Покров

-

Храм Покрова Пресвятой Богородицы

в центре Руси на пригорке стоит.

Грудь разрывается, сердце заходится,

кровь леденит пожигающий стыд.

Сняты кресты, купола поободраны,

стены побиты – дыра на дыре.

Щебень, навоз да беззубые бороны

тленом греховным

смердят в алтаре.

Зраки на фресках простреляны пулями.

Но, сохранявшие Божий Закон,

старцы святые плечами сутулыми

свод подпирают,

и держится он.

-

Держится!..

Стало быть, вера не продана.

Вычистим храм покаянным трудом.

Горькая, вещая, милая Родина,

это ведь ты – на пригорочке том.

Русь православная,

Божья избранница,

с верой не ухнешь ты в дьявольский ров.

Сдюжишь, пока над тобой простирается

Девы Марии

Небесный Покров.

Пусть и по-прежнему с криком неистовым

хищно над Русью кружит вороньё.

Храм Покрова Богородицы выстоял.

Будь же лампадкой в нём, сердце моё...

Чистый свет

-

(Отрывок)

-

Накануне прощальной беды

прокричит поднебесная птица...

Ни тоски...

Ни любви...

Ни звезды...

Станет негде душе приютиться.

-

Но вдали от страстей и утех,

перед образом Иверской

глухо

о спасении грешников асех

Богородицу молит старуха.

-

И пока в богадельной глуши

чистым светом курится лампада,

оглянись,

помолчи...

И реши –

что тебе для спасения надо.

Чудо

-

Дремучий лес притих сурово

и слушал, как на грани сил

согбенный старец из Сарова

молитву к Богу возносил.

Себя крестом животворящим

он осенял –

на жизнь и смерть...

И вдруг узрел: из тёмной чащи

к нему направился медведь.

-

Судьбу вручивший воле неба,

без страха старец Серафим

взял из сумы горбушку хлеба

и разделил по-братски с ним.

И разошлись:

медведь в берлогу

закосолапил тяжело.

А старец, выйдя на дорогу,

побрёл с молитвою в село.

-

И дальний путь короче, коли

с идущим Божья благодать.

Вот позади овраг и поле,

и до избы рукой подать.

Вдруг чей-то свист ударил хлёстко.

И было старцу невдомёк,

зачем безвестная повозка

пылит от дома наутёк.

-

Досеменил он до калитки.

На ней висит на бахроме

кручёный пояс от накидки,

что справил он себе к зиме.

И старца крик на повороте

настиг разбойничий возок:

«Вернитесь, татушки, постойте!

Вы обронили поясок!..»

-

Потом вошёл в полумрак кельи,

не возроптав на злых людей.

А там ни плошки, ни постели,

ни ложки с кружкой, ни лаптей...

Но сердце сжалось сладко-сладко,

и Богу он воздал хвалу:

его иконки и лампадка

висят нетронуто в углу.

-

Склонившись перед образами

и поясок держа в горсти,

просил он Бога со слезами:

«Прости им, Господи, прости...»

Всем сердцем, всей душой, до дрожи

молился он на грани сил.

И вдруг увидел:

ангел Божий

его лампаду засветил.

НАЧАЛО НЕБА

-

Себе дивлюсь, когда гляжу назад:

при небе жил, а неба-то не видел.

Почаево и Сергиев Посад…

Дивеево…

А Свирская обитель!

А кельи Костомаровской горы!

Покровский кров

Матронушки блаженной…

-

Пылали, словно в капищах, костры

на слётах пионерских достижений.

Кто был я?

Лицедей и звездочёт,

по Дарвину – потомок обезьяний.

Сулил мне кто-то славу и почёт,

шептал о пользе орденов и званий.

-

…Скончался дед. И бабушка – вослед.

Ушли отец и мать моя – Мария.

Был явлен мне от них сиротский свет,

а в свете том – молитва,

словно крылья.

Парю над явью нынешних времён,

где истина с Фавора зазвучала:

Дивеево, Голгофа и Афон,

они – столпы

и всех небес начало…