Русская поэзия | Ирина Ратушинская

РУССКИЕ

Закаменело?

Не плачется? Так и не плачь.

Их уже не защитили, и защитят ли других?

Пепел прибоем колотится в сердце.

Глумится палач.

Вымощен путь из намерений –

Ясно, благих.

Русские, русские, русские:

Вот имена.

Чем ты оплатишь их огненный смертный венец?

Лгали тебе: не свои, раз другая страна?

Вот и болит –

Эту ложь вырывать из сердец.

05.05.2014

ПИСЬМО В 21-Й ГОД

Николаю Гумилёву

Оставь по эту сторону земли

Посмертный суд и приговор неправый.

Тебя стократ корнями оплели

Жестокой родины забывчивые травы.

Из той земли, которой больше нет,

Которая с одной собой боролась,

Из омута российских смут и бед –

Я различаю твой спокойный голос.

Мне время – полночь – чётко бьёт в висок.

Да, конквистадор! Да, упрямый зодчий!

В твоей России больше нету строк –

Но есть язык свинцовых многоточий.

Тебе ль не знать?

Так научи меня

В отчаяньи последней баррикады,

Когда уже хрипят:

– Огня, огня! –

Понять, простить – но не принять пощады!

И пусть обрядно кружится трава –

Она привыкла, ей труда немного.

Но, может, мне тогда придут слова,

С которыми я стану перед Богом.

ПИСЬМО ДОМОЙ

Есть на свете края, что вбирают глаза,

Есть такие до грусти красивые страны!

И вечерние горы – на все голоса,

И открытые всем скоростям автострады.

Сладок яблочный запах иных языков,

И доверчивы реки, где пляшут форели.

Далеко-далеко

От родных и врагов

По нерусским домам нас друзья отогрели.

К нам чужбина добра, да не в ней нам лежать:

Нам другую судьбу пригвоздили к ладони.

И дорожную обувь

Шнуруем опять,

Хоть и знаем, что больше не будет погони.

Только как позабыть свою землю в беде,

Раз по-русски крестили, когда провожали?

Мы когда-нибудь скажем

На Страшном Суде,

Что исполнили всё, в чём клялись на вокзале.

Мы с другого плацдарма – всё в том же бою,

Мы тут губы кровяним о ту же свободу!

Пусть не мы отмеряем дорогу свою –

Дай нам Боже успеть –

От заката к восходу.

1987. Милан

* * *

А.И. Солженицыну

Что такое – «менталитет»?

Это значит: сыт и одет

Никогда тебя не поймёт,

Хоть гори весь век напролёт.

Что такое – «страна рабов»?

Это значит – в твою любовь

Ни одна душа, ни одна...

Кроме русского пацана.

1987. Чикаго

МОЛИТВА

Все умеют плакать,

А радоваться – одна.

Богородице-дево, радуйся, не оставь!

Круче всей морей твоя судьба солона –

Так помилуй нас: научи улыбке уста.

Научи нас радости,

Непутёвых чад,

Как учила Сына ходить по твоей земле.

Мы теперь на ней себе устроили ад;

Научи не сбиться с пути в обозлённой мгле!

Погасила твои лампады моя страна...

Видишь, как нам души судорогой свело!

Всё страшней – суды,

а заботишься ты одна –

Из поруганных риз –

Чтобы нам, дуракам, светло.

Ты одна умеешь – кого же ещё просить –

Отворять врата любовью, а не ключом.

Разожми нам сердца,

Чтобы смели её вместить,

Как умела разжать младенческий кулачок.

1980-е

* * *

Белый олень, золотые рога.

Девочка спит на краю четверга.

Маятник ходит за Млечным путём.

Как мы летаем, когда мы растём!

Девочка спит. Под щекой кулачок.

Сторож над пропастью – серый волчок.

Сыплются звёзды, и светится снег.

Сказочных санок нездешний разбег –

Свист под полозьями – треск – разворот…

Это во сне, или землю трясёт?

Где я?

Подвал, и труха с потолка.

Сани, куда же вы без седока?

– Серый волчок, что там сверху за вой?

– Слышишь снаряд – значит, это не твой.

Ты не тревожься, ты спи и расти.

Знаешь ведь: нас обещали спасти.

03.03.2015

* * *

О ветер дороги, весёлый и волчий!

Сквозняк по хребту от знакомого зова.

Но жаркою властью сокрытого слова

Крещу уходящего снова и снова:

– С тобой ничего не случится плохого.

Вдогонку. Вослед. Обязательно молча.

Меня провожали, и я провожаю:

– Счастливой дороги.

– Ну сядем. Пора.

А маятник косит свои урожаи.

Мы наспех молчим, а потом уж рубаха

Становится мёртвой и твёрдой от страха –

Не сразу. Не ночью. В четыре утра.

Но страхи оставшихся – морок и ложь.

Терпи, не скажи, проскрипи до рассвета.

Не смей нарушать молчаливое вето,

И ангелов лишней мольбой не тревожь.

А если под горло – беззвучно шепчи

Про крылья, и щит, и про ужас в ночи.

Он стольких сберёг, этот старый псалом:

Про ужас в ночи

И про стрелы, что днём.

* * *

Засвети мне зелёный огонь среди ночи,

Я пойду на него напролом,

как на свет из окна.

Что ты странно глядишь,

почему так измучены очи,

Моя грустная кровь,

моя вросшая в сердце страна?

Что ты поровну хлеба на всех не ломаешь, Россия,

Ты, меня научившая пайку делить пополам?

Что так горько в разлуке щемишь

перехваченной ксивой,

И от каждой свечи

что за тени встают по углам?

Засвети одинокий огонь, расстели своё поле –

Мне дорогу во тьме всё же легче найти, чем тебе.

Хочешь – я напророчу:

не будет ни страха, ни боли –

Только ласковый свет на твоей непутёвой судьбе.

Погоди убивать – я тебе доброты напророчу,

И простят тебя дети твои,

только слёзы не лей.

Лишь огонь засвети,

лишь решись на огонь среди ночи!

И не бойся: вот видишь – тебе уже стало светлей.

1987. Лондон

* * *

Взрослым ангелам нужно терпенье:

И у них там своя малышня.

Соберёшься лететь с порученьем –

Так и плачут: – Возьмите меня!

Объясняешь: там боль и ненастье,

Там война и чужая вина,

Там так трудно мечтают о счастье –

Том, что тут вам навеки – сполна!

Но глядят убеждённо и свято:

– Мы большие... Возьмите сейчас!

Мы слыхали: зовут из кроваток

Те, что очень похожи на нас!

И потом, вечерами, по-детски

Повторяют земные слова:

– Как зовут то созвездье?

– Донецком.

– А вон то, что побольше?

– Москва.

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Ходит, ходит белый кот,

Чешет баки у ворот.

Завтра утром будет снег

Выше крыши, как во сне.

Кот на лапках и с хвостом

И с пушистым животом.

Он не любит молока –

Только снег и облака.

Он по месяцу ходил,

Коготки позолотил,

Лапы вылизать забыл

И по небу наследил.

От звезды и до звезды

Это всё его следы.

А потом он спрыгнул вниз,

Распугал мышей и крыс

И уселся на трубе.

Мы возьмём его к себе.

* * *

Ну, купите меня, купите!

Я такой хороший и рыжий!

Ну, возьмите – и не любите,

Но внесите к себе под крышу!

Я вам буду ловить мышей,

И если отважусь – крыс.

Домовых прогоню взашей,

И приду на ваше «кис-кис».

Я буду вам песни петь,

Выгревая ваш ревматизм,

И на свечи ваши смотреть –

С подоконника, сверху вниз.

Заберите меня из клетки,

Я во все глаза вам кричу!

И не бойтесь нудной соседки:

Уж её-то я приручу.

Откупите меня у смерти!

Ну, кого вы ещё откупите!

Вы вздыхаете, будто верите.

Сквозь решётку пальцем голубите,

Но уйдёте, как все другие,

И не будет тепла и чуда.

О единственные!

Дорогие!

Заберите меня отсюда!

МАЛЬЧИКУ САШЕ

Один мой медведь знакомый

Живёт по адресу:

Небо,

Одиннадцать километров

Над уровнем Чёрного моря,

Правее

Южного ветра,

Левее

Грозы Марии.

Он каждое утро гуляет

По самым белым сугробам

И лижет самые сладкие

Розовые облака.

И ловит лохматой лапой

Маленькие самолёты,

И держит их осторожно –

Чтобы не сделать больно.

Посмотрит – и выпускает.

Пускай летают на воле.

Захочет –

Летит над лесом,

Захочет –

Плывёт над морем,

А если понравится город –

Прольёт над городом лапу.

И станут мокрыми крыши,

Прохожие

И трамваи,

И станут светлыми окна,

А дети будет смеяться.

И будет всё отражаться

В лужах

Из лапы медведя.

А медведь улетит на Север

Отращивать новую лапу.

ПОЛОСА

Вот такая долгая полоса,

Неуютная и бесплодная.

Ни травинки малой, ни колоска.

То калёная, то холодная.

Не сказать, что страшная полоса:

Бытовая она, потная.

Сохнет рот. Неласково телесам.

Что поделать,

На то и взлетная.