Про батю

-

Протащили батю враз через толпу,

Привязали батю к крестному столпу,

Грянул хор незрячих: «Неповадно чтоб,

Как народ дурачил, сознавайся, поп!» –

-

«Братие и чада, в чём моя вина?

Я служил как надо и выслужил сполна…

Только правду Божью паче сих любил,

Души вам тревожил, всё трезвил, да строжил,

Да детей крестил».

-

А в степи далече кречет да кулик,

И не слышно в сечи запрестольный клик:

«Выводи, кривая, из крещенских вод,

Где кресты срывает не народ, а сброд.

-

А что не слышно стону?!» Ахнула толпа

В смертную истому грешного попа,

По траве нездешней расстилался дым…

Грешный батя, грешный, а вот стал святым.

Прощание с Вяткой

-

Металлы плавились, пылали домны.

Но только ли?

Я в этом городе была бездомной –

С другой земли.

-

Вмиг полюбив его бурьяны

И холода,

Я в этом городе была незваной –

Как и всегда.

-

И арифметики начальной

Познав предел,

Я в этом городе была печальной –

Как и везде.

-

Но исключением из правил

На руку скор,

Он что-то сам во мне расплавил

И что-то стёр.

-

Проклюнув слогом  старомодным

В моих стихах,

Он мне казался огородом –

Весь в лопухах;

-

Задворками, старинным храмом

С тропой к реке;

Чудным прабабушкиным хламом

На чердаке.

-

Застенчивость былого века

К нему так шла,

Ах, то ли Вятка, то ли ветка,

То ли ветла…

-

Пребудут ввек благословенны,

Я поняла,

Лабазы, мостовые, стены

И купола.

-

И главное – в пути неблизком,

В мельканье числ

Я – малый светоч Божьей искры,

И в этом смысл…

Мой жених

-

Мой жених погиб в Афгане,

Я живу второй виток,

Наши мальчики остались молодыми.

Караван пропал в тумане

По дороге на восток,

Я не знаю даже дату, даже имя.

-

Мы, соломенные вдовы необъявленной войны,

Не могли понять, зачем и отчего же

Не пришли, не встали вровень

                                    те, что Богом суждены,

А иные на героев не похожи.

-

На полях великой жатвы

Время оптовых смертей,

И молчания трусливая порука

Не нарушит скорбной клятвы,

Не зачнёт в любви детей

Наша память, наша юность, наша мука.

-

Только ты не испугался

И сказал мне: «Жизнь моя!

Ты одна – отрада русскому поэту!

Ход событий не прервался,

Пусть родятся сыновья,

Утоляя соль и горечь

Песни этой.

-

И Отечеству во славу

Возрастут наверняка

И узнают, как живот кладут за други,

Да минует их потрава

Мирового сквозняка,

Да улягутся судеб стальные вьюги!»

-

Мой жених погиб в Афгане,

Я живу вторую жизнь.

* * *    

В комнате глаженым пахло бельём,

Чисто и тонко пахло ребёнком,

Сохлым, дурманяще вялым быльём,

Тёплою пылью, свежей пелёнкой.

-

Остановилась, дух затая,

Падал полуденный луч, освещая

Этот мгновенный срез бытия,

Хаос в гармонию вновь превращая.

-

И, проходя сквозь оконный проём,

Был он сильнее тяготы внешней.

В комнате глаженым пахло бельём,

Садом нездешним, детством безгрешным.

-

Ветхий кораблик земного жилья

Плыл через годы, напасти минуя...

Мир, где оставлю когда-нибудь я

Всю неподъёмную радость земную.

    * * *

Мой дед схоронен в логу вороньем,

И с ним две тыщи, лежат ребятки.

Никто не взыщет, и взятки гладки,

На пепелище, где кривда свищет,

Усни, Ванятка….

-

А уводили – земля стонала,

Белее мела жена стояла,

Хлебнёт подружка кровавой юшки

В тифозной бане

На котловане:

-

«Как знаешь, милка, живи, тянися,

Порог, развилка, прощай, Анисья…»

И только гулькал

Младенец в люльке.

-

И шли подводы из рода в роды,

Прикрыты жертвы рогожей смертной,

А как летели полы шинели

С ноябрьским бантом

За комендантом –

-

Как на плакате! Рванёт по шлюзам,

Судьба покатит овражным юзом,

Бесы грызутся – безвинный платит,

Не увернуться младенцу Кате.

-

Где суд да дело, на кромке самой,

Как уцелела, ты помнишь, мама,

В такую темень? Не плачь, родная,

Глухое время имён не знает,

-

Но всякой персти – обет прощенья,

Кто не отвергся крестоношенья,

Возвеселися фамильным крином,

Иван, Анисья, Екатерина!

Оптинская

-

        Симоне Ионин, любиши ли Мене,

        паче сих? Ей, Господи, Ты вся веси,

        Ты веси, яко люблю Тя.

                                              Ин. 15,17

-

Пожелать Тебя одного,

Возлюбить Тебя паче сих,

«Дню довольно беды его,

Не заботься о днях других, –

-

Ты сказал. – Оставляя страх,

Воротись и иди за Мной»,

Но люблю эту персть и прах,

Эту немощь земли родной.

-

За протяжный зелёный взгляд

Быстротечной её весны,

За сиротский моленный плат

Оскуделой моей страны.

-

За её осьмигранный крест,

Что цветёт в вековой пыли,

В самых недрах родимых мест,

В сердцевине моей Земли.

-

Пожелать Тебя одного,

Возлюбить Тебя паче сих,

«Дню довольно беды его,

Не заботься о днях других…»

-

Но куда мне её девать,

Наши жизни переплетя,

Как мою немощную мать,

Как больное моё дитя?!

-

Рати праведных несть числа

В предстоянье её святынь,

Кровь живая травой взошла,

Прозвенев небесам: «Аминь!»

-

Так оставь же мне благодать

Плотью рода в неё врасти,

О Земле моей вопиять,

Вместе с нею к Тебе войти.

Ангел последний

-

Где степи бескрайни за гребнями гор,

Там Огненный Ангел крыла распростёр.

Отринуты бредни, и, глядя в упор,

Там Ангел Последний крыла распростёр.

-

Не чуем под спудом усобиц и ссор,

Что кончилось чудо и клацнул затвор,

И с душ не смываем звериный оскал,

Но Огненный Ангел крыла расплескал.

-

«Так было и будет, – глумится вражда. –

Безвинному злом воздаётся всегда.

Коль деверь за вилы, то сват за топор!»

Но жнец шестикрылый крыла распростёр!

-

Над чёрною пашней, над тьмой воронья,

Бесстыжей и зряшной порукой вранья,

Над смрадом монет, над клеймённым плечом,

И жатва его не серпом, но мечом.

-

Ты поутру  рано призыву внемли

На полюшке бранном Отчизны-земли,

Мой старший, мой средний, мой названый брат,

Там Ангел Последний ударил в набат!

-

Воспрянем, удержим на самом краю

Любовь, и надежду, и душу свою.

Он грозен, но светел, всё в наших руках.

Опомнитесь, дети! Он медлит пока…

* * *

Симоне Ионин, любиши ли Мене,

паче сих? Ей, Господи, Ты вся веси,

Ты веси, яко люблю Тя.

      Ин. 15, 17