Русская поэзия | Виктор Кирюшин

Эта музыка в тиши

С лёгкой примесью печали…

Есть у каждого вначале

Абсолютный слух души.

Если б заново начать!

В пору ясных гроз и пуха

Не доступное для слуха

Научиться различать.

И совсем не знать пока

Мастерства иного толка:

Всё уверенней рука,

Всё неискренней трактовка.

Войны кончаются миром:

Для победителей – пиром,

Для побеждённых – бедой…

Кто этот мальчик седой?

Он по вокзалам кочует,

Он где попало ночует –

Пасынок пьяной страны.

Мальчик вернулся с войны.

Как он безжалостно молод!

Дождик стекает за ворот.

Ходит почти что живой

Мальчик с седой головой.

Он сигарету мусолит,

В барах деньгами не со́рит,

Будто свалился с луны.

Мальчик вернулся с войны.

Даже ни разу не ранен,

Лишь неприкаян и странен

Свет замутившихся глаз –

Не отпускает спецназ.

Чёрною меткою мечен.

Чей же взвалил ты на плечи

Крест непосильной вины?

Мальчик вернулся с войны.

Рябины стынущий рубин

Под вьюгой нервною…

Я эту женщину любил.

Любил, наверное.

Своим теплом отогревал

В беде без робости,

И целовал,

И предавал

У самой пропасти.

У той немыслимой черты,

Во тьме скрываемой,

Нерасторжимостью четы

Одолеваемой.

Я эту женщину любил.

Любил, наверное.

Недаром ангел вострубил

В конце над скверною.

Душа, остывшая до дна,

Прими отмщение!

Но казнь всегда была одна –

Её прощение.

Лес обгорелый,

десяток избёнок,

морок нетрезвых ночей.

Плачет в оставленном доме ребёнок.

– Чей это мальчик?

– Ничей.

Невыносимая

воля в остроге,

вязь бестолковых речей.

– Чей это воин,

слепой и безногий,

помощи просит?

– Ничей.

Словно во сне, великана связали,

гогот вокруг дурачья.

– Чья это девочка

спит на вокзале

в душном бедламе?

– Ничья.

Остервенело,

в рассудке и силе,

продали это и то.

– Кто погребён

в безымянной могиле

без отпеванья?

– Никто.

Родина!

Церкви, и долы, и пожни,

рощи, овраги, ручьи...

Были мы русские,

были мы Божьи.

Как оказались ничьи?

Тропа с холма сбегает вниз полого,

А дальше степь без края и конца.

Сухой и жёсткий куст чертополоха

Качнётся вдруг у самого лица.

Бери копьё иль уповай на милость

Врагов, что в прах стирают города…

Здесь ничего почти не изменилось

За сотни лет –

Всё так же, как тогда.

Так, да не так:

Враг обернулся бесом,

Перехитрил Ивана-удальца.

Живое поле зарастает лесом,

Мелеют реки, души и сердца.

Там, вдалеке, шумит-гремит столица,

Она щедра для слуг, а не служак.

Куда идти?

Каким богам молиться?

Где в этой смуте войско и вожак?

Всё верится: вот-вот блеснут кольчуги,

Тугие стрелы воздух разорвут…

Но тишина давно уже в округе,

Та самая, что мёртвою зовут.

По всей степи кусты чертополоха,

Сойдёшь с коня – утонешь с головой.

Густеет тьма,

Кончается эпоха,

И колокол расколот вечевой.

На руинах церкви

Чертополох, цветущий скупо,

А там, внутри, который год

Сияет сквозь дырявый купол

Другой, по счастью, вечный свод.

И значит так: в грязи и сраме,

Где под ногами сор и склизь,

Ты всё едино в Божьем храме.

Ты не оставлен Им.

Молись!

Дождик шепчет, ветер колобродит,

Гром гремит, ревмя ревёт волна…

Музыка живёт в самой природе,

Потому и вечная она.

Не нужны ни клавиши, ни струны

Там, где, преломляясь и дробясь,

Из глубин восходят, словно луны,

Робкий лещ, золотобокий язь.

Луг звенит, над синей гладью плёса

Чаек крик захватывает дух.

В мире, где ничто не безголосо,

Как награда абсолютный слух.

Без конца – в мажоре ли, в миноре –

Слушать эту музыку могу

В самой лучшей из консерваторий –

На речном покатом берегу.

Спутанные никнут корневища

Второпях поверженных дерев…

Мать-земля когда-нибудь да взыщет,

Нас, ретивых, к стенке приперев.

Взят рубеж,

И списаны потери,

Никого ни в чём не упрекнёшь.

Вроде зла травинке не хотели,

Вроде цель оправдана,

И всё ж...

Говорунья-речка умирает,

Редко шмель над клевером гудит:

Бой идёт, который проиграет

Безраздельно тот, кто победит.

ДОМ

Дом у реки – резным фасадом к бору,

Где ежевика вьётся по забору

И яблоки запутались в траве –

Как о тебе я тосковал в Москве!

Теперь уже не встретят тесть и тёща.

Приют их вечный ныне там, где роща

И тёмные дубовые кресты…

Недалеко, всего-то две версты.

Дорога непроезжая горбата

К могилам тихим: узника штрафбата,

Пришедшего с войны в бинтах сырых,

И матери, поднявшей восьмерых.

А дом стоит, и сохранилась печка.

Напротив – лес, за огородом – речка.

Благословенны здешние места!

Вот только жаль: земля вокруг пуста.

Ушёл её рачитель и ходатай,

А я всего лишь праздный соглядатай,

Не знающий крестьянского труда.

Зачем же тянет вновь и вновь сюда?

Печь затоплю, потом иду к запруде;

Всё кажется, здороваются люди,

Которых знал, а их в помине нет…

Не век прошёл, всего-то двадцать лет.

Когда уснёт закат подслеповатый,

Я возвращусь, ни в чём не виноватый,

Забытый, как портреты на стене,

В том времени, в том доме, в той стране.

Мне столько в жизни выпало любви!

Ту речку вспоминаю и поныне,

Где молнией мерцали голавли

В предутреннем тумане,

На стремнине.

Стоял июнь,

Цвели вокруг луга,

К воде клонились сумрачные ели…

Потом иные были берега,

Водовороты, омуты и мели.

Мир превращений и метаморфоз

Слепил, да так – мороз бежал по коже.

Но голубые крылышки стрекоз

Мне всех чудес немыслимых дороже.

Жизнь, как река, –

Внезапна и быстра.

А был ли счастлив я на самом деле?

Лишь только там,

У тихого костра,

Среди земли,

Как будто в колыбели.

МЫ ОСТАЁМСЯ

Тянемся взглядом за стаей гусиной,

Но остаёмся с тобою, река,

С этой пылающей горькой осиной,

С полем, ещё не остывшим пока.

С этим просёлком, где вязнут машины

И безнадёжно гудят провода,

С рощей, глухими дождями прошитой

В блёстках мерцающих первого льда.

Мы остаёмся,

Не в силах расстаться

С небом, где ранняя зреет звезда,

С непроницаемым сумраком станций

Мимо которых летят поезда.

Мы остаёмся,

Где веси и хляби,

В нужды и беды уйдя с головой,

Под нескончаемый жалостно-бабий

Русской метели космический вой.

Что же нас держит?

Вопрос без ответа...

Просто в душе понимает любой:

Только на этом вот краешке света

Мы остаёмся самими собой.

Когда бесправие царит
И зло угрюмо дышит в лица,
Боящийся не говорит,
А говорящий не боится.

Но есть и хуже времена –
Всеговорения как цели.
Такой свободе грош цена,
Как и словам на самом деле.

РОДИТЕЛИ

Есть город, улица и дом
В заснеженном саду.
Дверь открывается с трудом,
Но я в неё войду.

Войду, как в молодость свою,
В зелёный дом с крыльцом.
В том полупризрачном краю
Живые мать с отцом.

На склоне сумрачного дня
Присяду к ним за стол.
«Простите, милые, меня
За то, что долго шёл.

За вашу вечную печаль –
Тревогу обо мне,
За то, что падал невзначай
По собственной вине.

Грешил и попусту горел,
В аду бывал, в раю,
А вас теплом не обогрел
У жизни на краю.

Готов принять и кнут, и суд,
Ведь оправданий нет...»
Ни слова не произнесут
Родители в ответ.

Гудит-дымится за стеной
Одна из долгих зим...
Как разочтётся жизнь со мной,
Уже известно им.

ВОЛК

Ни петуха,
Ни человечьей речи.
В округе всей погашены огни.
Дома пусты,
А там, где топят печи,
Две-три старухи коротают дни.

Вожак умён и даже пулей мечен,
Уводит стаю снежной целиной...
В деревне ныне поживиться нечем,
И волк её обходит
Стороной.

На Руси предзимье.
Порыжело
В ожиданье первого снежка
Вымокшее поле возле Ржева,
Луговина около Торжка.

На венцах колодезного сруба
Смыта влагой летняя пыльца.
Ветрено в дубравах Стародуба,
Изморозь на куполах Ельца.

Киновари досыта и сини,
Тронутой летучим серебром,
В тихой роще около Медыни,
В родниковом озере у Кром.

Как царевна юная, наивна
В небе пышнотелая луна,
А под ней Коломна
И Крапивна,
Нерехта, Кириллов, Балахна...

Примеряют белые одежды
Улочки, бегущие к реке.
Ангелы тревоги и надежды
Неразлучны в каждом городке.

Свят покров над пажитью и пущей.
Шепчут губы: «Господи, спаси!»
Что там обещает день грядущий?
Холодно.
Предзимье на Руси.

Вслед за омутом – мели,
Блики солнца на дне,
В дымке чёрные ели:
Тихий август на Цне.

Пахнет поле полынью,
В небе ястреба тень,
И последней теплынью
Наливается день.

Храма Божьего главки,
Желтизна там и тут.
Лишь старушки на лавке
Безмятежно цветут.

Чей-то слышится клёкот
За остывшей рекой...
До зимы недалёкой
Далеко-далеко!

Тихо катится солнце
За рябиновый куст,
А вода из колодца
Ледяная на вкус.

Ночью проснулся от крика,
Мучило: был он иль нет?
Лишь первозданно
И дико
Лунный колышется свет.

Свет неземного накала
В небе, на белой стене.
Ты ли меня окликала
Или почудилось мне?

Снова из тьмы заоконной
Луч этот вырвал на миг
Твой беспечальный,
Иконный,
Незабываемый лик.

Между былым и грядущим
Не отыскать рубежа,
В непостижимом и сущем
Вновь заплутала душа.

Чтобы в немыслимом свете,
Там, среди звёзд и комет,
Мучиться и не ответить:
Были мы в мире иль нет?

КАЛИТКА

Её толкали порознь и гурьбой,
Сколоченную на живую нитку,
Окрашенную краской голубой,
Скрипучую садовую калитку.
Была жара. У самого окна
Томилась вишни трепетная ветка.
Я вечность ждал, когда придёт она –
Насмешливая девочка-соседка.

Вдвоём летели на реку с утра,
Домой порою прибегали к ночи…
Как память прихотлива и мудра:
Нам возвращает только то, что хочет.
И вдруг плывёшь неведомо куда,
Минувшего завалы разгребая.
А вспомнилась, по сути, ерунда –
В июльский сад калитка голубая.

ДОНБАСС 2014

Срезана пулей рябины макушка,
Втоптаны в ржавую грязь семена.
Бьёт миномёт
И кукует кукушка.
Дни или годы
Считает она?
Может, вот здесь,
У разбитой котельной,
Пламенем адовым вспыхнет зенит,
Мир пошатнётся
И крестик нательный,
Мамой подаренный,
Не сохранит.
Не упасёт от беды, как бывало,
В этом непереносимом огне…
Что ж ты, кукушечка, накуковала?
Что ж ты в сердцах напророчила мне?
Молча шагаем леском предрассветным.
Где, за каким затаился кустом
Брат мой и враг мой
С таким же заветным,
Мамой надетым,
Нательным крестом?

ПОБЕДИТЕЛЬ

Грязь месил,
В медсанбате срывал бинты,
Стали руки темней свинца…
Я не знаю,
Не знаю совсем, кто ты, –
Ни фамилии, ни лица.

Ведь Россия-мать велика собой,
У неё не счесть сыновей.
А случится бой: там солдат – любой.
Все одной семьи и кровей.

Тополя цвели, пели кочеты,
Но пришёл июнь ледяной.
Сколько холмиков по обочинам
У тебя, солдат, за спиной!

От Москвы лежал в десяти верстах –
Всё равно своё наверстал!
Позади война, впереди рейхстаг.
Вся земля тебе – пьедестал.

И дым черёмух у крыльца,

И этот ливень с чёрной тучей

Недолговечны, как пыльца

На крыльях бабочки летучей.

Но встал и замер у стены,

Когда явились вдруг,

Нерезки,

Твои глаза

Из глубины

Полуосыпавшейся фрески.

ФРОНТОВИКИ

После медсанбатов и штрафбатов –

По своей вине и без вины –

Им уже давно не до дебатов

На погостах рухнувшей страны.

Памяти зияющие дыры

Не закроют речи и цветы…

Спят в земле бойцы и командиры,

Армии, дивизии, фронты.

Позади десанты и тараны,

Сталинград, днепровский рыжий ил.

А сегодня души их и раны

Лечит сам архангел Михаил.

Не они, а мы теперь во мраке,

Раз твердят не спьяну за столом –

Не добро и зло сошлись в атаке:

Это воевало зло со злом.

Жизнь воспринимая без идиллий,

Не хочу турусы городить…

Нас, детей и внуков, победили,

Их уже не смогут победить.

Листья повымело дочиста,

Изморось на тополях.

Не тяготит одиночество

В этих остывших полях.

С дымкой предутренней млечною

И лебедой у межи

Кажется ясной и вечною

Небесконечная жизнь.

Звёзды качаются в омуте,

В чёрном лесу камыша.

Тикают ходики в комнате,

Вечно куда-то спеша.

Жизнь не так и плоха,

Лишь терпенья чуток:

Есть на свете ольха,

А под ней омуток.

Там и небо синей,

И шелковей трава,

А в речной глубине –

Золотая плотва.

Там вода как слеза,

А вдали – островок...

Шевелит стрекоза

Голубой поплавок.

Ни тиха, ни быстра,

Что-то шепчет река.

Лишь дымок от костра

Нынче горек слегка.

Чёрный ворон во тьму

Прогорланит: «Ты где?»

Не отвечу ему.

Не поверю беде.

СНЕГИРЬ

Не копи ни обиды, ни страха

На пути к неземному суду...

Вновь снегирь, беспечальная птаха,

Поселился в январском саду.

По тебе я соскучился за год,

Угощаю, чем только могу –

От звенящих рубиновых ягод

До семян золотых на снегу.

Оскудевшего неба кольчуга.

Затяжное ненастье грядёт...

Ничего, перетерпим, пичуга.

Все проходит и это пройдёт.

Я, конечно, неволить не буду,

Только ты не спеши улетать.

Хорошо мне с тобой, красногрудый,

Эти стылые дни коротать.

Научи одержимости взмаха,

Безоглядной свободе крыла,

Чтобы жизнь без унынья и страха

Шла вперёд,

Убывала,

Была!

МОГИЛА ПОЭТА

Люди не ходят,

А травы к поэту пришли,

Следуя зову приятельства и простодушья.

Немудрено украшенье могильной земли –

Мята, кипрей, одуванчик да сумка пастушья.

Ты укрощал табуны полудиких словес

И приручал своевольную птицу гагару…

Что там теперь с неулыбчивых видно небес?

Тяжко ль молчания вынести вечную кару?

Крест потемневший доверчиво обнял вьюнок.

В гуще крапивы дождя мимолётного блёстки.

Славный поэту природа соткала венок –

Хвощ да осот,

Сон-трава да кукушкины слёзки.

Люди больны,

Времена безнадёжно глухи.

Я бы и сам не поверил в наивные сказки,

Если б не знал,

Как растут из забвенья стихи –

Чертополох, васильки и анютины глазки.

Льнёт паутина к седеющим мхам.

Свет убывает.

Время рождаться грибам и стихам.

Так и бывает.

Снова сгорают в багряном огне

Тихие рощи.

Время подумать о завтрашнем дне

Строже и проще.

Что там в логу, на ветру трепеща,

Шепчет осина?

Время прощать,

Даже то, что прощать

Невыносимо.