Русская деревня  
КАК ВДОХНУТЬ ЖИЗНЬ В ДРЯХЛЕЮЩИЕ ДЕРЕВНИ
Андрей ТИМОФЕЕВ
02.02.2022
Наивные заметки учителя географии

Несколько лет назад купил я в Тверской области дом. Места отличные, люди отзывчивые. Единственный недостаток ‒ транспорт. От райцентра 35 км, а автобусы ходят два раза в сутки и то не каждый день.
Еду 1 января к себе в «имение». В Торжке, как обычно, заказываю такси, водитель (как большинство людей этой категории) разговорчивый, просит разрешения по пути заехать в одну деревеньку ‒ подарок бабушке передать. Я не тороплюсь и поэтому соглашаюсь. Тем более терзает любопытство, что там за деревня такая, расположенная всего в двух километрах от основной трассы? Да и дело доброе сделать ‒ бабушку поздравить ‒ кто откажется?
За окном присыпанные снегом поля, ветер гонит позёмку, и от этого почему-то немного грустно. Сворачиваем с главной дороги (она, кстати сказать, вполне приличного качества ‒ Торжок ‒ Старица) и начинаем тихо пробираться по большаку, ведущему к деревне. На два километра, что ехали по этой «дороге», ушло почти полчаса, столько же обратно…

ЛИШНИЕ ЛЮДИ
Александр КАЛИНИН
15.01.2019
Размышления над книгой писателя Александра Попова о проблемах русской деревни

Журнал «Наш современник» в двух книжках (№№10-11 за 2018 год) опубликовал роман Александра Попова (на фото) «Поселение». А вскоре в издательстве ООО «Буки Веди» роман вышел и отдельным изданием.
Были на Руси военные поселения, так называемые Аракчеевские, затем, уже в ХХ веке, – спецпоселения гулаговские, до наших дней дожили колонии-поселения для осужденных. Теперь вот появились сельские поселения. Что это? Случайно взятый чиновниками неудачный термин? Или новая форма резервации? Об этом и размышляет автор в своём романе.
Как журналист, давно и много пишущий о деревне, я не мог пройти мимо этого издания. Дело в том, что о деревне нынче пишут мало, если не сказать, что вообще не пишут. А если и пишут, то либо с придыханием, сюсюканьем, либо презрительно, как о чём-то отжившем, несовременном, архаичном, мешающем построению светлого капиталистического будущего. А чтобы вслед за писателями-деревенщиками ХХ века проанализировать психологические и социальные процессы, происходящие сегодня в русской провинции, – это редкость.
С тем большим интересом читал я роман Александра Попова, потому что в нём этот анализ присутствует.
У главного героя Виталия Смирнова была мечта: построить двухэтажный каменный дом, какие он видел в Германии. Вернувшись оттуда из армии, он и принялся за её воплощение. Но чем быстрее Виталий бежал за своей мечтой, тем дальше она от него отдалялась, а потом и вовсе исчезла...

В НЕБЕ ОКОЛО ПЛЕТНЯ…
Эдуард АНАШКИН
14.03.2018
Бывают поэты неожиданные и долгожданные. Урождённый молодой сибиряк Василий Николаевич Попов удивительным образом принадлежит одновременно к двум этим категориям. С одной стороны, русский читатель в любое время ждёт-пождёт поэта, который покажет ему красоту и гармонию русского мира. А эта гармония есть всегда, даже в эпоху мутного разлива «общечеловеческих ценностей». С другой стороны, когда таким поэтом оказывается молодой человек, родившийся и выросший в не самое ласковое для России время, появление такого поэта удивительно. Хотя, наверное, и закономерно: в лице такого поэта русская природа и русская стихия отвечают на вызовы времени.

«Молчаливые поля,
Горы спят, как дети.
Всё ты видела Земля
И всему свидетель.
Сколько времени прошло,
Сколько пережито.
У Архангела крыло
В битвах перебито.
Вот и я теперь иду
По дороге к храму.
Свет небес на грудь кладу –
Заживляю рану.
Ведь останется всегда
Только правда эта –
Вифлеемская Звезда
Да полоска света.

Читаю последние годы стихи поэтов нового поколения и так явственно убеждаюсь в том, что способности писать в рифму порой недостаточно, чтобы носить обязывающее определение – русский поэт. Потому что нет в подавляющем большинстве молодой поэзии того, что зовётся «русский дух». Когда читаешь стихи и понимаешь, что такое мог написать только русской поэт! Нынешние молодые поэты словно бы стесняются своей русскости.
ОСТАЛИСЬ ЕЩЁ НА ЗЕМЛЕ КАЗАКИ!
Сергей ИВАЩЕНКО
20.02.2018
Расшеватский феномен: о жизни одной ставропольской станицы

За долгую работу в аграрной журналистике я объездил весь Ставропольский край вдоль и поперёк, бывал в большинстве его сёл и станиц. Есть у меня любимые места, в которых бывал не раз, но в них тянет вновь и вновь: там какой-то особый дух, который даже меня, горожанина, не оставляет равнодушным.  Одно из таких мест – станица Расшеватская Новоалександровского района.
Здесь, пожалуй, фермеров на единицу населения больше, чем в каком другом населённом пункте Ставрополья. Я раньше как-то не задумывался над этим феноменом. Ну, сложилось так по ряду обстоятельств. Но однажды мне позвонил местный фермер Александр Лопатин и пригласил на 20-летний юбилей станичной фермерской ассоциации «Прогресс». Я поехал.
– У нас очень сильны традиции собственности, которые  не смогли вытравить 70 лет советской  власти, – рассказывал Александр, взявшийся провести экскурсию по фермерским местам своей станицы. – Поэтому, когда началось формирование фермерства, мы сразу уши навострили. Признаюсь, боязно было. Я – ветеринарный врач в колхозе, Иван Митрофанов – главный инженер. Нам было что терять, если вдруг неудача постигла бы. Назад бы не взяли, не простили. Но именно Иван Андреевич Митрофанов стал инициатором выхода из разваливающегося колхоза. И был прав. Нам, 14 человекам, удалось выйти не только с земельными, но и с имущественными паями. Вскоре эту лавочку прикрыли, мало кому в крае удалось взять из колхозов хоть какое-то имущество.
А вот база нашего «Прогресса», – показывал Александр Иванович на появившиеся вдали хозяйственные постройки. – Сейчас там осталось пять человек, все остальные выделились в самостоятельные хозяйства, в том числе и я. Но мы все помним, откуда мы родом, потому и решили отметить 20-летие «Прогресса».
«РАССВЕТ» ПОЧТИ НЕ ВИДЕН
Александр КАЛИНИН
07.06.2016
Заметки публициста о сельской глубинке

Пока чиновники говорили о возможностях, открывшихся перед крестьянами в связи с запретом поставок сельхозпродуктов из Европы, об импортозамещении, в Сандовском районе Тверской области умирал очередной сельскохозяйственный кооператив с красивым названием «Рассвет»…
Его не банкротили, как остальные хозяйства, задавленные неподъёмными банковскими кредитами или утянутые на дно долгами перед энергетиками и нефтяниками, не захватывали рейдеры, нет, к смерти он приговорил себя сам. Проще говоря, кооператив самораспустился. Такого в истории современного российского села, пожалуй, ещё не было.
– Как жить, когда коров доим, а молоко выливаем в канаву? – объяснял причину этого коллективного самоубийства председатель «Рассвета» Евгений Смирнов. – Сбыть некуда, никому наше молоко не нужно.
Долгие годы хозяйство вела мать Евгения – Сусанна Александровна Смирнова, личность легендарная для этих мест. Тогда и хлеб растили, и лён, и картошку, и молоко сдавали, и мясо. Евгений служил у неё агрономом. После смерти матери он какое-то время держал кооператив на плаву, и вот теперь пустил его ко дну. Сам. Добровольно. Сознательно. Люди разошлись кто куда. Одни подались на биржу за пособием по безработице, другие – в иные края в поисках иного заработки. Сам Евгений какое-то время ещё оставался на капитанском мостике: до того, как уйти в небытие, кооператив должен был рассчитаться с долгами по налогам. Умирать собрался, а налоги плати. И Евгений сдавал в металлолом изношенную технику.
В районе, экономическую основу которого когда-то составляли два десятка колхозов и совхозов, на плаву остался лишь один кооператив с не менее претенциозным названием «Победа». И то не благодаря инновациям и господдержке, а главным образом потому, что по его землям прошёл нефтепровод, вот на эти нефтяные деньги да ещё за счёт того, что молоко от кооперативных коров хозяйству разрешили продавать за наличные деньги населению, колхоз и жил.
Отсюда, из российской глубинки, довольно странно слышать о наличии какой-то государственной программы по поддержке отечественного сельхозпроизводителя.
Хотя, если верить Президенту, с введением запрета на ввоз продовольствия из ряда стран для отечественного АПК появились дополнительные возможности, а государство выделяет на поддержку сельского хозяйства значительные бюджетные ресурсы, и необходимо лишь обеспечить оперативное доведение до конкретных производителей этих средств, в том числе до крестьянских фермерских хозяйств.
До нас, видимо, не доводят. Или доводят не оперативно.
БУДЕМ ЖИТЬ!
Анатолий ЕХАЛОВ
28.04.2016
На вологодских просёлках: заметки писателя

На святом источнике

Вечером 19 января в моей квартире раздался телефонный звонок. Незнакомый голос предлагал встретить Крещение на святом источнике Параскевы Пятницы в Сямженском районе. Мне сказали, что машина сопровождения – серая «вольво» – будет ждать меня под фонарём на центральной площади села. И я поехал, хотя на дворе уже начиналась ночь.
Через полтора часа я был в Сямже, серая «вольво» помигала мне фарами и сорвалась в ночь. Я помчался в снежной круговерти вслед за красными огнями иномарки по совершенно пустынному просёлку. По сторонам был то заснеженный лес, то мрачные поля, зарастающие кустарником, изредка попадали деревеньки с наглухо заколоченными окнами, без следов человеческой деятельности. И вновь пустынные леса, обезлюдевшие деревеньки…
Было такое ощущение, что жизнь навсегда оставила эти края.
Но вот через какое-то время проводники свернули на почти непромятый просёлок, показалась наполовину поваленная изгородь, тёмные дома…
Какой-то человек на обочине, в фуфайке и валенках, остановил меня взмахом руки, сел в машину и под его руководством мы стали спускаться по заснеженной дороге куда-то вниз. Спуск был так долог, что мне показалось: мы спускаемся в преисподнюю. Мы вышли из машины в кромешной темноте. Было невероятно тихо. Я услышал хруст: это лошадь хрустела сеном. Невидимый возница сказал, что привёз баб, и что они сидят сейчас в часовне, дожидаясь полуночи.
Я нащупал стены часовни, по стене добрался до двери. В часовне горела свеча, и несколько женщин смиренно сидели на скамье, держа в руках тарки по святую воду. Было без пяти минут двенадцать. И я с печалью подумал, что когда-то давно сюда шли массы народа, чтобы причаститься крещенской водой Параскевы Пятницы. А на сегодня здесь только я, эти бабы да мои незнакомые проводники...
КЛИНТОН ПОЗДРАВИЛА АМЕРИКАНСКИХ ФЕРМЕРОВ С ВСТУПЛЕНИЕМ РОССИИ В ВТО
Павел ГРУДИНИН
03.02.2016
Кому выгодно целенаправленно уничтожать отечественных сельхозпроизводителей

Директор ЗАО «Совхоз им. Ленина» Павел Грудинин об отсутствии программы поддержки села, извращённой госмонополии, незаконных сборах на капремонт жилья, «справедливых ценах», и о том, как система «Платон» взвинтила цены на сельхозпродукцию.
Павел Николаевич, с точки зрения хозяйственника, каким вам видится нынешнее состояние сельского хозяйства в России?
Павел Грудинин: Есть два разных подхода, два разных мнения о состояния нашего сельского хозяйства. С точки зрения правительства, самого президента – у нас всё хорошо. Отрасль развивается, ежегодный прирост составляет 3%. У нас самый рекордный урожай зерна – больше 100 миллионов тонн. Свининой и мясом птицы сами себя обеспечиваем полностью. Есть проблемы с молоком, признаются власти, но они разрешимы. Неплохо, оказывается, и с овощами. 90% картофеля и овощей производится на подворьях, личных подсобных хозяйствах или крестьянских фермерских хозяйствах, что, оказывается, тоже очень хорошо.
Но есть объективная неофициальная оценка ситуации, по которой наше сельское хозяйстве находится в состоянии стагнации. Характерно, что в прошлом году мы уменьшили покупку тракторов, сельхозмашин, комбайнов. Это значит, что у крестьян нет уверенности в будущем. Мы существенно не увеличили посевные площади, этому тоже есть причины. Уменьшив производство молока, мы стали меньше строить ферм, соответственно, меньше покупать стройматериалы и всё остальное. Казалось бы, шанс нам правительство и время дали, тем более, вы слышали об импортозамещении. Но одновременно с этим правительство в начале прошлого года объявило: процентная ставка по кредитам банка будет 26% годовых. Этим государство отрезало большинство фермеров от кредитов, т.е. от денег. А если денег нет, сколько ни говори, что ты будешь интенсивно заниматься расширением производства, без инвестиций отдачи не получишь.
Есть интересные тренды. Большой урожай для крестьянина так же плох, как и маленький. Ситуацию с картофелем первый заместитель министра сельского хозяйства Громыко назвал катастрофой. Дело в том, что в прошлом году был очень хороший урожай, но вдруг выяснилось, что картошка никому не нужна. Ее даже по 4 рубля за килограмм не покупают, потому что спрос остался тем же, а на рынке ее переизбыток. Поэтому на овощном рынке произошла дефляция. Если в прошлом году мы продавали картофель по 22 рубля, то в этом – за 10, морковь, соответственно, по 30 и 26−28. Государство предложило нам самим разбираться с ценообразованием на овощи, и мы оказались один на один с перепроизводством. Поскольку с рынка не убираются излишки, есть такое понятие, как интернационные закупки в других местах, то в результате получилось, что мы проиграли. Цена на все составные себестоимости – семена и удобрения, зарплату, налоги, солярку – не уменьшилась, а только увеличивается. Поэтому есть опасность, что в этом году из-за хорошего прошлогоднего урожая, мы не посадим картофель в тех объёмах, в каких можем. Хозяйства, не получив прибыли или даже дохода, который мог бы позволить рассчитаться с кредитами и погасить убытки прошлых лет, просто перестанут сеять. Согласитесь, в такой ситуации невозможно поверить в заверения правительства, что в сельском хозяйстве у нас всё хорошо.
ХЛЕБА И ГОЛОВЫ – 2
Альберт СЁМИН
28.01.2016
Нужна новая модель развития сельского хозяйства или надо согласиться с его дальнейшей деградацией?

Молочные реки, пальмовые берега…

В первой части своей статьи я по большей части рассуждал о растениеводстве, о полях и посевах. Теперь речь пойдёт о том, о чём правительство не очень любит говорить, – о животноводстве, продукции ферм.
С упразднением колхозов и совхозов скот раздали по новым хозяйствам. Коров перестали холить и сохранять. Наоборот, охотно резали и торговали говядиной. Когда производство молока снизилось до 31 млн. тонн вместо 54 млн. в 1990 году, власти с запозданием начали контролировать цены и предпринимать меры по восстановлению поголовья.
В январе 2015 года Аркадий Дворкович встречался с депутатами фракции «Единая Россия» и заявил, что повсюду начинают работать правительственные комиссии по мониторингу конъюнктуры продовольственного рынка. Комиссии-де разберутся с фактами роста цен на продукты питания. Одновременно А. Дворкович сообщил, что введение эмбарго на экспорт зерна считает нецелесообразным.
Чтобы продавать молочные продукты (молоко, творог, сметану, сливочное масло и сыр) не по завышенной цене и в то же время не попасть под банкротство, бизнесмены нашли выход: начался массовый завоз дешё¬вого пальмового масла и фальсификация им продуктов питания. Оно имеет твёрдую консистенцию, полезность его посредственная. Но оно позволяет создать видимость естественного продукта. Наша страна импортирует этого масла по 620–655 тысяч тонн в год. Говорят, что в 2015-м удалось купить больше миллиона тонн. У нас третье место в мире по количеству потребления пальмового масла на душу населения (после Индии и Украины). Кроме того, подбираем со всего мира сухое молоко.
Правительство, губернаторы принимают меры, чтобы прекратить обмеление молочной реки. Но процесс сокращения поголовья коров в сложившихся условиях полностью остановить трудно. В 1990 году их численность была 20,5 млн. голов, в настоящее время – 8,5 млн. (41 процент к началу реформ).
В 1990 году производилось 386 кг молока и молочных продуктов на душу населения, в настоящее время – 247 кг.
Вариантов восстановления поголовья коров много.
Пожалуй, главный путь – строительство крупных государственных молочных фабрик. После их освоения держава могла бы продавать фабрики с серьёзной скидкой надёжному бизнесу. В рассрочку!
ХЛЕБА И ГОЛОВЫ
Альберт СЁМИН
21.01.2016
За последнюю пятилетку социализма, в 1986–1990 годы (а они не были успешными), Россия вырастила 520 млн. тонн зерна, а с 2011 по 2015 год собрала только 466 млн.
Минуло 25 лет, как Ельцин создал новое правительство РФ, которое сразу приступило к реформированию сельского хозяйства. Ликвидировав административно-командную систему, оно и в этой сфере временами жёстко внедряло принципы либеральной идеологии. После отмены крепостного права и коллективизации это была самая грандиозная перестройка в жизни крестьян. В последнее время с высоких трибун всё чаще звучат хвалебные отзывы об успехах в аграрном секторе: он-де даёт высокий процент роста производства, страна собирает хорошие урожаи зерна, сельское хозяйство чуть ли не локомотив всей экономики.
При этом многие специалисты убеждены, что наше сельское хозяйство кормит лишь около 70 процентов населения страны, импорт продовольствия не сокращается, даже растёт, фальсификация продуктов питания приняла угрожающие размеры, деревня вымирает.
Что происходит? Нужна объективная оценка положения дел в стране, блокированной санкциями. Надо не допустить даже чего-то похожего на 1946-й или 1963 год, когда очереди за хлебом занимали в магазинах с ночи. Это лишь кажется невероятной перспективой. Итак, как же развивались основные отрасли сельского хозяйства в период активных реформ – с 1990-го по 2015-й?
Об этом размышляет известный специалист Альберт СЁМИН.

Ни шагу вперёд
В августе минувшего года на совещании в Сочи новый министр сельского хозяйства Александр Ткачёв заявил: если в 2010 году страна вырастила 61 млн. тонн зерна, в 2013-м – 92 млн., то в последние два года собирает по 104–105 млн. тонн. «Это значительный скачок!» – сделал он вывод. А спустя несколько дней заметил: «Для страны оптимальный сбор зерна – 146 млн. тонн (по 1 тонне на человека)».
ВОЛОГОДСКИЕ МУЖИКИ
Анатолий ЕХАЛОВ
20.01.2016
Как поживает русская глубинка: заметки писателя

Барин приехал
– Скажите, а где у вас Барин живёт? – спросили мы прохожую в деревне Куракино.
– Витька Барин? Да вон, дом двухэтажный.
Деревней Куракино заканчивается Вологодская область. Далее дороги, можно сказать, нет. Леса да клюквенные болота на десятки километров.
Семья Мишенцевых приехала в эти уже опустевшие края лет двадцать назад. Продали квартиру в Новосибирске. А на вырученные деньги купили они муфельные печи да полуразрушенную школу в Кирилловском районе Вологодской области, занялись в брошенной ферме возрождением гончарного промысла, привлекая к работе остатки местного населения. С тех пор и закрепилось за Виктором Мишенцевым новое имя Барин.
Как сегодня живёт современный барин в вологодской глубинке?
– У меня, как на корабле, всё по минутам расписано: двадцать минут на скотину. Засекай!
Накормил бычков, овец, стадо гусей, подоил коз, поглядел на время: уложился. Побежал растоплять печь, чтобы зажарить рождественского гуся. Нина тем временем строчила на швейной машинке: нужны были шторы для их деревенского ресторана и гостиницы на двадцать пять мест.
За эти годы в многоукладном хозяйстве Мишенцевых гончарный промысел занял главенствующее место и принёс деревне Куракино всероссийскую славу. У Мишенцевых есть уже несколько собственных магазинов. За куракинскими изразцами москвичи в очередь стоят.
Уже мастеров с десяток различных народных промыслов поселилось в округе. В окрестных деревнях теперь ни одного пустующего дома.
Уже в городе Кириллове мы спросили первую встречную женщину:
– Вы знаете Барина?
– Я у него работаю! У него уже человек пятьдесят работает.
– Нравится работа?
– Обижаться не приходится. Мы Нину Георгиевну уважаем, а Барина любим...
КАК УБИВАЮТ ДЕРЕВНЮ
Николай ОЛЬКОВ
26.08.2015
Мне выпало счастье родиться в селе Афонькино, расположенном на песчаных буграх у подножия безымянной горы, бывшей крутым берегом древней могучей реки, съёжившейся до нынешнего тихого и безводного Ишима. В селе после Великой Отечественной войны были два колхоза, объединившиеся позднее и избравшие председателем фронтовика Григория Андреевича Андреева. С его приходом народ повеселел, стали хлеб на трудодни получать, прибыль стала оседать на банковском счёте.
Изучая архивные материалы колхоза имени Ленина, я невольно сравнивал Андреева с его коллегой Егором Трубниковым из фильма «Председатель». Такая же хватка, сообразительность, предприимчивость. Андреев запускает ветряную мельницу, обслуживает своих колхозников и соседей. Разбивает яблоневый сад, в густом лесу находит песчаники, распахивает бахчу и выращивает арбузы, которые в 1956 году демонстрировались на ВДНХ СССР, а колхоз получил в награду библиотеку художественной литературы в тысячу томов. Распахивают целину за старицей Сухарюшка и выращивают овощи. Яблоками, арбузами, картофелем и овощами всю осень торгуют в Петропавловске. В колхозе много овец, председатель находит мастеров и открывает пимокатню. От заказчиков нет отбоя. В колхозный устав вносятся изменения, позволяющие колхозникам иметь огород до гектара, коров до трёх, соответственно, шлейф молодняка, а это ещё шесть голов, к тому же до 25 овец и неограниченное количество птицы и кроликов. Андреев закупает локомобили с собственным ходом, они приводят в действие новую пилораму, мельницу, шпалорезку, кирпичное производство.
Достаток позволяет вести не только хозяйственное строительство, но и улучшать условия жизни на селе. Запускается первая в районе электростанция, первый в районе водопровод, он и сейчас работает. В 1954 году колхоз первым в районе стал миллионером, причём половину дохода принесли вспомогательные производства. Крестьяне с помощью колхоза стали строить дома, появились первые мотоциклы и автомобили. Но – Андреев в 1955 году сразу после выполнения плана хлебопоставок выдал колхозникам авансом по два килограмма пшеницы на трудодень. Новость быстро облетела район, во многих колхозах народ возмущался, почему в Афонькино дали хлеб, а нам – нет. Райком партии признал действия Андреева «антигосударственной практикой в деле выполнения планов хлебопоставок», объявили строгий выговор и на собрании на должность не рекомендовали.
«КИРИКИ» В ЛЫСЦЕВЕ
Александр КАЛИНИН
14.08.2015
Как городские жители возрождают деревенские праздники и традиции

Видели ли вы когда-либо, как служат литургию на скошенном лугу под открытым небом? Когда вместо купола – натянутый на жерди брезент, а вместо алтаря – обычная туристическая палатка? Я видел. Это происходит каждый год 28 июля в, казалось бы, умирающей и умершей даже тверской деревне Лысцево. А праздник называется «Кирики». И народу на него собирается уйма.
Откуда он только взялся? Неужто появилась новая поросль и вспомнила традиции отцов и дедов?
Поросль действительно новая. Только сеяли её не здесь, и выросла она не на деревенских полях, а на городском асфальте.
Впрочем, все по порядку.
Я люблю ездить по деревенским проселкам. Незнакомая, едва просматриваемая дорога петляет, петляет среди лесов и болот, и вдруг – раз! – выведет тебя к какому-то поселению. Чаще уже оставленному жителями. В разваливающихся домах в беспорядке разбросана утварь, в углу свалены рамочки с семейными фотографиями. Такое ощущение, что хозяева в спешке убегали под натиском каких-то орд. И уже без них орды вынимали и уносили из оставленного дома рамы, половицы, потолочины – все, что можно увезти или унести с собой.
В других деревнях тоже разор, но уже не такой, а к некоторым домам притулились легковушки – это горожане, дачники.
И вдруг – Лысцево. Кирики. Праздник. Служба на свежескошенном лугу. Кто скосил луг? Кто заварил праздник? И почему Кирики?
Вообще-то, не Кирики, а Кирик, терпеливо объясняли мне новые деревенские жители. Это младенец. Его мать Иулитта жила в Малой Азии, происходила из знатного рода и была христианкой. Рано овдовев, она воспитывала своего трёхлетнего сына, но во время гонения на христиан оставила дом и под видом нищенки скрывалась в разных местах, пока не была узнана, задержана и представлена на суд правителя Александра. Её били палками, а младенец Кирик, глядя на мучения матери, плакал и рвался к ней. Правитель пробовал его ласкать, ну, прямо как чиновник ювенальной юстиции, но мальчик вырывался и кричал: «Пустите меня к матери, я тоже христианин!». И тогда язычник Александр с высоты помоста, на котором восседал, со злостью швырнул ребенка на каменные ступени. Мальчик покатился вниз, ударяясь об острые углы, и умер. А святую Иулитту после жестоких пыток усекли мечом – обезглавили.
Но это Малая Азия. А причём здесь тверская глубинка?
– «Кирики» в Лысцеве – это заветный праздник, – говорит главный организатор и вдохновитель праздника Николай Кириллович Головкин, географ из Питера.
– Как это – заветный?
– По преданиям когда-то пожар спалил здесь треть деревни, остановить его удалось лишь после молитвенного обращения к святым Кирику и Иулитте, с тех пор и завещано было каждый год праздновать день памяти этих святых. В прежние времена в домах к этому дню варили пиво, приглашали гостей из окрестных деревень.
Со временем традиция эта выродилась, как и сама деревня. Коренных жителей теперь – по пальцам пересчитать. Минины, Бойцовы… Вот, пожалуй, и все. Зимуют здесь всего две семьи. И умерло бы Лысцево, как 20 тысяч других сёл и деревень России, если бы не эти питерские жители.
Да, возродили заветный праздник люди пришлые, или, как их называют, дачники. Первыми открыл эти места учёный из Москвы Андрей Суховской и его жена Елена. Андрей впоследствии стал священником. Теперь оба уже ушли в мир иной. Друзья Андрея, помогавшие будущему батюшке найти для жизни это уединенное место, вскоре стали селиться по соседству. Они и создали здесь православную общину, и возродили утраченную было традицию почитания святых Кирика и Иулитты.
Они – это, главным образом, семейство Головкиных. Николай с женой Катериной и сыном Арсением, студентом, будущим гидрографом. А также его мать Мария Николаевна, сестры Ксения и София, многочисленные друзья, которые либо приезжают сюда на время погостить, либо купили дома и живут тут лето. Все они люди православные, воцерковленные. Ксения Кирилловна, к примеру, служит регентом в одном из питерских храмов, организовала при храме большой детский, а затем взрослый хоры. Постепенно к ним примкнули и другие семьи, живущие летом в Лысцеве и ближайших деревнях.
БЕЗ ДЕРЕВНИ СТРАНА – СИРОТА
Александр КАЛИНИН
30.03.2015
«Россия без деревни не Россия, – говорил Валентин Распутин. – Да, мы пошли по пути, по которому идёт так называемый цивилизованный мир. Нам бы действовать поосторожнее, а мы – сразу: не хотим отставать. Хотим из кожи вон. Но город – это поверхность жизни, деревня – глубина, корни. Оттуда приходили люди, принося с собой свежие голоса, свежие чувства. Сколько бы водохранилищ мы ни понастроили, а водичку любим пить родниковую…».
В тот самый день, когда в Иркутске страна прощалась с Распутиным, ставшим при жизни литературным классиком, с последним певцом и плакальщиком русской деревни, в Москве в здании Академии наук на Ленинском проспекте собрались представители науки и союза малых городов России, чтобы в очередной раз поговорить о ней, русской провинции. Пригласили и меня. Сходил, послушал. Осталась досада. И ощущение, что многие участники этой «Всероссийской научно-практической конференции», как назвали своё мероприятие её организаторы, от реальных проблем деревни – ох как далеки.
На первый взгляд, всё, о чём говорилось с трибуны и в документах «конференции» (я взял это слово в кавычки, потому что на ней присутствовало-то всего два-три десятка человек), правильно.
Объявленная новая индустриализация, призванная создать в стране 25 миллионов высокопроизводительных рабочих мест, скорее всего, опять обойдёт провинцию стороной.
А между тем за два десятилетия разрушения реального сектора экономики с карты России исчезли почти 20 тысяч населённых пунктов, прежде всего – сёл и деревень, при этом особые утраты понесли посёлки городского типа.
Число провинциальных жителей, зарабатывающих себе на хлеб за пределами своего места жительства, превышает 20 миллионов человек. Местное население переходит на режим самовыживания и натурального хозяйства. В то же время за счёт миграции деревенского люда растёт народонаселение в мегаполисах. Уже к 2006 году в городах с численностью свыше ста тысяч человек было сосредоточено более 60 процентов всего производства промышленной продукции, почти 80 процентов оборота розничной торговли, общественного питания и услуг, половина всего населения страны. Только на Москву приходилось более 21 процента суммарного валового регионального продукта (ВРП) страны.
В провинции же вслед за разрушением экономической базы все эти годы свертывались практически все виды территориальной инфраструктуры. С 2005 по 2010 год прекратили существование 12377 общеобразовательных и большая часть малокомплектных школ. Больниц стало меньше на 40 процентов, поликлиник – на 20, закрываются детские сады, фельдшерско-акушерские пункты, учреждения культуры. Уходят почта, магазины, профессионально-технические училища, средние и специальные учебные заведения, полиция, служба судебных приставов. Уходят все. Принцип подушевого финансирования поставил социальную сферу провинциальной России на грань выживания и ведет её к постепенной ликвидации. Банки, не заинтересованные в кредитовании малого и среднего бизнеса, также свернули здесь своё присутствие. Правительство же при всём этом заняло позицию стороннего наблюдателя.
«Опустошение российской провинции – нужен ли такой путь России?» – вот какой вопрос был поставлен в повестку дня конференции, которая позиционировала себя и научной, и практической.
Нужен или не нужен, но вопрос этот риторический. По той простой причине, что опустошение – факт уже свершившийся. Говорить о том, что произошло, пустое дело. Только разве ради того, чтобы извлечь урок. И те цифры разрушений, которые, по мнению организаторов, должны были бы ужаснуть общественность, обратить внимание депутатов, правительства, президента, не ужаснут. И в печати, и с самых высоких трибун, даже в правительственных документах и программах они приводились уже не раз и успели примелькаться, навязнуть в зубах, создать впечатление в обществе, что будто бы так и надо. Уже даже не ищут, кто виноват. Случилось, и всё.
Вопрос в другом. Ну, опустошили. А что дальше-то делать с этой пустошью? И как это опустошение аукнется для самой страны, для нас с вами? Как им воспользуются наши други и недруги?
Никто из участников конференции, похоже, ответа на эти вопросы не знал. А Валентин Распутин знал. И причины, и следствия. «Деревня почему-то мешает сегодня, – сетовал он. – Мешала она и в 80-х годах минувшего столетия, когда десятки тысяч деревень исчезали с лица земли. Хлеба это не прибавило – напротив, вот тогда-то Россия и пошла на поклон к хлебным державам…».
«В деревне человек самостоятельней и чувствительней, мастеровитей и полновесней», – был убеждён писатель. Вот его-то мы и потеряем. Даже уже потеряли, кажется. «Без деревни-кормилицы нам никак нельзя, кажется, было достаточно времени, чтобы в этом убедиться. А потому, если бы власть не набрасывалась через каждые двадцать-тридцать лет на деревню, как на дармоедку, то не росли бы нынче бурьяны на пашнях и в душах людей…». Но сколько и какого бурьяна еще предстоит подняться на наших пашнях? Поводов для его роста более чем достаточно.
ДОШЛА ГИРЯ ДО ПОЛУ
Анатолий ЕХАЛОВ
26.11.2014
Виктор Фёдорович! Хотелось бы рассказать немного о своём клубе «Вологодская деревня»
Пословица «Рыба гниёт с головы» – оправдание хвоста…
 

Что ещё должно случиться, чтобы мы поняли всю пагубность нынешнего своего существования, по сути, паразитирования вокруг газовой трубы. Кого винить: начальство или себя в том, что только за последние три года из 113 тысяч голов дойного стада на Вологодчине осталось всего 51 тысяча...
– Государству, имеющему такие заливные луга, – говорил организатор маслоделия  Николай Верещагин, – не нужны золотые прииски.
А мы живём по другим заповедям: – Государству, имеющему нефтегазовые месторождения, – не нужны заливные луга...
Похоже, что в дискуссию «Вернутся ли люди на землю» самый убедительный аргумент внесла Америка, заявив о санкциях против России. Ввозимое из-за бугра продовольствие – тот самый чужой каравай, на который мы подсели давно. Теперь остался один вопрос: успеть бы вернуться... Как говорится, «дошла гиря до полу…»
Надо признаться, что город далеко не лучшее место для жизни. Наука говорит, что оторванное от природы, от земли, городское население стремительно вырождается, что в организмах горожан уже на клеточном уровне происходят опасные мутации, не говоря о социальных и психологических проблемах.
Прежде всего, горожанин страдает от некачественного продовольствия, которое вынужден покупать в супермаркетах, которые все больше напоминают гигантские лохотроны.
По данным ученых Новосибирской «ЭКО-Новы» 90 процентов продуктов, покупаемых в наших магазинах опасны для здоровья и жизни.
Но вот на прошлой неделе мои знакомые фермеры, выращивающие свиней, вынуждены были сжечь за деревней более тонны прекрасного качества свиного сала.
Не могли продать. Вернее, им не дали контролирующие органы, которые, видимо, защищают интересы крупных производителей. Сдавать на мясокомбинаты себе дороже, даже транспортные расходы не оправдаются. Мясокомбинат не дает фермерам более тридцати рублей за килограмм самого отличного качества свинины. Наверное, австралийская кенгурятина выгоднее для производства колбас. А самим мелким фермерам, обложенным всевозможными запретами и условиями, поборами, переработку не потянуть.
Просто посоленное сало уже считается переработкой, разрезанное на кусочки – переработка, не дай Бог, копченое в домашних условиях – запрет. Запрет на запрете… Даже на улице торговать мясом нельзя. Мало ли какой микроб залетит. Так они заботятся о нашем с вами здоровье, загоняя в супер-маркеты с молоком, которое месяцами не киснет, мясом, выращенном на стимуляторах роста и т.д. Таким образом, были уничтожены в наших деревнях коровы, молоко от которых отказывались принимать, свиньи, овцы… Перестали выращивать бычков, гусей, кур…  Теперь вот новый запрет на подворный забой скота в деревнях, который напрочь уничтожает возможность держать  в деревнях скот.
В ПАСЫНКАХ У ВЛАСТИ
Николай ЛЕОНОВ
29.10.2014
Экономическая война против России заставит всерьёз заняться проблемами нашего села

В ноябре нас ждёт нелегкий разговор о запущенных, ставших хроническими, болезнях отечественного сельского хозяйства. Тех самых болезнях, которые угрожают здоровью, а то и жизни всей страны.
В клубном помещении подмосковного поселка имени Ленина 15 ноября соберётся уникальный форум: I Всероссийский съезд народных депутатов от муниципалитетов и сельских территорий. Осенью, когда крестьяне в большинстве стран северного полушария, радуются завершению сельскохозяйственного цикла, мы будем говорить о наболевших проблемах. Они особенно актуальны в свете развязанной Западом экономической войны против России.
Судьба крестьянства и сельского хозяйства была на протяжении всей моей жизни постоянным источником забот и горьких раздумий. Родиться мне довелось в процветающем селе Алмазово Рязанской области, где на 150 дворов были и паровая мельница, и маслобойка, и кузница, и, конечно, храм, и начальная школа. А в прошлом году я увидел на месте родного села последний убогий дом с дымящейся трубой, а кругом – лишь каменные развалины бывших изб, покрытые зарослями крапивы и чертополоха. За жизнь одного человека зажиточное сельское поселение, основанное 300 лет тому назад, стало погостом.
На протяжении многих столетий, вплоть до Первой мировой войны, Россия была крестьянской страной с малыми – по государственным меркам – вкраплениями городов. Русская земля была источником основной части национального богатства: зерно, кожа, пенька, лён, продукты пчеловодства, растительные масла… На мировом рынке до революции 1917 года Россия покрывала до 30 процентов всего экспорта зерновых, около 12 миллионов тонн. Сельский труженик был главным действующим лицом в российской экономике, а следовательно, и в истории. Силами крестьянского сословия раздвигались границы государства, укреплялась православная вера, формировался тот самый русский дух, перед которым были бессильны любые преграды и супостаты.
В русской деревне родились нравы и обычаи нашего народа, национальный костюм, богатейший фольклор. Классическая отечественная литература, музыка и живопись питались сюжетами, взятыми из сельской жизни, и населялись её героями. Каждое село было родником народности.
Так было до начала XX века – самого жестокого в истории нашего Отечества, оказавшегося к тому же наиболее разрушительным для российского крестьянства и русского села. С той поры, пожалуй, только реформы Петра Аркадьевича Столыпина были направлены на процветание сельского сословия, внедрение товарно-денежных отношений в аграрный сектор страны, повышение роли сельского хозяйства в экономике. Смерть П.А. Столыпина от руки террориста и начало Первой мировой войны оказались фатальными для русского села.
С той поры началась бесконечная череда десятилетий, на протяжении которых прежний становой хребет Отечества – деревня и крестьянство – стал жертвой непрерывных погромных посягательств со стороны государственной власти. Гражданская война с её «военным коммунизмом» и продразвёрсткой, затем принудительная коллективизация со свирепым раскулачиванием, Великая Отечественная, унесшая жизни основной части мужского населения села, послевоенная конфискационная налоговая политика, химерные идеи создания «агрогородов» и ликвидации «неперспективных» деревень… И так вплоть до конца XX века, заставшего русскую деревню в распластанном состоянии после псевдодемократических, неолиберальных реформ.
Высосав до конца из деревни, казалось, неисчерпаемые людские и материальные ресурсы, власть бросила на произвол судьбы остатки крестьянства и сельского хозяйства.
1 ... 2 ... 3