* * *
Был дом с коровой продан за бесценок,
Пошёл, как говорится, с молотка.
Не жалко –
Никаких особых пенок
Мы сроду не снимали с молока.
Да что там дом –
Избушка в три окошка:
Войдёшь, и тянет голову пригнуть.
А рядом клуб –
И песни, и гармошка.
И до утра порою не уснуть.
Теперь никто под окнами не пляшет,
На весь квартал гармошки не сыскать.
Восьмой этаж!..
А мама вяжет, вяжет,
Чего-то ждёт и спать никак не ляжет.
А свяжет –
Начинает распускать.
«Гарвардские мальчики»
-
Ты сегодня встанешь рано-рано,
Ты цыплятам приготовишь корм.
«Гарвардские мальчики» с экрана
Говорят о важности реформ.
-
Хлебом ты позавтракаешь с чаем.
Старые наденешь сапоги.
Мальчики сказали: «Обещаем!
Знаем как…»
Господь им помоги!
-
И потом в саду над грядкой лука
Ты задор их вспомнишь –
И всплакнёшь:
Там один, мордастенький, на внука,
Сгинувшего в армии, похож…
Фуражка
-
(В День Победы)
-
В боевом солдатском званье,
В гордом званье старшины,
В новом обмундированье
Возвратился дед с войны.
-
Гимнастёрку и рубашку,
Пару яловых сапог
Износил он. А фуражку
Почему-то всё берёг.
-
Надевал фуражку в праздник,
Очень ею дорожа.
Бабка скажет: «Новой разве
Нету? Всё для куража!
-
Как в такой пойдёшь к соседу:
Не хозяин, что ль, рублю?
На базар поеду в среду –
Шляпу там тебе куплю…»
-
Дед припрятанную «Старку»
Брал: да что тут говорить...
Спорить с бабкой, что по танку
Из винтовочки палить…
-
Не спеша он шёл к соседу,
Что под Курском воевал,
И с соседом за Победу
«Старку» – чаркой распивал.
-
С ним, осколком ослеплённым,
Пел о самом дорогом,
Пел и плакал!
И гранёным –
Пил за мёртвых самогон!
-
Добирались и до бражки…
Только ум не пропивал:
Никогда чужой фуражки,
Уходя, не надевал.
-
Перед бабкой отвечая,
Говорил: «Да что там пью? –
От чужих же отличаю
Я фуражечку свою!» –
-
«...Отчего ж тебя качает,
Что корову в борозде?
Знаю, как ты отличаешь:
Ты ж – на ощупь, по звезде!..»
-
Дед молчал. Когда ж от брани
Строгой бабки уставал,
Не ложился на диване –
Уходил на сеновал.
-
И проваливаясь в небыль
От нахлынувшей тоски,
Видел он, как шли по небу
Краснозвёздные полки.
-
Там по цвету и по лаку,
По немеркнущей звезде –
Узнавал свою фуражку!
Ту, что в доме, на гвозде…
Рекомендация
Светлой памяти
Николая Константиновича
Старшинова
-
…Здесь ничего не покупают
и ничего не продают.
Н. Старшинов
Когда «реформы» валят с ног
И я – оглох от лжи и мата,
Я достаю простой листок
Одиннадцатого формата,
-
Где написал любимец муз,
Скупой в словах суровый воин:
«…Рекомендую в Наш Союз
И твёрдо верю, что достоин!»
-
Его, к несчастью, нет уже,
Но он, мужавший в злую осень,
Учил стоять на рубеже –
Как под Москвою Двадцать Восемь.
-
А нам – иначе и нельзя,
Нам невозможно по-иному,
Поскольку мы – Союз, друзья,
По Совести и Старшинову!
-
Нас больше –
Всех не перебьют!
И, хоть на горло наступают, –
«Здесь ничего не покупают
И ничего не продают».
Москве
-
Я тобою грезил, как Незнайка
Сказочной далёкою страной.
Верхоглядка, неженка, зазнайка,
Никогда не станешь ты родной!
-
Никогда с надменной и капризной,
Как ты молвить любишь, тет-а-тет
Мы не будем: вирусу снобизма
Не осилить мой иммунитет.
-
Мне такие сделаны прививки
В деревенской дедовской избе,
Что твои браслеты и завивки
Не помогут, вкрадчивой, тебе.
-
Ну а если даже заболею,
Всё пройдёт бесследно, словно чох, –
Потому что я тебя жалею,
Словно перед казнью Пугачёв.
-
Никогда насмешливой гордячке
Не понять, как дышится в глуши,
И глазами верными казачки
Не зажечь измученной души.
-
Ломкой обернётся эйфория –
Так не раз бывало на Руси –
Барское твоё «Периферия!»
Прозвучит молитвенно «Спаси!».
-
И тогда на искренний и жалкий
Голос твой, простив тебе смешки,
Я приду, как Минин и Пожарский,
Приведу надёжные полки.
Чучело
-
Чучело сделала бабка – пугать воробьёв:
Дедов пиджак и фуражку на кол нанизала –
Будут кадушки под осень полны до краёв,
Хватит нам всем и останется что для базара.
-
Горя не знаем весь год: приезжай и бери.
Бабушка, милая, это всё правильно вроде,
Только зачем тебе чучело, коль от зари
И до заката ты крутишься на огороде?
-
Куст затеняет – пилою-ножовкою – вжик,
Сухо – ты с лейкой,
сорняк показался – ты с тяпкой.
Бабка смеётся: «Какой-никакой, а мужик.
Правда, молчун –
да о чём разговаривать с бабкой?..»
Домой
-
Как нежно рельсы голубели,
Как пел мне длинный перегон,
Как мягко, будто в колыбели,
Качал стремительный вагон!
Леса кивали мне, мелькая,
И я кивал,
и я кивал.
Ладонью воздух рассекая,
Я ликовал,
я ликовал!
И приближался,
приближался
Тот разъединственный перрон,
Где – ни души, где снег слежался,
Весь чёрн от грязи и ворон.
* * *
Всё чаще думаю о том,
Чего не избежать:
И мне под ивовым кустом,
Как дедушке, лежать.
-
На том погосте за рекой,
Лист палый постеля,
Мою ты душу успокой,
Родимая земля.
-
Ты успокой её дождём,
Поплачь над ней росой.
Шепни, что тут я был рождён
И бегал тут босой.
-
И в том берёзовом лесу
Насобирал грибов.
Тут встретил первую грозу
И первую любовь.
-
И оттого, что вот он – луг,
Река, знакомый брод,
Не страшно думать даже вслух:
Придёт и мой черёд…
* * *
Иду,
спешу, измученный тоской,
Туда, в село родное над рекой,
Где мой петух кричит, собака лает…
-
Мой старший сын, с рожденья городской,
Кричит с балкона, машет мне рукой
И поцелуй воздушный посылает.
-
И долго длится этот поцелуй.
Уж по мосту иду и по селу
И ключ держу в ладони запотевшей,
-
Но оглянусь: за полем, за леском,
За дымом – город, улица, балкон
И сын, со мной пойти не захотевший…
Помидоры
-
Помидоры последние загодя рвали, –
Вот уж осень, а завтра – морозы и снег, –
Клали в валенки их, чтоб скорей дозревали,
Накрывали овчиною – всё-таки мех.
-
Так лежали они, красоты добирая:
Постепенно бурея, краснея потом.
И коль снег за окном,
Коль погода сырая,
Самых спелых достанешь – и светится дом!
-
Будто солнышко всходит из каждой тарелки –
Подмывает запеть или даже сплясать.
Вот и дед не ворчит, забывает о грелке
И задумчиво смотрит: «Кусать – не кусать?
-
Ну попробовать разве? Кусну его разик.
Нет – пущай покрасуется всё ж. Погодим…»
Каждый день в нашем доме,
хоть маленький, – праздник:
Помидоры едим, помидоры едим!
-
Вы решили уже: лишь по этой причине,
Когда я подмигну, улыбается дед?
Деду б – лечь поскорей на любимой овчине,
Мне бы – новые валенки в школу надеть!
ПСАЛТЫРЬ
-
Над могилой ива и калина,
Грустные, склоняются в мольбе.
Бабушка моя, Екатерина,
Царствие Небесное тебе.
-
Скольких отчитала ты, отпела,
Так же вот, склоняясь и скорбя!
Твой псалтырь лежит теперь без дела –
Нету ученицы у тебя.
-
Горькое торжественное пенье,
Непрерывно с ночи до утра,
Требует особого терпенья –
Не смогли ни мама, ни сестра.
-
Видимо, не каждому по силам,
Чтя благословенья благодать,
Всё равно: богатым или сирым –
Сопереживать и сострадать.
-
Ты ж слезу скупую вышибала,
Хрупкая, склоняясь к образам,
У такого грозного амбала,
Что давно не верит и слезам.
-
И с тобою пела и рыдала
Вся родня печальная подчас.
А ведь ты усопшего видала
В первый раз,
Да и в последний раз…
-
Избранные смотрят, как с вершины,
В наши души, полные страстей –
Ведь не зря же ездили машины
За тобой из дальних областей.
-
До сих пор тебя не забывают
Люди и Природа:
До зимы
Над тобою птицы распевают
Нежные хвалебные псалмы.
-
Над могилой ива и калина,
Грустные, склоняются в мольбе.
Бабушка моя, Екатерина,
Царствие Небесное тебе!
СОЛДАТКА
-
Враги оставили село –
Лишь пленных «положили»
Да их укрывших… Повезло:
Цела, сыночки живы.
-
Враги оставили село –
А почтальонша с горки
С казённой сумкой. – Повезло:
Ей только «треуголки».
-
Ну что ж, проклятые ушли,
Избу не запалили.
Корову, правда, увели,
Собаку застрелили.
-
Да это горе – не беда:
Кого теперь страшиться?
Ну а еда – так лебеда
И Васькина ушица.
-
Пускай не досыта, не всласть,
Да ладно – ноги носят.
К зиме ж колхоз – Советска власть! –
Чего-нибудь подбросит...
-
А что как вол она и гуж
Выматывает жилы,
Так что с того? – Вернётся муж,
А все сыночки живы!
-
И всяк обшит, и всяк обут,
А в печке – щи да каша.
Вернётся муж: «Ну, как вы тут?..
Ну что ж – спасибо, Клаша!..
-
А я гляжу: на хуторке –
Вся наша деревенька?»
Тогда на мужниной руке
Всплакнёт она маленько
-
И скажет: «Все тут – кто живой:
Куда ж им прислониться?..
А Клим соседкин – под Москвой.
В сердцах она бранится:
-
"Твой – жив! А мой?.. Вы – куркули:
Вы в среду щи солили..."
Корову, правда, увели.
Собаку застрелили».
НА МОГИЛЕ ЮЛИИ ДРУНИНОЙ
Я только раз видала рукопашный.
Раз – наяву. И тысячу – во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Юлия Друнина. 1943
Юлия Владимировна Друнина,
Моего Наставника – жена,
Лены – мать,
Советчица – подругина,
На Земле такая Вы одна!
Боже мой, как Родина изранена:
Все пинают, как бы невзначай!
Новостями сердце протаранено,
Хоть проклятый «ящик» не включай!
Вы опять нужны ей, санитарочка,
Вы опять нужны ей, медсестра!
Палочка её и выручалочка,
Что с собой Вы сделали вчера?
Как хотел я встретить Вас, бесстрашную, –
Поучиться петь и сострадать.
Завтра мне, я знаю, в рукопашную!
Там своей судьбы не угадать.
Маленькая-маленькая пулечка –
И в снегу мне долго замерзать.
Как же Вы нужны мне завтра, Юлечка, –
Поддержать, спасти, перевязать…
НИЩИЕ
Камни и буераки.
Дождь моросит с утра.
Нищие и собаки
Вместе вокруг костра.
Их обойду, пожалуй,
Посох держа в руке.
Булькает что-то в ржавом
Стареньком котелке.
Я им пока не нужен,
Я им – что нет, что есть.
Ждут, что послал на ужин
Отче Небесный днесь.
Дай Ты им хлеба, Отче,
Тёплый подвал, где спят,
Дай им в осенней роще
Ягоды и опят!
Дай городским помойкам,
Свалкам – не оскудеть,
Чтоб на прохожих волком
Бешеным не глядеть!
Скоро засвищет вьюга,
Сядет у котелка –
Дай не зарезать друга:
Шарика ли, Пушка!..
Нищим, бомжам и ворам,
Пьющим из русских луж,
Гибнущим под забором,
Но не сгубившим душ:
Крови не проливавшим
Финкой и кистенём, –
Отче, воздай как павшим
Воинам под огнём!
ЩЕПОТЬ СОЛИ
Я был рождён во времена,
Когда закончилась война
Победою!
О них шпана
Теперь кричит как о суровых,
Где правил злобный вурдалак.
Не знаю: врут иль было так –
Я помню гордость, а не страх,
И хлеб,
Бесплатный хлеб в столовых.
Уроки кончены, и вот
Туда, где свой, родной народ,
Серёжка в очередь встаёт,
А мы, пока он достоится, –
За стол! И солюшки щепоть
Посыплешь щедро на ломоть:
Как радуются дух и плоть –
Ах, видели б вы наши лица!..
В стране пятнадцати столиц
Таких сегодня нету лиц!
Не зря рекламный русский фриц
Мне предлагает всё и сразу:
Лишь только бы молчал я впредь
О гордости победной, –
Ведь
Я – хлеб, какому не черстветь,
Я – соль та, равная алмазу!..
СКРОМНОСТЬ
Бабку старую проведаю,
Дом и сад перед крыльцом,
Где отмеченный Победою,
Золотым её венцом,
Жил мой дед –
До часа смертного,
До сырого бугорка
В скромной роли неприметного
Простофили-мужичка.
Не кричал: «Мы жизнью тёртые:
Вынь-положь – а нас уважь!».
Говорил: «Герои – мёртвые,
А живым награды – блажь.
Грех рядиться перед вдовами:
Сколь уж лет они в тоске».
И лежали ненадёванны
«За отвагу» в сундуке…
Жил мой дед – колхоз выхаживал,
Быть старался, где народ.
Много делал,
Мало сказывал,
Вдов стесняясь и сирот.
ПАМЯТИ НИКОЛАЯ ДМИТРИЕВА
Что стало с поколением моим,
С поэтами разрушенной державы?
Они уходят, словно стыдно им, −
Ещё стройны, красивы, моложавы.
Ещё виски их даже не седы,
Ещё…
И вдруг! И в трауре портреты.
О, это знак, жестокий знак беды,
Когда уходят лучшие поэты…
И ты ушёл, ты лучшим был из нас!
От Бога − в этом не было обиды:
Нежнее − клён, разлапистее − вяз,
И выше − были птиц твоих орбиты.
Казалось, пишешь ты, как по грибы
Идёшь по лесу, ёжась от озноба.
Не зря из нас, как сына из толпы,
Учитель выделял тебя особо.
Слились в тебе природы простота
С есенинской, с рубцовской глубиною:
В падении осеннего листа
Ты различал свидание с весною.
Но ты порой и большего желал:
Не просто быть Рубцовым образцовым, −
А чтобы стих твой − небо пожинал,
Глазковым становясь и Кузнецовым…
Но даже у великих под крылом
Не их «космизм» напитывает болью −
А то, что пишешь ты не ремеслом, −
Судьбою, состраданием, любовью!
Твоих стихов твои отец и мать −
Мне как мои. Пронзительное сходство!
Я у тебя учился понимать
Печаль невыразимую сиротства.
И вот уже, такой же сирота,
Тоску глушу я с помощью гипноза,
Цитируя заветные места
С твоим −
«Усынови меня, берёза!..»
Когда звучат последние «прости!»,
Последние отчаянные речи,
Мне кажется: я мог тебя спасти −
Искал,
Но не случилось нашей встречи.
Ты переехал. Перемена мест −
Вторая жизнь и молодость вторая…
И смерть −
Не смерть:
Лишь новый «переезд».
Мы встретимся. Ты позвони из рая.
ОДИНОЧЕСТВО ПОЭТА
Памяти Николая Дмитриева
...Нам долгие ночи
с тобой коротать,
Стихи, завывая по-волчьи,
читать...
Алексей Решетов
Как в любви он признавался,
Как хотел в ученики –
Как он к Решетову рвался
На Урал, в Березники!
Говорил, что на Урале
Леонидыч есть такой:
У него стихи не врали
Ни единою строкой.
Он особый среди прочих:
Краток (скажет зависть: нем!) –
Но любые восемь строчек
Убедительней поэм.
Из его бы глянуть окон,
С ним за стол бы сесть вдвоём –
Толковать бы о высоком
За высоким пузырём.
И запеть бы, как два волка,
Зарыдать, завыть с тоски!..
Коля, Коля, друг мой Колька,
Да тебе ль в ученики?
Да тебе ли брать уроки –
Сам ты Фёдорыч давно!
Все поэты одиноки –
Богом так заведено.
Каждый сам в дремучей чаще
Свою тропочку торит,
Каждый крест свой тяжкий тащит –
И никто не пособит.
То не волка путь суровый,
Где наградою овца –
Путь охотника за Словом,
Прожигающим сердца…
Самый щедрый во Вселенной
Лес родного языка –
И, как золото, нетленна,
Тяжела твоя строка!
Навсегда она со мною,
Когда я свою ищу –
Когда я
То волком вою,
То соловушкой свищу.
И случается нередко –
Признаюсь, хоть, может, зря –
Плачусь я в твою жилетку,
Никому не говоря.
И тогда за счастье это
Друга выслушать совет –
Я рванул бы на край света!
Только некуда, Мой Свет…
РОДНОЙ ЗЕМЛЕ
Служила ты нам самобранкою-скатертью,
За волей и песнею шли мы в поля.
Я пасынком не был – но звал тебя матерью
Скорей по привычке, родная земля.
В то время, когда ещё бегал с рогаткою
С душой неболящей, наивной, святой,
Не мамой, не бабушкой даже – прабабкою
Была мне и всей пионерии той...
О тёрн, о стерню мои ноги исколоты,
Душа тяжелела и зрела, как плод –
И бабкой, родная, мне стала не скоро ты:
Я помню тот гроб, тот студенческий год.
На детство далёкое, юность туманную
Сквозь слёзы гляжу, постигая судьбу:
Чем нужно платить, чтобы стала ты мамою? –
Сокровищем сердца в хрустальном гробу!..
И с каждой потерей всё ближе, дороже ты.
Никто не оспорит сегодня: ты – мать!..
Когда будут годы последние прожиты,
Родная, скажи, как тебя называть?
АДРЕС
Как друзей своих рисковых
И подружек поселковых
Сладко вспомнить имена,
Так же сладко, – уж поверьте! –
Прочитать мне на конверте:
«Доменная, 1А».
Нету адреса в помине!
И никто тут не повинен:
Улица не снесена.
Просто город рос, как бездна –
Съел посёлок наш, –
Исчезло
«Доменная, 1А».
Говорит одна наука:
Смена буквы или звука
Изменить судьбу должна.
Ну, а если адрес целый –
Адрес юности бесценной:
«Доменная, 1А»?..
И сегодня – всё другое:
Новый мир, где Григ и Гойя,
Где Поэзии страна,
Знаю всё: Париж и Таллин –
Но тебя мне не хватает,
«Доменная, 1А»!
Как же мне друзей рисковых
И подружек поселковых
Сладко вспомнить имена
И читать стихи в конверте,
Где про домны и конвертер,
«Доменная, 1А»!..
Что же было там такое?
Труб дыханье заводское,
Клуб строителей,
Шпана,
Нос, разбитый в первой драке,
Рай «хрущёвок»
И бараки.
«Доменная, 1А».
А ещё была спецовка,
И слесарка, и вальцовка,
Бригадира седина.
Раз в неделю до заката
Труд ударный. И зарплата!
«Доменная, 1А»…
Ну и всё? И что ж такого –
Что дороже городского,
Что пьянило без вина?
Роскошь звёздная околиц,
Поцелуи робких школьниц –
«Доменная, 1А»!
Математика и сцена.
Братства – лыж и КВНа.
Память, что была война.
Орден снайпера-соседа,
Гордость, горькая беседа…
«Доменная, 1А».
И велик, не испоганен,
Жив Союз!
И жив – Гагарин,
Цель ближайшая – Луна!..
Выпускной – увы! – в спортзале:
Зала нет. Но есть медали!
«Доменная, 1А».
Молоды отец и мама.
Мир надежд, самообмана –
Прочен, как из чугуна!
Без потерь!
Без пира глупых!..
Но чугун твой – слишком хрупок,
«Доменная, 1А»!..
Мне теперь, коль в сердце слёзно –
И не сложно, и не поздно
Те окликнуть времена:
Лишь послать привет в конверте –
Адрес, где не знают смерти:
«Доменная, 1А»!
НЕ ГАСИ МОЮ СВЕЧУ
Не гаси мою свечу,
О, Всемилостивый Боже –
Я ещё воспеть хочу
Ту любовь, что всех дороже.
Ту любовь, что даришь мне
В пору старости бесплодной –
К сыновьям моим, к жене,
К нашей кошке беспородной.
И к рассаде, и к цветам,
На окне моём живущим,
И к сияющим листам,
Строчки новые зовущим…
Не вели меня казнить –
Я иду, не зная броду.
Дай мне что-то объяснить
Драгоценному народу!
Что – пока не знаю сам.
Но в годину испытаний,
Верю, дашь моим устам
Мудрость словосочетаний, –
Чтоб не ядом напитать,
Не отмщением, не болью,
Чтоб молитвой отшептать,
Чтоб спасти его любовью!..
ЗЕМЛЯ
Как странно мне думать, что с каждою новой зарёю
Мир вижу яснее, но в самом существенном – слеп:
Иду по земле я, а будто бы рядом с землёю,
В которой судьба моя, совесть, и песня, и хлеб.
Иду по земле я, беру от нее без оглядки,
И, внуку крестьянскому, мне – даже мне! – за столом
Начнёт вдруг казаться, что всё, чем живу я, не с грядки –
Что в универсаме всё это растёт, за углом.
Что может быть проще той самой берёзовой рощи,
Куда выезжал ты с палаткою на выходной?
Что может быть проще: ведь белая роща не ропщет,
Хоть снова осталась без юной берёзы одной.
Что может быть слаще воды родниковой, что в чаще
Лесной, заплутав, ты однажды уставший испил,
Но только всё чаще родник, под сосною журчащий,
Навек замолкает, а сосны идут на распил.
Как странно мне думать, что может быть благо – бедою,
Что в шуме машинном нельзя забывать ни на миг:
Хоть мы и велики могучим величием домен,
Начало – в земле, на которой поставили их.