* * *

Деревня, из которой убежала,

Приснилась. Я проснулась, чуть дыша.

Как мир блеснул, как сладко задрожала

Моя нетерпеливая душа!

-

Не примешь ли беспутную обратно,

При немощи и горести в груди?

И эхо повторило многократно

С далёкой родины:

Я жду тебя, иди!

       * * *

Вот фотографии военные.

На них, ещё не убиенные,

На фоне дыма и огня

Заснята вся моя родня.

-

Они, кто ныне упокоены,

Все были пахари – не воины.

Хранит их память много лет.

А мирных фотографий нет.

* * *

Предзимний лес в наряде простеньком,

И носят вольно сквозняки

Измятых листьев косяки

По тропам, зарослям и просекам.

-

Последний свет кленовых сполохов,

Мерцая, теплится вдали,

И улетают журавли

От поля, полного подсолнухов.

    * * *

Вот он, родной пейзаж – 

Чёрные волны грязи.

Господи, да когда ж

В люди?

             Куда там в князи!

-

Сын не косой звенит,

Дочь не к земле стремится.

Их проглотил лимит,

Их приняла столица.

 

В цифрах – один обман,

Не отражают сводки:

Сколько – от давних ран,

Сколько – от водки...

-

Как голубая кровь

В их отстоялась жилах!

...И недостанет вновь

Пахарей и служивых.

-

Только не умирай,

Щедрый мой и бессильный

«Богом забытый край» –

Сердце России.

* * *

Утихает костер моей боли –

Видно, мало подкинули дров.

Уходи! Побродяжничай вволю,

Будь беспечен, красив и здоров.

Так горело, так жарко горело,

Что казалось, туши не туши,

Не удержит бессильное тело

Разметавшейся в клочья души.

Я в огне наплясалась босая

И обуглилась. Как не жила!

Почему же теперь, угасая,

Не тревожит, а греет зола?!

  * * *

Владимиру и Татьяне Хлюстовым

Холмы за деревней неброски –

Колючки, бессмертник седой,

Да краешком поля – берёзки,

Да возле – полынь с лебедой.

-

С древнейших времён и поныне

Считается – боже ты мой! –

Что ветка сушёной полыни

Укажет дорогу домой.

-

Родительский дом и ограда,

И пение звёзд по ночам...

Я знаю, родня будет рада

Моим сладкозвучным речам.

-

И мне никого нет дороже.

Но всё же – зачем сквозь года,

И душу, и память тревожа,

Я рвусь одиноко туда,

-

Где осень, наследница лета,

Готовит природу к зиме,

И родины сирой примета –

Бессмертник растёт на холме?!

Крещение

-

Мы с вечера мелом везде рисовали кресты –

На двери, на старых наличниках,

На потолке и на дверце чугунной

Натопленной к ночи голландки.

И мать, уложив нас пораньше,

Ладонью прикрывши,

Тушила висячую лампу.

А утром, чуть свет,

Будила, и мы просыпались с трудом.

На чистом, скоблёном полу

На двух табуретках стояло корыто,

И мать нас купала –

От сглазу, напастей и всяких болезней.

Потом мы опять засыпали,

И нам засыпалось легко!

И мать уходила на кухню,

Готовила праздничный завтрак.

А на улице жёсткий мороз

Вымораживал всё!

Но мы знвли,

Что повсюду: в колодцах,

В реке подо льдом,

И в ведре,

Что покрылось ледовою коркою за ночь,

В умывальнике, в том роднике,

Что живёт глубоко под землёю, –

Вся вода – и чиста, и вкусна, и прозрачна.

Святая вода!

22 мая (Никола вешний)

-

Моя надеждо! Ты со мной уже

На каждое опасное мгновенье,

И тихое моё благоговенье,

И трепет, и волнение в душе.

-

Прости меня, что близко подхожу,

Что так по-свойски просьбы излагаю.

Я верю, что и вправду помогаю

Тем, на кого тебе я укажу.

-

Но страх и боль не исказят лица,

Во мне – тепло и вера преблагая.

В моём роду все были Николаи,

Так будь мне вместо деда и отца!

-

Сиротский хлеб не ты ли мне сластил?

Не ты ли дни продлил несчастной маме,

Не ты ли горевал и плакал с нами?

И я молю, чтоб ты меня простил

-

За сладкую кощунственность мечты

Считать тебя заступником пред Вышним.

Но мне – с таким грехом моим давнишним –

Простишь ли ты?

   * * *  

Бабушка байки такие знавала,
Мама мне песни такие певала!
Утренний хлеб не горчил.
Жизнь проходила – простая, святая.
Где же ты, радость моя золотая?
Мир этот тихо почил.
 
Внук не дослушает бабкиной сказки,
Дочь не научится мамкиной пляске,
Где уж ей кашу сварить!
Сын не закончит отцовой работы,
Лёжа похмельным с утра до субботы…
Не о чем тут говорить!

* * *

* * *

всё-таки надо идти.

* * *