.

Не ветки, нет – пруты и плети,

что не сгодились на дрова.

Как интернатские подростки,

стоят в снегу у края рва:

листвы бесцветные обноски –

гуляй, рванина, однова!

Кропил бы дождик из пипетки

зелёнку в лиственные рты,

была бы роща…

– Малолетки, о чём грустим?

– Иди-ка ты…

С них не потребуют озона –

всё проще, Господи, прости:

не зона плачет, так промзона,

охоты нет – сюда расти.

И не охота быть как дети.

И не понять, чем жизнь жива.

Но, Боже мой, пруты и плети

ещё стоят за дерева.

Тебе посильно приодеть их

у всех заборов и канав

пушистым всполохом соцветий,

Христе мой,

смертью смерть поправ!

Ещё схлестнутся с ветром этим,

кому – под ковш, кому – под пресс,

они поймут Тебя, ответь им

Ты сам: «Воистину воскрес!»

Ярославль

Ирина Перунова

Меланья Семёновна

Пришла ты в апреле восьмого числа.

Ты нас разыскала, согрела, спасла.

Икону Царицы Небесной внесла

в домишко, недавней бомбёжкой помятый.

Сказала: «Сынок, не грызи карандаш.

Поправишься ты и экзамены сдашь».

И я за тобой повторял Отче наш.

Конечно, ты помнишь. Весна. Сорок пятый.

При чём же тут годы? При чём твой погост?

Меланья Семёновна, кончился пост.

У нас впереди Николаевский мост.

Китайских фонариков звёздочки всюду.

Они – продолженье пасхальных свечей.

Кончается ночь. Аромат куличей.

Чей взгляд у тебя? Догадаться бы – чей.

И первая зелень, подобная чуду.

Чей взгляд у тебя? Но не задан вопрос.

Я всё-таки выжил и всё же подрос.

Меланья Семёновна, слышишь? «Христос

воскресе!» И новая радость ответа.

И вот Николаевский мост позади.

Цветастая шаль у тебя на груди.

«Стучись хорошенько да всех разбуди».

Ещё не светает, но сколько же света!

Москва

ПОСЛЕ ВОЗНЕСЕНЬЯ

Хоть была Голгофа наяву,

Утром Ты пришёл ко Мне нежданно.

Я не одинока. Я живу,

Как велел Ты, в доме Иоанна.

Чей-то ослик около крыльца.

Улицы обыденные звуки.

Не забуду Твоего лица

И гримасу нестерпимой муки.

И следы Я помню от гвоздей.

Я Твои поцеловала ноги.

Я решила быть среди людей,

Выбрала, Сынок, Твои дороги.

Ходят к нам Твои ученики,

Просят у Меня благословенья.

Ты не осуждай Моей тоски

Ныне, в годовщину Воскресенья.

Если ночью не смыкаю глаз,

Я с Тобой. Меня Ты не оставишь.

И в Сионской горнице для нас

Ты опять Свое бессмертье явишь.

Тянутся томительные дни.

Знает мир: пуста Твоя могила.

Ну, а тех, кто требовал: «Распни!»,

Я и пожалела и простила.

Москва

22 мая (Никола вешний)

Моя надеждо! Ты со мной уже

На каждое опасное мгновенье,

И тихое моё благоговенье,

И трепет, и волнение в душе.

Прости меня, что близко подхожу,

Что так по-свойски просьбы излагаю.

Я верю, что и вправду помогаю

Тем, на кого тебе я укажу.

Но страх и боль не исказят лица,

Во мне – тепло и вера преблагая.

В моём роду все были Николаи,

Так будь мне вместо деда и отца!

Сиротский хлеб не ты ли мне сластил?

Не ты ли дни продлил несчастной маме,

Не ты ли горевал и плакал с нами?

И я молю, чтоб ты меня простил

За сладкую кощунственность мечты

Считать тебя заступником пред Вышним.

Но мне – с таким грехом моим давнишним –

Простишь ли ты?

г. Лобня
Московская область

Нина Стручкова

Земля сгорела. Мёртвые восстали.

Оделись в плоть скелеты-черепа.

Вся многомиллиардная толпа

Осенена незримыми крестами.

Погасло солнце. Звёзды умирают.

Свернулся в свиток чёрный небосвод.

На свой неисчисляемый приплод

Адам и Ева с ужасом взирают.

Кто где лежал – там и восстановился;

Собрался пепел, снова телом стал.

И всё прозрачно стало, как кристалл;

А кто не умер – тот преобразился.

Нездешний свет, не создавая тени,

Заполнил всё. Растаял потолок.

Разверзся пол и растворились стены...

Вселенная уходит из-под ног.

Пропало всё – кумирни и святыни,

И хлеб, и золотой соблазн монет...

Настало настоящее. Отныне

Ни прошлого, ни будущего – нет.

И вечность, не имеющая смысла

Земного – поглотила, пожрала

Утробой ненасытного жерла

Все формулы, законы, сроки, числа...

И смерть, убийца жизни, умерла.

Тоскует Каин. Бессловесен Авель.

Все замерло: надежда, радость, страх...

И Божий лик в расплавленных сердцах

Отображён в неизречённой славе.

Санкт-Петербург

Александр Люлин

Извечная болезнь у человека:

Стремится к свету и вовсю грешит.

И даже время, пресловутый лекарь,

Ему на помощь больше не спешит.

Такое время… Звёзды под прицелом,

В подтёках небо, в ярости ветра.

А человек идёт к последней цели,

Наивно веря в то, что жизнь – игра.

Какие игры в двадцать первом веке,

Когда двадцатый выстудил сердца?

Сухи глаза и каменеют веки

На карте человечьего лица.

Уж бледный конь копытом бьёт о землю,

Уже грядут иные времена!

А человек живёт как будто дремлет,

И в голове такая целина,

Такая пустошь взор его венчает,

Такая немощь и такой упрёк…

Что лишь Господь в потёмках различает

Потухшей веры слабый уголёк.

Рязань

Константин Паскаль

Не нужно искать утешенья нигде −

ни в беглой воде, ни в зелёной звезде,

ни в звуках волшебного рога,

а только у Господа Бога.

В воде, как дитя, вырастает коралл,

вздыхает в заветных глубинах:

− Зачем Ты, о Боже, меня покарал,

лишив меня крыл голубиных? −

− Не нужно себя разрешать от оков,

как воду реки − от воды родников:

попробуй достать из-под спуда

простую надежду на чудо. −

А голубь вздыхает, летя над водой:

− Один я остался на свете,

хотел бы питаться я пеной седой

и плакать, как малые дети. −

− Не нужно тревожить заветных могил,

покуда последний твой час не пробил,

не плачь перед самою смертью,

а веруй Его милосердью. −

Зелёная гаснет на небе звезда,

шепча: я под утро воскресну −,

а ставшая бурным потоком вода

не хочет заглядывать в бездну.

− Ты тоже, любимый, туда не смотри,

под утро солёные слёзы утри −

пусть голубь воркует приблудный

и День приближается Судный …

г. Саратов

Всё то же безумье в больничной палате,

всё та же кошмарная ночь.

Распятый за нас при Понтийском Пилате

мне только и может помочь.

Душа моя смертною скорбью объята

и пламенем Судного дня.

Но сладко мне знать, что во время Пилата

Ты также распят за меня.

И сладко мне плакать в ночи покаянной

о том, что Ты всё искупил

и уксус из чаши моей окаянной

устами пречистыми пил.

2000

Москва

Игорь Меламед

1961 – 2014

И в маленькой ветке цветущей,

поставленной в банке на стол,

вдруг явятся райские кущи

с жужжанием солнечных пчёл!

А то, что среди беспорядка,

что сломана – ей – нипочём,

лишь пахнет торжественно-сладко

и пасхою, и куличом.

Когда ты под бури рыданье

прикован, как раб, ко одру –

вдруг ветки цветущей дыханье

тебя потрясёт поутру.

Кострома

И снова всплывёт картина:

Висит в уголке икона,

И бабушка бьёт поклоны:

«Во имя Отца и Сына…»

Я слушаю, октябрёнок,

И думаю: «Слышать стыдно!»

А бабушка заклинала,

Колени не разгибая,

Слезинка с лица слетала,

А следом за ней другая…

Я знал, что она глухая,

Я знал, что когда-то стала

Вдовой. «И Святого Духа», –

Продолжит она молиться.

И печка жужжит как муха.

Засну я – и сладко спится.

А нынче – не те ночевья.

Чуть лягу – всплывёт картина:

«Зачем я живу, зачем – я?»

А кто-то всё шепчет в ухо:

«Во имя Отца и Сына,

Святого Духа».

г. Подольск
Московская область

Сергей Князев

Смерти нет, просто тело земное

не годится для жизни иной.

Все, что было распято зимою,

непременно воскреснет весной.

Сколько нас, искалеченных бытом,

бойко рвущихся к целям чужим...

Но не будет у Бога забытых

и не будет непринятых Им.

На Венере! Ах, на Венере,

мы однажды родимся опять…

Как же хочется в это поверить

и всю жизнь про себя повторять…

Нас пилатит, каифит, иудит,

очерствляет и сводит на нет…

Страшно будет.

И стыдно нам будет.

А потом только вечность и свет.

Москва

Алексей Шмелёв

ОН МОЛИЛСЯ ВО СНЕ…

Он молился во сне за чужую судьбу, за хрусталик в глазу, за морщинку на лбу, за сгорающий воск с волоском фитиля и за нотинку си и за нотинку ля, за прерывистый вздох, перерыв-передел... Он молился во сне и, пожалуй, храпел...

... тонкой струйкой дрожа, будто плакал в натяг. Как ребёнок, оставленный мамкой в гостях. И зелёный ночник чуть мигал на стене, если мошка туда залетала извне. В ледяной тишине – ни друзей, ни врагов. Мягкость снящихся губ, россыпь слов-перстеньков. Слёзы лунных камней в катакомбах земных. Он молился во сне.

А под утро затих.

Самара

Трава молочнее и глуше.

Всё немощней крестов наклон.

Прозрачно к шороху времён

прислушиваются души,

и всё отчетливей их сон.

Когда они услышат звон

от колокольни одичалой,

со всех сторон,

от всех времён

восстанут враз большой и малый

и пеньем славы небывалой

очистят смертный небосклон.

Москва

Юрий Лощиц

Осенний морок

Крыто небо облаков овчинами,

В бездорожье увязает взгляд...

Над холмами, рощами, лощинами

Лебеди усталые летят.

Пёстрых листьев шутовской заплатою,

По лешачьей просеке бредя,

Вдосталь налюбуешься, крылатая

Вынет осень душу у тебя!

И помчит немереными вёрстами,

Под мерцаньем отгоревших звёзд,

Над заросших пажитей коростами,

Над землёй, безмолвной, как погост.

Где рубили конники Батыевы

Для костров на щепоть образа.

Где в пустынных храмах веки Виевы

Прятали змеиные глаза.

Но пока притихшая околица

Слушает врага разбойный скок,

За дубравой скрыта княжья конница,

И со стягов грозно смотрит Бог.

И звучат от праздника Успения.

Через Рождество – на Покрова,

В каждом вещем сердце – песнопения,

К мужеству зовущие слова!

Да не занесёт степной порошею

Крест отцов, не сорванный с груди!..

Осень, осень, сбереги хорошее,

А плохим – души не береди!

И покуда стаи в небо млечное,

Запоздав, уходят до зари,

Подари им бабье лето вечное,

На путях спаси и сохрани!

Москва

НАЧАЛО НЕБА

Себе дивлюсь, когда гляжу назад:

при небе жил, а неба-то не видел.

Почаево и Сергиев Посад…

Дивеево…

А Свирская обитель!

А кельи Костомаровской горы!

Покровский кров

Матронушки блаженной…

Пылали, словно в капищах, костры

на слётах пионерских достижений.

Кто был я?

Лицедей и звездочёт,

по Дарвину – потомок обезьяний.

Сулил мне кто-то славу и почёт,

шептал о пользе орденов и званий.

…Скончался дед. И бабушка – вослед.

Ушли отец и мать моя – Мария.

Был явлен мне от них сиротский свет,

а в свете том – молитва,

словно крылья.

Парю над явью нынешних времён,

где истина с Фавора зазвучала:

Дивеево, Голгофа и Афон,

они – столпы

и всех небес начало…

Москва

Михаил Гусаров

1941 – 2012

...Но потеряв и скипетр, и державу,

И хлеб, и честь, и славу, и успех,

Вернём хотя бы родовое право –

Перекреститься на глазах у всех.

Тосно
Ленинградская область

Татьяна Шорохова

Господи, прости нам нищету!

И высоких помыслов тщету.

Смертною повиты пеленою,

мы уже на ангельском счету.

Господи, куда ж теперь нам плыть?

Ливень зарядил – и нечем крыть.

Ливень, говорю, по нашу душу –

дабы плоть до основанья смыть!

Господи, ведь я ещё живой!

Ангелы трубят над головой,

рыбы выбираются на сушу,

воскрешая ужас меловой.

Господи, спаси и укрепи!

Небеса срываются с цепи;

ангелы утраченную душу

гонят, как сайгака по степи.

Господи! Ей-богу, не смешно!

Смертному безумие грешно, –

вразуми окаменевший разум:

не Твоё ли Царствие пришло?

Владивосток

Юрий Кабанков

Душа раскалена,

И нету ей остуды.

Могу не пить, не есть,

Смирять аскезой плоть.

Но как мне возлюбить

Ягоду иль Иуду?

Нет кротости во мне.

Прости меня, Господь.

Победа над собой –

Сладчайшая победа.

Обиды все презреть,

Соблазны – побороть…

Но как могу простить

Тех, кто убили деда?

Кто оболгал отца?

Прости меня, Господь.

Мне имя – тишина.

Я нравом не воитель.

Тоскуют по любви

Моя душа и плоть.

Но злоба всей земли

Трясёт мою обитель

И я – частица зла.

Прости меня, Господь.

Москва

Галина Осинина

1927–2012

Ангел последний

Где степи бескрайни за гребнями гор,

Там Огненный Ангел крыла распростёр.

Отринуты бредни, и, глядя в упор,

Там Ангел Последний крыла распростёр.

Не чуем под спудом усобиц и ссор,

Что кончилось чудо и клацнул затвор,

И с душ не смываем звериный оскал,

Но Огненный Ангел крыла расплескал.

«Так было и будет, – глумится вражда. –

Безвинному злом воздаётся всегда.

Коль деверь за вилы, то сват за топор!»

Но жнец шестикрылый крыла распростёр!

Над чёрною пашней, над тьмой воронья,

Бесстыжей и зряшной порукой вранья,

Над смрадом монет, над клеймённым плечом,

И жатва его не серпом, но мечом.

Ты поутру рано призыву внемли

На полюшке бранном Отчизны-земли,

Мой старший, мой средний, мой названый брат,

Там Ангел Последний ударил в набат!

Воспрянем, удержим на самом краю

Любовь, и надежду, и душу свою.

Он грозен, но светел, всё в наших руках.

Опомнитесь, дети! Он медлит пока…

г. Киров

Выезжала за Волгу

вся кремлёвская рать

все хотели жить долго

и никто умирать

Куршавелия ваша

чай не русский восток

но заварена каша

и бурлит котелок

Понаезжие с Польши

сбили гонор и спесь

нет евразии больше

только азия есть

Но среди вечных азий

для грядущих эпох

подари мне оазис

мой единственный Бог

Где без генных мутаций

и расколов церквей

люди будут стараться

жить по правде Твоей

Москва

Алексей Шмелёв

Уже давно твой дом стоит вверх дном,
в твоё окно давно беда стучится, –
какой ещё ударить должен гром,
чтобы собрался ты перекреститься?!

Чужая речь, чужой Содом кругом,
чужим богам ведут тебя молиться,
какой ещё на свете нужен гром,
чтобы собрался ты перекреститься?

Со всех сторон над русским мужиком
любая сволочь ржёт и веселится, –
какой тебе ещё придумать гром,
чтобы собрался ты перекреститься?

Горит земля родная за окном,
ни сын, ни брат живым не возвратится,
какой ещё обрушить нужно гром,
чтобы собрался ты перекреститься?

Ужели непонятно, что добром
вся эта канитель не прекратится, –
какой ещё потребуется гром,
чтобы собрался ты перекреститься?

Усталый ангел над твоим одром
неужто безутешно прослезится,
когда последний в жизни грянет гром,
который никогда не повторится?..

г. Лобня
Московская область

Геннадий Красников

БОЖИЙ РАБ

Я – Божий раб. И счастлив этой долей.
Я оценён немыслимой ценой.
Уплачен за меня не наглый доллар,
Не гордый фунт, не царский «золотой».

Не за ведро каменьев драгоценных,
Не за сундук, где кожи и меха,
Не за еду я выкуплен из плена
Болезней, смерти, страха и греха.

Я искуплен Святой Христовой Кровью,
Я получил Любовь взамен оков.
Зовусь рабом... Но я не из сословья
Униженных и проклятых рабов.

Во мне Творец признал родного сына,
Хоть был я грешен и духовно слаб.
И я свободен навсегда отныне.
Но всё ж я раб… Я – добровольный раб!

Я – Божий раб, поэтому свободен
От обстоятельств времени и мест.
Я с радостью ношу тавро Господне –
Простой нательный Православный Крест.

Тот Крест – не амулет и не эмблема,
Но знаменует жизненный этап,
Что я на всё оставшееся время –
Смиренный добровольный Божий раб.

г. Одесса

Вадим Негатуров

1959 – 2014

Полно сердиться – солнышко садится,

Замолкают птицы, свет лампады жёлт.

Чтоб слезе пролиться,

Надобно молиться,

Тяжелеют веки, да и век тяжёл.

Ночью с шестого – Рождество Христово,

Отчее слово,

Звон колоколов.

Полноте злиться,

Надобно молиться –

Сердцу теплее от высоких слов.

Имя святое, Имя непростое…

В отблесках заката вязь его видна.

Полноте злиться –

Надобно молиться

О любимых лицах,

О забытых нас.

Ночь наступает.

Тихий снег кружится.

Ангел Господень песнь любви поёт.

Полноте злиться…

Таня спать ложится.

Молится – ложится…

Молится – встаёт…

1991

Москва

Николай Шипилов

1946 - 2006

С женщиной желанной и любимой

входим в православный Божий храм.

Ангелы глядят и серафимы

с расписного неба в лица нам.

Будний день. Среда. Толпы и давки

в храме нет. Трещит тихонько печь.

У миниатюрного прилавка –

продавщица крестиков и свеч.

Две свечи литые, золотые

взял я. Осенив себя крестом,

встал пред Богородицей Марией,

женщина моя – перед Христом.

Я сказал не вслух: «Святая Дева!

Видишь эту женщину – она,

как когда-то для Адама – Ева,

для меня, такая вот – одна.

В жизни, далеко не справедливой,

Пресвятая! милостью Твоей

сделай эту женщину счастливой,

отведи несчастия от ней».

Дева, с позолоченной иконы

приподняв рукою кисею,

как мне показалось, благосклонно

глянула на женщину мою.

А она стояла – неземная.

Чуть заметно двигались уста.

...Я её не слышал. Я не знаю,

что она просила у Христа.

Архангельск

Александр Росков

1954 - 2011

БЛАГОДАРЕНЬЕ

благодарю тебя, Господь

за эти небо, воду, сушу,

за эту гибнущую плоть

и оживающую душу

за эти царственные сны

незадолго до пробужденья,

за благолепье седины

в пятидесятый день рожденья

за снисхождение Твоё,

за неизбежное Свиданье

благодарю за бытие,

благодарю за увяданье

Москва

Ольга Иванова

К горячей ладони ладонь приложу,

ты знаешь, я всё-таки это скажу,

касаемо жизни и смерти,

о том, что в закрытом конверте

идёт с непроставленной датой письмо,

о том, что, конечно, всё кончится, но

останутся примулы эти,

и будет ромашку и сизый осот

над местом, где мёртвый мой голос живёт,

качать ветерок на рассвете.

Ты помнишь ту церковь с Матроной в стене?

Лебяжьим крылом на заросшем холме

она над полями парила.

Ты помнишь, что ты говорила?

О том, что в тумане не видно креста,

о том, что от стенки идёт теплота,

о том, что нас точно услышит

вот эта, которая дышит,

уставшая женщина с кротким лицом,

одетая в бедную ризу.

И вечный покой окружал нас кольцом,

и голубь ходил по карнизу.

Москва

Дмитрий Мельников

НЕ ГАСИ МОЮ СВЕЧУ

Не гаси мою свечу,

О, Всемилостивый Боже –

Я ещё воспеть хочу

Ту любовь, что всех дороже.

Ту любовь, что даришь мне

В пору старости бесплодной –

К сыновьям моим, к жене,

К нашей кошке беспородной.

И к рассаде, и к цветам,

На окне моём живущим,

И к сияющим листам,

Строчки новые зовущим…

Не вели меня казнить –

Я иду, не зная броду.

Дай мне что-то объяснить

Драгоценному народу!

Что – пока не знаю сам.

Но в годину испытаний,

Верю, дашь моим устам

Мудрость словосочетаний, –

Чтоб не ядом напитать,

Не отмщением, не болью,

Чтоб молитвой отшептать,

Чтоб спасти его любовью!..

Тула

Валерий Савостьянов

Накаркали снегу вороны.

Простуда в любом сквозняке.

И листьев в обтрёпанных кронах

как денег в моём кошельке.

Пустыми идут электрички,

верша свой назначенный круг.

И смотришь скорей по привычке

на всё, что творится вокруг.

Как банки, артели, картели

сшибаются в смертном бою.

Ведут телесъёмки в борделе.

Убийцы дают интервью.

Как стынут на уличных водах

мазутная сажа и вонь,

и днём в городских переходах

голодная плачет гармонь.

И кажется: это – разлука,

и время – совсем на краю.

Но чувствую женскую руку,

крестящую спину мою.

Неприбыльно время земное,

и ноша моя нелегка,

но, словно бы крылья за мною –

крестящая эта рука...

Москва

Юрий Беличенко

1939 - 2002

БОГОМОЛКА

Следил за нею долго-долго:

Снуя в ветвистой высоте,

Учила птичка-богомолка

Меня молиться красоте.

Быть может – лишь ловила мошек

И собирала червячков,

Но мне казалось: ниже ножек

Она всё кланялась молчком

И синеве небесной выси,

И майской зелени земной,

И мне, поскольку был зависим

И от меня её покой.

«Меня не бойся, богомолка,–

Молил я мысленно её,–

Ведь я тобой любуюсь только,

В руке – бинокль, не остриё

Стрелы иль камень для рогатки:

Мне с детских лет внушила мать

То, что «природные порядки

Нигде не надо нарушать –

Господь накажет!..»

Пташка-крошка,

Моих надежд не обманув,

Ещё приблизилась немножко,

На ветку нижнюю спорхнув,

И я почувствовал при этом,

Как вся от высей и до дна

Её молитвами и светом

Душа моя озарена!

Курск

Алексей Шитиков

1939 – 2016

ЕККЛЕСИАСТ

Земля от света повернёт во тьму,

И ветер северный изменится на южный.

Я ничего с собою не возьму,

И потому мне ничего не нужно.

Что было прежде, будет и потом,

Что было сотворённым – сотворится.

Сегодня смех, веселья полон дом,

А завтра всплачет тот, кто веселится.

В моря из рек текут потоки вод,

Чтоб облаками возвратиться в реки.

Приходит род, и вновь проходит род,

И только Ты господствуешь во веки.

Восходит солнце и зайдёт опять,

Чтоб воссиять по-новому над тьмою.

Мне ничего не страшно потерять,

Будь только Ты, Царю царей, со мною.

Всему под небесами свой черёд,

Своя пора и время всякой вещи.

Блажен, кто эту истину поймёт,

Но преблаженнее обретший Вечность.

Людская память – вешняя вода,

Она умрёт, как город осаждённый.

Блажен, кто никого не осуждал,

Но преблажен за Правду осуждённый.

Безумию под солнцем нет конца.

И мир на Бога возвеличил слово.

Восстала тварь на своего Творца,

И это тоже на земле не ново.

Нечестию живущих нет границ,

И люди жить и умирать устали.

О, семя любодеев и блудниц,

Когда б вы знали на Кого восстали!

Не возноситесь, Судия воздаст,

И это будет бедствие из бедствий.

Святы твои слова, Екклесиаст,

«Всё, что без Бога – суета суетствий!»

Но верю я, что Истина Сама

Во век восторжествует над землёю.

И будет свет, и посрамится тьма,

И сокрушится всяк, творящий злое!

1987

Скит Ветрово