МИФЫ НЕ ВЫДУМЫВАЮТСЯ И НЕ УМИРАЮТ

Александр БОБРОВ

17.07.2015

Александр Бобров об измышлениях вокруг подвига панфиловцев

Торжества в честь праздника Победы отгремели, парадные телепрограммы промелькнули, шествие Бессмертного полка во главе с президентом Путиным состоялось. Всё! Можно по новой развенчивать и клеветать. На днях Всероссийская государственная (!) телевизионная и радиовещательная компания вдруг с непонятной радостью принялась снова разоблачать «миф»: мол, подвиг 28 героев-панфиловцев был выдуман советскими журналистами. Протухшую новость тут же подхватили, разнесли по интернету и принялись смачно обсуждать. А дело всё в том, что Государственный архив России опубликовал справку о подвиге 28 героев-панфиловцев. Доклад был подготовлен Главным военным прокурором ВС СССР генерал-лейтенантом юстиции Н. Афанасьевым ещё 10 мая 1948 года и долго не давал покоя либеральным историкам. Помню, в программу 6-го фестиваля поэзии и песни на героической Волоколамской земле «Наша Родина ‒ Россия», который состоялся в год 70-летия Московской битвы, входило посещение Нелидово, памятника у разъезда Дубосеково, встреча в музее. Накануне поэт из Екатеринбурга, полковник запаса, служивший замполитом, Александр Кердан спросил меня: «Не хочу выпытывать на публике. Ответь, что ты думаешь о подвиге панфиловцев, об этих разговорах вокруг него?». Тема эта, навязшая в зубах, вновь тогда всплыла после непотребного интервью директора Госархива, доктора исторических наук Сергея Мироненко газете «Комсомольская правда». В частности, он заявил:

‒ О том, что не было никаких героически павших героев-панфиловцев, стало известно ещё в 1948 году, когда один за одним начали появляться люди, которые должны были лежать в могиле. И тогда партийное руководство поручило выяснить, что произошло на самом деле. Было проведено следствие. Нашли командира полка, который показал, что никакого боя у разъезда Дубосеково не было…

‒ Стали спрашивать автора очерка о «подвиге панфиловцев» Кривицкого: зачем же вы написали это всё? Он говорит: мне дали задание найти какой-то подвиг, и кто-то рассказал, что под Дубосековом был бой. «А кто же автор слов, якобы сказанных политруком Клочковым: «Велика Россия, а отступать некуда, позади Москва»? ‒ спросили Кривицкого. «Я», ‒ ответил он. Было очень непросто ‒ признать, что не было никаких героев-панфиловцев.

‒ Для советской власти было всё равно, кто герой, кто не герой, вообще человек был ничто. Знаменитые слова советского полководца: «Надо технику спасать, а солдат бабы новых нарожают» ‒ это про отношение к человеку. Поэтому не надо повторять исторические придумки советской власти и поклоняться несуществующим идолам.

«ПОЛИТРУК ЛЖЁТ. В ГЕРМАНСКОМ ПЛЕНУ ВАС НЕ МУЧАЮТ И НЕ УБИВАЮТ...»

Юрий АЛЕКСЕЕВ

13.07.2015

Бывает ли ненужная правда? О великой войне

МОСКВА, 22 Июня 2015, 09:38 – REGNUM  Случилось так, что мне пришлось выслушать доклад директора Государственного архива Российской Федерации Сергея Мироненко. В своём докладе этот человек развенчал миф о 28 героях-панфиловцах…
Краткое изложение: никакого подвига 28 панфиловцев не было. Боя под Дубосеково не было. Никакого свидетельства, что политрук Клочков перед гибелью сказал: «Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва!», – нет… Это легенда, которую придумали журналисты из газеты «Красная Звезда»… А он, Сергей Мироненко, обнаружил в подведомственном ему архиве «разоблачающие документы».
С этим своим разоблачением главный архивариус Российской Федерации уже носится несколько месяцев. Даёт направо-налево интервью, от «Коммерсанта» до «Комсомольской правды», и явно гордится проделанной работой. Аж светится…
Вслед за Мироненко выступил главред радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов. Он долго и занудно рассказывал, что долг журналиста – любую неправду немедленно вытаскивать на солнышко и оповещать об этом своих читателей-слушателей. Учил всех голосом непререкаемого мэтра. Лучше бы своих редакционных девчонок поучил, а то они такую пургу несут в эфире…
Кстати, а знаете, где происходило это представление? На Конгрессе ВАРП – Всемирной ассоциации русской прессы. Есть такая организация, объединяющая несколько сотен русскоязычных изданий со всего мира. Каждый год в разных странах (по очереди) собираются зарубежные русские журналисты – поговорить за жизнь, обсудить проблемы, обменяться опытом. В этом году мы слетелись в Москву, столицу нашей общей родины. Повод – 70 лет Победы…
Не знаю, зачем на Конгресс притащились эти «разоблачителей подвигов»? В местах нашего проживания (разных латвиях, канадах, австралиях) на Подвиг русского солдата сейчас и так льются цистерны грязи. Стоило специально лететь в Москву (за свой небогатый счёт, кстати), чтобы получить на голову ещё пару вёдер говна…
Ну, да Бог им судья. Меня, старого журналюгу с уже седоватой бородой, зацепила тема «правды о Великой Войне, которую нужно обязательно раскапывать и доносить до читателя». Зацепила сильно. С одной стороны – да. Правда, правда и ничего кроме правды. Гиппократова клятва журналиста. Всё верно.
К тому же я и до доклада Мироненко не сильно верил, что ротный политрук в момент танковой атаки стал бы говорить столь длинные и пафосные слова – «Велика Россия и т.д.». Отец-фронтовик рассказывал, что они просто кричали «а-а-а» от отчаяния и матерились…
Понятно, журналисты из «Красной Звезды» додумали, дорисовали. Их нельзя судить. На войне статьи о подвигах нужны здесь и сейчас, в утреннем тираже. А те, кто попадали в один окоп с героями, как правило, репортажей оттуда не присылали. В музее на Поклонной есть целая стена «Они снимали войну» – имена погибших военных репортеров…
Но с другой стороны… Была Панфиловская 316-я стрелковая дивизия? Была! Держала она оборону под Москвой зимой 1941-го? Ещё и как! Гибли там героически бойцы? Сотнями! Удержала дивизия фронт, спасла Москву? Факт! Был подвиг? БЫЛ! Был Великий Подвиг! И теперь вопрос: ну, что с того, что Подвиг описан в газете не так? Не те детали: не тот бой, не под Дубосеково, не в тот день, не тот политрук, не те слова сказал… Разве ЭТО важно?
Через 74 года некий микроскопический Мироненко вытащил из архива бумажку и всех оповестил, пританцовывая: а Подвига-то и не было, ла-ла-ла-ла! Конечно, деталями тоже надо заниматься. Но, может, господа архивариусы, сначала сделаем большое, важное, то что не делать – позор для народа?
Мои знакомые ребята много лет в латвийских лесах-болотах под Даугавпилсом, где в 1944-м шли кровавые бои, выкапывают забытые солдатские косточки и пытаются их идентифицировать. Когда рядом с косточками находят читаемые документы – ещё один герой обретает именную могилу, к которой могут прийти его дети-внуки-правнуки поклониться… Остальных хоронят безымянными. Но с почестями, как героев.
И делают они это бесплатно, по велению души. Причём ещё тратят свои деньги. Для подобных раскопок нужно снаряжение, оборудование, горючее. Нужны средства на командировки – поездить, покопаться в архивах (за Мироненко)… Да и небезопасна такая работа. Рядом с косточками практически всегда лежат ржавые снаряды-мины-гранаты.
Иногда им, правда, перепадает кое-что. Если они найдут и идентифицируют останки немецкого солдата. Из Германии приезжают, благодарят, платят деньги, которые они тут же пускают в дело… А любимая Россия, у которой не похоронены ещё около двух миллионов солдатиков, предпочитает щедро кормить штатных архивных «разоблачителей».

ТАМ, ГДЕ ЛЮДИ ВЕРЯТ В БОГА

Иван ЧУРКИН

09.06.2015

На выход в свет книги поэта Василия Попова «Вот мой дом»…

Издательство Московской Патриархии Русской Православной Церкви приготовило настоящий пасхальный подарок – только что оно выпустило в свет книгу Василия Попова «Вот мой дом». И предназначена она для чтения в семейном кругу.
Удивительная, скажу вам, книга родилась, плод поэта, художника и редакторского состава. По-другому и быть не должно, потому как Василий Попов – чистый человек, пропитанный сибирской природой и добротой людских сердец. А ещё несказанной благодарностью тем, с кем рос, от кого набирался ума-разума, нисколько не задумываясь, откуда «текут» поэтические строчки, собираясь в разноцветный венок, будто цветок к цветку.         

Край наш богат лесами,
Реками да озёрами.
Избы под парусами
Выкрашены узорами.
Утром плывут по полю
В белом тумане лошади.
Здесь про земную долю
Песни поют хорошие...

Не нам, но имени Его трудимся – это уже сегодня пришло. До этого было робкое чувство благодарения Господу, но сердце осторожничало – к чему прикасаешься? Не рано ли? Не гордыня ли зарождается? А когда настало время взросления, и душевного, и поэтического, взгляд сам выхватывал Божью благодать.

Если на синем небе
Дождь засверкает стрелами –
Храм на горе, как лебедь,
Крыльями машет белыми.

Да, взгляд Василия Попова цепкий и чуткий, видимо, он с детства был таким. Живя теперь в Москве, уезжая в командировки в разные города и области, он всё-таки отмечает, что в родимой «Сибири лето свечой горит». Это «там, где люди верят в Бога», в местах детства, «бабочка в косынке ходит по плечу», а «разовый телёнок облако жуёт», «поёт, кукует березняк».
Рисуя картину поездки с дедом на телеге, поэт не преминул отметить, как «веснушки в лес по ягоды спешат».
Есть в стихах Василия Попова несказанно радостные, почти что пришвинские наблюдения: «мыши грызли древесные сушки», «уронила ягодку рябины на ладонь мне красная свеча». А какие чудные картины, подсмотренные в детстве ещё «слепыми» глазами, стали яркими по прошествии лет: «Старик несёт из сеновала на вилах бледную луну», «Щёлкает старуха-печь во рту орехи», «Мы с друзьями у деревни самой на дороге встретили пургу».
Особое чувство стихов Василия Попова – это любовь. К Родине любовь, земле своей, людям на ней живущим. Она проявляется во всём. Даже в этом:

Лось несёт своей лосихе
Жёлтый листик на рогах.

И земля отвечает поэту взаимностью:

Даже рыжий цветок незаметный
Попросил его на руки взять...

Двадцать шесть стихотворений Василия Попова вошли в его книгу «Вот мой дом», предназначенной для чтения в семейном кругу. Самобытность поэта полонит любое сердце. Искренность его встретит ответное читательское чувство. Образность зажжёт искру Божью у слушателя. Дети возрадуются, а взрослые прочувствуют:

...Ты помнишь, что Петру сказала
Феврония при встрече с ним?
Не нам искать в судьбе дорогу,
И тайны встреч решать не нам.
Что и в любви мы служим Богу,
Что и семья есть тоже храм.

Завидую и взрослым, и детям, кто впервые прикоснётся к творчеству молодого российского поэта Василия Попова. Прикоснётся и останется верным любви. К Родине, земле своей, людям на ней живущим, к Богу.

УРОК МОРАЛИ

Галина ИВАНКИНА

04.06.2015

Он нужен всему обществу


«Вычитать и умножать, малышей не обижать: учат в школе – учат в школе», – так пелось в одной хорошей советской песне, коя в пору моего отрочества доносилась, что называется, «из каждого утюга». Действительно, долгое время сие считалось постулатом: учебное заведение не только учит законам физики и нормам грамматики, но и правилам поведения, то бишь сочетает образовательную функцию с воспитательной. Вычитать, умножать, не обижать, а также – уважать старших, грезить Светлым Будущим и верить правоту наших идей. Однако же потом задача упростилась и детям стали предоставляться исключительно «образовательные услуги». Звучит-то как заманчиво! Как в салоне красоты. Больше того, услуга – это действие, которое по определению не может быть навязанным или же осуществлённым против воли «клиента». Получается, что можно принять услугу или же игнорировать её? Безусловно, у завучей и прочих учительниц математики есть ещё кое-какие проверенные методы давления на лентяев или прогульщиков, но я сейчас говорю не о талантах наших многострадальных педагогов, но об определении услуги. А дьявол, как все помнят – в мелочах.
Тем не менее, и многие здравомыслящие люди, и примкнувшие к ним мечтатели, до сих пор зависающие в каких-то эмпиреях, постоянно муссируют тему возвращения школе воспитательной функции, причём – желательно - в полном объёме. Не так давно все средства массовой информации (к примеру, популярное издание «Коммерсантъ») комментировали вот эту животрепещущую новость: «Комиссия Общественной палаты по развитию науки и образования вчера предложила ввести в школьную программу новый обязательный предмет "Нравственные основы семейной жизни"». Дальше – интереснее: «Кроме того, участники заседания одобрили идею раздельного обучения мальчиков и девочек, пропаганды девственности…» Были процитированы слова одного из церковных иерархов: «К сожалению, 25 лет назад наша школа попала под влияние ветров, дующих с Запада. Школа отказалась от воспитания детей и ограничилась вложением в их головы знаний и псевдознаний».
Всё то же самое может сказать любой коммунист или же человек с имперскими взглядами. Впрочем, обычный, далёкий от политики, человек, который является не только родителем, но и радетелем, не стал бы с этим спорить. Но во всём этом есть одно большое и весьма суровое «но». Время от времени нам кто-нибудь предлагает улучшить качество человеческого материала: повысить моральный облик первоклассников, излечить подростков от интернет-зависимости, ввести уроки морали и даже так: запретить любое упоминание о наркотиках в надежде, что они исчезнут сами. Если честно, всё это напоминает лечение инсульта – витаминчиками. Или аппендицита – примочками из трав.
Представьте себе ситуацию, что некий типичный мальчик прослушал курс, посвящённый основам семейного благолепия. Он вооружился знанием о незыблемости брачных уз и решил в будущем стать многодетным папой и, разумеется, мужем порядочной женщины - хранительницы очага, а не офисной супер-стервы. Вот приходит наш отрок домой, а там – феерия и чад кутежа. Папа давно живёт со своей юной секретаршей, потому что нынче модно уходить от сорокапятилетней старухи к «молодому мяску». Мама тоже не растерялась и привела какого-то дядю Васю, потому что бабье счастье, то есть в переводе на гламурно-современный язык: «регулярный секс» важнее многих жизненных параметров. Старшая сестра болтается в Инстаграме и Твиттере – она тунеядка (по мнению советской бабушки!), но на самом деле – начинающий блогер. Хотя ей уже 23 года. Да, в её лета бабушка вкалывала бригадиром на заводе, училась на вечернем факультете и растила сыновей. Но сестре некогда – она ищет себя и смысл жизни, поэтому замуж точно не собирается. Так, иногда ночует у какого-то Паши. Но чаще - у Регины. Точнее, с Региной, потому что «в жизни надо испробовать всё», дабы не быть как бабушка.
Из угла бухтит телевизор: по одному каналу – ток-шоу и бравый ведущий представляет залу провинциального бизнесмена. Он вот уже пять лет живёт активной половой жизнью со своей падчерицей и вот теперь, когда девушке исполнилось 18, они решили пожениться! По залу – гул и ропот. Но – грязненький интерес в глазах. По другой программе – показывают арест женщины, которая сунула своего новорождённого младенца в мусорный бачок. Дитятко мешало ей общаться в социальных сетях! «Как это всё случилось?» – не с ужасом, но с чисто профессиональным интересом вопрошает бойкая, хорошенькая корреспондентка. Переключаем! А там – неувядающий, непотопляемый «Дом-2». Его первые участницы из тугих юниц уже превратились в подержанных тёток, а проект жив и всё ещё полыхает. Или вот тут – сериал про то, как муж «заказал» свою подлую жёнушку, а сыночек потом вырос и отомстил. В общем, что ни канал, то пропаганда семейной нравственности полным ходом! Мамины журнальчики тоже пишут, как нужно грамотно строить курортный адюльтер и что делать, если любимый мужчина …решил сменить пол. Не паркетный, а …биологический. А вот здесь – околопсихологическая публикация о сорокалетней грузной даме из породы «бухгалтер-милый-мой-бухгалтер», которая ездит в Турцию, дабы наслаждаться ничем не сковывающей страстью с местными мачо-жиголо. Или как там называется этот сорт живого «товара», предназначенного для скучающих от жары баб-кошёлок? Авторша даёт полезные советы и даже объясняет, почему неюной даме нужны подобные моционы. Цинично и со смаком. А следом – ещё двадцать глянцевых страниц о том, как радикально омолодиться. Не для свершений, а для…приключений. За свершениями – это к советской бабушке с её орденами, вымпелами, инсультом и тромбофлебитом. А мы – не рабы. Рабы – не мы.
Разумеется, наш воображаемый мальчик вряд ли станет читать гламурную прессу и даже листать оную. Я сейчас говорю о культурно-цивилизационном фоне, который присутствует в нашей жизни, хотим мы этого или нет. Это – неистребимые декорации. Мы можем играть свою роль, не обращая внимания на задник сцены: произносить свои выстраданные монологи, орать свои лозунги в зал и танцевать персонально-личный танец. Но фон всё равно никуда не денется. Кроме того, понятие «нравственность» – слишком многогранно и многослойно, чтобы тупо сводить его к хранению девической невинности и к стремлению создавать большие крепкие семьи. О какой нравственности собрались вещать создатели курса, если каждый второй текст или программа, касающиеся юношеской (да и вообще – человеческой), психологии, посвящены вопросу «Как полюбить себя?» Можно ли переорать стройный хор психологов и прочих потрошителей душ?

ЮРИЙ КУБЛАНОВСКИЙ: «БРОДСКИЙ БЫЛ БЫ РАД ВОЗВРАЩЕНИЮ КРЫМА»

Татьяна МЕДВЕДЕВА

25.05.2015

24 мая Иосифу Бродскому исполнилось бы 75. Без его «Пилигримов», рождественских стихов, «Сретенья», «Писем римскому другу» невозможно представить русскую поэзию. И вместе с тем – непримиримый конфликт с Советской властью, судебный процесс «за тунеядство», ссылка, психушки, выдворение из СССР, а спустя годы – Нобелевская премия по литературе. Своими размышлениями о гении-изгнаннике – драматичном разрыве с Родиной, жизни и триумфе на Западе, об особенностях его неповторимой поэтики – делится c читателями «Культуры» его младший современник поэт Юрий Кублановский.
Культура: Как Вам видится – из-за чего возник конфликт поэта с советской системой?  
Кублановский: Мне об этом говорить несложно: я ведь и сам был смолоду поэтом-самиздатчиком, вполне при этом аполитичным. Бродский всю жизнь подчеркивал: «Я человек частный» – то есть вне политики. Но Советская власть почти тотально регламентировала культуру. У советской литературы были свои жёсткие правила, связанные с идеологической государственной машиной. Можно было даже порой – в меру – фрондировать, как это делали «шестидесятники». Но нельзя было жить и писать так, словно социалистической структуры вовсе не существует. А Бродский смолоду был человеком внутренне свободным.  Его поэзия заполонила собой самиздат тех лет. Ещё в 1964 году, на одной из первых же лекций в университете, я получил от кого-то бледную машинопись (машинописную копию. – «Культура») стихотворений тогда мне ещё неизвестного Бродского. Его стихи были в каждом интеллигентном доме, и это раздражало власти донельзя...  Пожалуй, типологически он был ближе мне, моему поколению, чем «оттепельной» плеяде. Помню, однажды я шёл на журфак МГУ, на вечер Евтушенко, Ахмадулиной и Окуджавы. Совершенно неожиданно Евтушенко привёз туда Бродского – только из ссылки. Вхожу я во двор, а они вдвоём. Тогда я впервые увидел Бродского и даже не тотчас понял, с кем это сидит Евтушенко на ступеньках у памятника Ломоносову. Евтушенко – уже знаменитый, к нему очередь студенток за автографами. А рядом – Бродский, смотрит в другую сторону. И никому как бы не нужен. Потом на концерте он вышел читать прекрасные стихи «Одной поэтессе». Зал хлопал кисло. Уже тогда мне стало ясно, что это совсем другой, «послеоттепельный», тип стихотворца. И стихи его, что циркулировали тогда в самиздате, были совсем другими. Эти стихи решали свои задачи – так сказать, экзистенциальные, а уж никак не общественные...
Культура: Могла ли его судьба сложиться иначе – чтобы не было осуждения за тунеядство, ссылки, выдворения из страны?  
Кублановский: В данном случае советская власть вовсе не «выдворила гения», как Вы говорите. «Выдворила» она Солженицына, а Бродского она выпроводила. Это разные вещи. С 1963 года он пошёл своим путём, который мог привести его только за границу – ведь в ссылке он уже побывал, устраивать над ним второй политический процесс никто не хотел. С другой стороны, Бродский надеялся попасть на Запад как-то иначе и не навсегда – например, женившись. Он не предполагал вечной разлуки с родителями, с Питером – городом, плотью от плоти которого он, еврей с Литейного, всё-таки был. А Советская власть, что ж, она не была бы сама собой, если бы дорожила такими людьми, которых не могла приручить, которые бы творили, в конечном счёте, во славу отечественной культуры, но игнорируя наличие социалистической идеологии.
Культура: Какую духовную эволюцию прошёл Бродский на Западе?  
Кублановский: Очевидно, что очень большую. Одно из последних написанных ещё в Отечестве стихотворений было «Сретенье». Стихотворение прекрасное, вровень с религиозными стихами Пастернака из романа «Доктор Живаго». Когда через десять с лишним лет мы встретились с Бродским в Париже, я был подраненным эмиграцией новичком, а он – моим, так сказать, Вергилием. Мы шли в сумерках по мосту Александра III, справа угасала яркая щель заката. Я спросил у Иосифа – как он вдруг так неожиданно написал глубоко христианское «Сретенье», а потом это его поэтическое движение было им же самим на Западе абортировано? «Не хотел отнимать лавры у Бориса Леонидовича», – отвечал Иосиф. И я теперь думаю вот что. Тогда, в начале 70-х годов, у нас закипало независимое религиозное возрождение. И «Сретенье» Бродского совершенно искренне отдавало ему дань. Но, приехав на Запад, поэт понял, что там это совершенно неактуально. На этом славу себе не сделаешь, а то, что Бродский был до неё чрезвычайно охоч – эмпирический факт. И он стал поэтом экзистенциального уныния, агностиком. Это, безусловно, намного больше соответствовало ему, чем православное неофитство.
Культура: Многие знакомые Бродского побаивались его интеллектуальной мощи, непростого характера. А как у Вас складывались отношения?  
Кублановский: Мы познакомились после вышеупомянутого вечера в МГУ. В доме его друзей супротив Тишинского рынка. Помните его маленькое очаровательное «Прощайте, мадемуазель Вероника»? «В дом с аптекой я приду пешком...» – 1967 год. Кстати, эта аптека там ещё до сих пор. Иногда я прохожу мимо и вспоминаю ту далекую молодость. А «мадемуазель» Вероника Шильц живёт в Париже, она крупнейший исследователь скифской культуры, кавалер ордена Почётного легиона. Мы были тогда молодыми поэтами и читали Бродскому свои стихи. Я читал, помню, поэму «Летняя медицина», от которой не сохранилось ни строчки. Следующая наша встреча была та, в Париже, которую я тоже уже упоминал. Потом в Нью-Йорке. Мы говорили всегда от души, от сердца. Бродский, расчувствовавшись, мне тогда сказал: «Первый разговор за 15 лет» – первый после России. Даже если это было преувеличение, всё равно приятно. Помнится, я жаловался ему на заглаженность своих стихотворений, которую никак не удаётся преодолеть. «Кажется, у меня тоже так было, – поделился Иосиф. – Новое началось со стихотворения «Холмы» 1962 года, написанного под влиянием польских поэтов в русских переводах. Польского я, конечно, тогда ещё не знал». Я тогда чуть не опоздал на самолёт. Бежал к трапу под дождём, по летному полю, на ходу трезвея...

ХРАНИТЕЛЬ НАРОДНОГО ПОРЯДКА

Ирина УШАКОВА

21.05.2015

Книги Александра Николаевича Арцибашева «Посвяти земле жизнь», «Прости, отец», «Дождаться яблоневого цвета», «Крестьянский корень», «Божии поля» встали в один ряд с произведениями Валентина Распутина, Фёдора Абрамова, Василия Белова, Бориса Можаева…
Его рассказы и очерки о крестьянском быте, о земле-кормилице сегодня звучат особенно пронзительно даже не потому, что мы сполна ощутили, что города отнимают у нас необходимое душевное равновесие, а потому, что мы вынуждены питаться израильской или египетской картошкой, а для сева использовать некачественное импортное зерно.
Александр Арцибашев (1949 – 2014), быть может, более всех нас не мог мириться с тем, что случилось с Россией, когда русский пахарь и сеятель на рубеже XX–XXI вв. покинул свою землю, а сегодня его пахотные поля зарастают борщевиком: из 220 млн гектаров сельскохозяйственных угодий половина находится в запустении. Не мог Арцибашев мириться, зная, как варварски вырубается лес в той же Тверской области, всё рвался туда поехать, но болело не только там. Он ехал на Урал – там родина, и болело сильнее.
Александр Николаевич недоумевал, как можно продавать кедровый лес, когда доход от кедровых орехов и кедрового масла в разы превышает доход от проданного леса, а чтобы вырастить кедр, нужны десятилетия.
Он говорил: «Искони на Руси был строгий народный порядок жизни. Вспоминаю наши уральские кедровые рощи рядом с сёлами, куда никто не имел права пойти шишкарить до срока. Так же и со сбором ягод, грибов, охотой. Никакой милиции не требовалось. Всё саморегулировалось. Ведь ещё Пётр Первый издал указ, чтобы за пятьсот саженей к реке с сохой не подходить. И до 1930-х годов следовали этому правилу»…
После Свердловского института народного хозяйства Александр Арцибашев закончил факультет журналистики Уральского университета, работал в областной газете «На смену!» и собкором «Комсомольской правды» по Уралу, а переехав в столицу, закончил и журфак МГУ. Работал спецкором в газете «Советская торговля», был помощником министра Роспотребнадзора, с 1989 г. – обозревателем ЦТ Гостелерадио СССР, комментатором информационных программ «Время» и «Сельский час».
Будучи секретарём Союза писателей России, Александр Николаевич создал при СП Общественный совет по возрождению российских деревень, который откликался на острые проблемы сельского хозяйства страны, собирал специалистов в этой области. Он хотел, чтобы писатели и учёные не молчали – с проблемами обращались в необходимые инстанции, положительными примерами ведения частных хозяйств пытались поддержать народ.
Александр Арцибашев проехал почти всю Россию: чернозёмы, суглинки, подзолы, вечную мерзлоту и удивлялся: «Занесёт ветер песчинку на скалы Уральского хребта и начинается жизнь – вырастают кедры в три обхвата. Я видел такие деревья, которым по 500 лет. Вот что такое сила земли!».
Александр Николаевич приводил такую статистику: «В 1916 г. поголовье крупного рогатого скота составляло почти 60 млн, ныне – всего 23 млн. В 1913 г. амбарный вес пшеницы и ржи составлял 86 млн тонн. На долю России приходилась треть мирового экспорта. Увы, вот уже 15 лет урожаи зерновых у нас колеблются от 60 до 75 млн тонн. Да и то – в бункерном весе». Это к вопросу о нищей дореволюционной России…
Нас, молодых журналистов, Александр Николаевич просил держать в фокусе внимания тему сельского хозяйства, он понимал, что «не хлебом единым…», он сам служил слову, но понимал также, что без хлеба и картошки – никуда.
В наших беседах Александр Николаевич приводил такие цифры: «В 1990-е гг. под картофелем было 2 млн гектаров; сегодня 130 – 150 тысяч. То есть сокращение более чем в 10 раз. В 2011 г. показали в статотчётности, что намолотили 90 млн тонн зерна, но это бункерный вес. Я поинтересовался у специалистов: сколько качественной пшеницы 3 класса. Оказывается, только 15 % от общего объёма. Остальное – так называемое фуражное зерно, идущее на корм скоту. А мы ещё умудряемся продавать 20 млн тонн зерна. За годы «реформ» выведено из оборота более 100 млн гектаров сельхозугодий. Земля находится на «голодном пайке». Если в 1990 г. в среднем на гектар вносилось по 200 – 300 кг минеральных удобрений, то сейчас в 10 раз меньше. Вот земля и скупа стала на урожай. Миллионы гектаров подвержены водной эрозии, опустыниванию, деградации.
Пока в России есть нефть и газ, конечно, проще купить продукты. Производство сельхозпродукции требует огромных финансовых затрат. Надо производить сельскохозяйственную технику, готовить специалистов. А зачем, если есть нефть и газ? Качаем сырьё на Запад в огромных объёмах. Но ведь нефть и газ не бесконечны! У нас всех разведанных запасов нефти осталось на 15 – 20 лет, газа – на 50 – 100 лет. Получается, что мы обкрадываем будущие поколения!».
Арцибашев не боялся говорить открыто, что в молочных продуктах сегодня содержится до 60 % пальмового масла, которое раньше использовали как смазочный материал в промышленности. Потребление его в пищу, по данным исследований, снижает минеральную плотность костной ткани и накопление костной массы, поэтому 90% детей у нас имеют ту или иную патологию.
В 2001 г. Александр Арцибашев проехал от Москвы до Владивостока на поезде «100 лет Транссибу» и написал очерк «Удержит ли Россия Сибирь?». «Если бы либералы-западники всё-таки добились своего, и решение о продолжении строительства Транссиба не состоялось, Россия потеряла бы Дальний Восток, – был уверен Александр Николаевич. – Ещё Пётр Столыпин говорил о необходимости продолжения строительства Транссиба, иначе в тех краях скоро будет жить другой народ. К нему тогда прислушались и проложили Амурскую ветку железной дороги. Выдающиеся достижения русских строителей, титанический подвиг простого народа изумили мир. Это была победа русской технической мысли. Недаром слова Великий Сибирский Путь писали только с заглавных букв. Проекты мостов через крупные сибирские реки удостаивались высших призов на международных выставках и считались за эталоны во всём мире. Глядя на эти сооружения, думаешь про себя: “Как могла кучка «чикагских» мальчиков обмануть на исходе ХХ века народ, который построил и в течение ста лет держит в рабочем состоянии самую протяженную в мире железнодорожную магистраль?”». В Сибири, кстати, было 30 млн человек, а к 2001 г. осталось только 17 млн.
В своей книге «Бриллианты Шаляпина» Александр Арцибашев писал о том, что в России разворовываются музеи, бил тревогу – обращался к президенту Ельцину.
Тогда против писателя было возбуждено уголовное дело, а когда обворовали Эрмитаж, стали проверять все музеи, и выяснилось, что пропало около ста тысяч ценных экспонатов. Не прислушались вовремя к писателю…

МУЗЫ НЕ МОЛЧАТ

Григорий БЛЕХМАН

13.05.2015

Для сборника, в который вошли стихотворения современных поэтов и поэтов Великой Отечественной войны, составители выбрали название одного из его разделов. Их всего четыре. Кроме означенного, – «Окаянные дни», «Страницы общей памяти», «Мы – русские».
Уже из названия этих «говорящих» разделов  понятно, о чём идёт речь в книге, пронизанной нашей общей болью от происходящего сейчас на Украине.
Открывает сборник стихотворение Игоря Ляпина, написанное в печально известном всем людям Советского Союза 1992 году:

И под Харьковом, и под Жмеринкой,
И в херсонской степи седой,
Очарованные Америкой
Вы стоите ко мне спиной.
Вы стоите с обманом под руку,
За добро принимая зло.
Дружба – побоку, братство –
Побоку… Заколдобило. Занесло…

Тогда – в дни «парада суверенитетов» такое наблюдалось повсеместно и «занесло» не только Украину. «Заносило» и Россию. И не известно, чем бы всё кончилось у нас, ни сделай нам судьба в канун третьего тысячелетия исторический подарок, когда президент Ельцин добровольно покинул свой «трон».
На Украине же очарование Америкой продолжалось  и привело к тому, о чём 20 лет спустя Вадим Негатуров напишет:

Безразличная плесень сырая
повсеместна в умах и сердцах…
Свежий адрес у всех: «хата с краю», –
и у тех, кто в хрущёвках, сараях,
и у тех, кто в коттеджах, дворцах…
……………………………………………………………
Перекручены факты истории…
Узаконен церковный раскол…
Нет ДЕРЖАВЫ.
Есть блок территорий,
где паны в истребительном споре
местечковый творят произвол…
………………………………………………………
Украина! Гниют в прозябании
Твой Талант и Удача Твоя…
Подались в холуи да путаны –
ублажать ожиревшие страны –
Твои дочери и сыновья…
Украина… проклятые годы…
скверна в душах… на совести грязь…
Что, Отчизна, с Тобой происходит?!
…Мы не дети Тебе, мы – отродье,
коль живём, с Твоей болью мирясь.

Поэт, не смирившийся с этой болью, трагически погибнет во время кровавой пятницы в одесском Доме профсоюзов 2 мая 2014 года.


Кто бы мог предположить в уже далёкие годы начала сороковых, когда «час мужества пробил на наших часах» и это мужество никого не покинуло, что произойдёт то, что мы видим сегодня. Тогда были абсолютно иные  чувства, которые и помогли победить:

…Как будто я сам в Украине родился
И белую пыль эту с детства топтал,
И речи родимой, и песням учился,
И ласку любимой впервые узнал.
Пускай я другой уроженец и житель,
И травы у нас не такие цветут,
В просторе степей, в созревающем жите,
И детство, и всё моё милое – тут.
С твоими сынами и я посвящаю
Тебе, Украина, дыханье и кровь,
Не край мы один от врага защищаем,
А Родину – мать всех родимых краёв.

Эти слова Александра Твардовского, сказанные в 1941-м, разделяли все  жители Советского Союза, потому что все мы были тогда едины в Главном, о чём позже напишет Андрей Геращенко:

Под синим небом белорусским
Познал я радость и беду.
Я – белорус, а значит  –  русский,
Таким и в небо я уйду.
Мне этот мир казался узким.
Пришлось креститься на ходу.
Я – православный, значит – русский,
Таким и в небо я уйду.
Пока мой Киев не французский,
Свою я Сечь всегда найду.
Я – украинец, значит – русский,
Таким и в небо я уйду.

Сегодня, читая заключительное четверостишие, невольно вспоминаешь слова Гоголя. В ответ на вопрос Александры Осиповны Смирновой-Россет: какая у него душа – русская или хохлацкая, он сказал: «Сам не знаю, какая у меня душа – хохлацкая или русская, знаю только то, что никак бы не дал преимущества ни малороссиянину перед русским, ни русскому перед малороссиянином. Обе природы слишком щедро одарены Богом и, как нарочно, каждая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой – явный знак, что они должны дополнить одна другую».

ПРАВДА О «ЦЕНЕ ПОБЕДЫ»

Игорь ИЛЬИНСКИЙ

08.05.2015

Великая Отечественная война стала для СССР страшной трагедией. Всем известны её масштабы. Урон от нанесённых войной разрушений в 20 раз превысил национальный доход страны в 1940 году. Страна лишилась 30 процентов своего богатства. В денежном выражении – 130 миллиардов долларов. Это половина стоимости всех разрушений во всех странах мира за годы Второй мировой войны.
Однако когда разговор заходит о «цене победы», об этих цифрах как будто забывают. Вроде бы понятно почему: разрушенное восстановили, понастроили новых городов и сёл, заводов и фабрик, электростанций и мостов, создали атомное и водородное оружие, запустили в космос спутник, а потом и человека. И всё это в фантастически короткие сроки. Советский Союз стал второй сверхдержавой мира, им восхищались сотни миллионов людей планеты, ему хотели подражать целые государства, а иные откровенно побаивались…
Советские люди гордились страной, но в их душах незаживающей раной жила и непреходящей острой болью ныла память о родных и близких, погибших на той проклятой войне, хоть и была она воистину Отечественной и Священной.
Цифра семь миллионов человек, оставшихся навсегда лежать в родной и чужой земле, в сталинские времена почти не росла.
И вдруг на XX съезде партии Хрущёв потряс умы и души людей известием, что на фронте, в партизанских отрядах, в плену и на оккупированных территориях погибло 20 миллионов воинов и мирных граждан. Позднее Брежнев подтвердил эту цифру. Общество мучительно осмысливало страшную новость, проясняя в жестоких спорах вопросы «почему так много?» и «кто виноват?». В конечном счёте всё списали на ошибки Сталина и сталинизм: «Ведь был же XX съезд партии, ведь Хрущёв сказал…» Тем в основном и успокоились. Казалось…
Но грянула яковлевская «гласность», горбачёвская «революционная перестройка», а следом – ельцинские «коренные реформы». В пору «гласности» и впоследствии у некоторых журналистов, писателей, политиков, историков и беглых разведчиков произошло большое умопомрачение. Соревнуясь друг с другом в злобно-слезливых публикациях по поводу вдруг опостылевшего им советского строя, ненавистного Сталина, они вываливали на головы ошалевшего народа горы цифр о Великой Отечественной, делая их всё страшней и страшней. В начале 1990-х дотянули соотношение советских и немецких военных потерь до 1:3, что означало, по их мнению, будто СССР потерял на фронте втрое больше солдат и офицеров, чем немцы. Уже эти цифры вызывали в народе грустные и гневные мысли. А потом и вовсе словно с цепи сорвались!.. «…Советские солдаты буквально своими телами загородили Москву, а затем выстлали дорогу до Берлина: девять падали мёртвыми, но десятый убивал-таки вражеского солдата…» – писал футуролог И. Бестужев-Лада. «…В конечном счёте – и это скорбный факт – на одного погибшего немца приходится четырнадцать наших воинов», – утверждал политолог А. Уткин.
Всех удручала и удручает поныне прежде всего общая цифра людских потерь в ходе Великой Отечественной войны: 26,6 млн. человек. Это официальная цифра, на которой после долгих дискуссий сошлось большинство военных историков и политиков. Однако некоторым «аналитикам» она казалась заниженной. Появились цифры общих потерь в 37 и даже почти 45 млн. человек. В чём смысл? Сказать всё то же, только снова и громче: «Страной управляли, армией командовали жестокие недоумки, кровожадные параноики, не щадившие народ, солдат и офицеров, завалившие трупами путь победоносной немецкой армии. Какая же это Победа, да ещё Великая? Как можно ежегодно праздновать такую «победу»?» И не празднуют, как в Прибалтике, Молдавии, Грузии, или объявляют День Победы «Днём поминовения павших… в борьбе с коммунизмом», как это сделали современные нацисты, наследники Бандеры, на Украине…
Статистика, даже такая скорбная, ведь лукавая. Её надо тщательно анализировать и беспристрастно объяснять. Только тогда можно понять суть вещей. Для начала цифру 26,6 млн. человек необходимо разделить на две крупные части, из которых она складывается: потери вооружённых сил и потери гражданского населения.
Кто лучше воевал, кто хуже, в конечном счёте можно понять из сравнения потерь вооружённых сил СССР и Германии на советско-германском фронте от начала войны до её конца. И что же выясняется?
Принято считать, что безвозвратные боевые потери Германии (убиты, умерли от ран и болезней, погибли в результате несчастных случаев, расстреляны по приговорам военных трибуналов, не вернулись из плена) за 1418 дней войны составили 8 млн. 876,3 тыс. военнослужащих, а вместе с потерями её союзников – 10 млн. 344,5 тыс. человек. Безвозвратные боевые потери СССР за те же 1418 дней войны – 11 млн. 444 тыс. человек, а вместе с потерями союзников (76,1 тыс. человек) – 11 млн. 520 тыс. человек. Обратите внимание: союзники Гитлера потеряли на советско-германском фронте 1 млн. 467,5 тыс. человек, союзники СССР – 76,3 тыс. человек. Таким образом, соотношение безвозвратных боевых потерь Германии и СССР 1:1,1. Различие не столь разительное, но в пользу противника. Чем это обычно объясняется?

ОЧАРОВАННЫЕ МОИ…

Владимир КАЗМИН

06.05.2015

Книжные новинки

В издательстве «Вече» вышел в свет сборник стихов «Ожог» посвящённый всем жителям и защитникам Новороссии. Составителями этой книги стали С.Д. Евсеев, В.Ф. Кирюшин и В.Н. Попов. В аннотации сборника говорится: «Боль и надежда – два этих слова определяют атмосферу поэтического сборника. Стена отчуждения, умело возведенная внешними силами между Россией и Украиной, не может не отзываться болью в сердцах людей, не оболваненных пропагандой. А надежду даёт наша общая история, в том числе и победа в Великой Отечественной войне…»
Это действительно так, но если глубже взглянуть в поэтические строки авторов сборника, а их под одной обложкой книги более семидесяти, то вырисовывается общая линия огненных переживаний, которые прокатываются волной от первой до последней страницы сборника. Всё это принесла война.
В сборнике «Ожог» рядом стоят имена известных, именитых поэтов старшего поколения и совсем неизвестные имена нынешнего времени, но всех их объединяет одна всеобщая тема войны.
Стихи по своему художественному уровню разные, но главное все они прошли сквозь сердце и душу авторов, эти строки наболели и вырвались наружу силой взрыва и тишины поэтического слова, и поэтому они не могут не волновать читателя.
Эти слова вонзаются в сознание, своим грохочущим блеском движения к свободе, за которой стоит дорога к победе. Эта дорога, как правило, кровавая дорога. На её перекрестках встречаются горечь поражений, отчаяние, страх и ненависть, война всегда была и остаётся грязной работой.
Если взглянуть на мировую историю, то можно сказать, что вся история человеческой цивилизации, с незапамятных времен, когда впервые человек взял в руки палку и до атомной бомбы – это сплошная история войн. Не было ни одного столетия, когда бы не грохотали по нашей земле войны. Только двадцатый век изрыгнул из своего временного чрева две самых страшных мировых войны, а сколько прокатилось в прошлом столетии локальных войн и конфликтов?
Казалось бы, в двадцать первом веке цивилизованные люди должны взяться за ум и жить в мире, но нет же, методы ведения войны становятся всё изощреннее и циничнее. С развитием компьютерных технологий в мировое эфирное пространство ворвалась жестокая информационная война. Информационные войны были и раньше. По большому счету эта война не прекращалась никогда. Она шла на страницах печати, с появлением радио она вырвалась в эфир, но в наше компьютерное время «Интернета» – эта война стала глобальной, ожесточенной мировой войной. Эта война опаснее любой другой войны, потому что её главная цель захват самого сознания человеческого, а значит и его души.
Война обостряет все человеческие состояния и чувства: любовь и ненависть, трусость и отвагу, предательство и стойкость духа, одним словом, идет извечная борьба добра и зла, света и тьмы.
Поэтому писатели и поэты стоят на самых передовых позициях этой безжалостной битвы за умы человеческие.
В настоящем сборнике авторы в основном говорят о войне, которую развязали силы тьмы на Украине, в Новороссии. Битва за Украину, за это благодатное Божье пространство идет уже не одно столетие. Эта битва не прекращалась никогда! И вот теперь она вошла в свою высшую фазу, превратившись в гибридную войну, где переплелись, классические понятия банального уничтожения людей с помощью оружия и разложения сознания людей по средствам информационных технологий. Вторая составляющая часть новой войны уже давно стала мировой, и только Россия со своим ядерным щитом не дает разрастись этой войне в третью горячую мировую бойню!
Из колыбели Киевской Руси тремя могучими ветвями вышел наш православный народ, по своим корням мы, русские, украинцы и белорусы, едины. Мы являемся основой всей славянской цивилизации, которая как кость в горле стоит у западного мира.
В отношениях наших народов, которые по сути своей, является единым народом, нет корневых противоречий. Между нами нет ни какого глобального культурного барьера, и даже барьера языкового в природе не существует. Подавляющее большинство украинцев, русских и белорусов прекрасно понимают друг друга.
Не существует и барьера, связанного с каким-то особым и ярким антропологическим типом между нами, а в межличностном общении фактор национальности почти отсутствует.
Русские и украинцы могут не любить или, наоборот, очень любить немцев, американцев, евреев или поляков и литовцев, но они всегда будут знать, что рядом с ними немец, поляк или литовец.
Мы же русские, украинцы и белорусы можем прожить рядом всю жизнь, просто не осознавая, как говорится, кто есть кто. В том-то и заключается специфика наших отношений, что они – хорошие именно на межличностном уровне. Но при переходе на уровень межнациональный и государственный они «портятся». И портятся, как правило, при помощи воздействия внешних сил, которые хотят разорвать нас на части. Мы сильны своим единством и это понимают наши враги!
Ещё изверг всего человечества Адольф Гитлер говорил: «Мы тогда победим Россию, когда украинцы и белорусы поверят, что они не русские». Западный мир понимает, что мы один народ, но делает всё для того чтобы нас разорвать на куски, как можно глубже проникнуть в сознание людей и ввергнуть кровных братьев в пропасть вражды.

ПРАВО НЕ ЗНАТЬ

Александр БОБРОВ

10.04.2015

Все современники издевались над любимой резолюцией Аракчеева: «Что я знаю, то знаю, а чего не знаю, того и знать не хочу». Даже Гоголь о ней в письме к Анненкову, как о недалёкости государственного мужа, упоминал, а сегодня дубовая фраза приложима ко многим СМИ, особенно к авторским программам на ТВ. Вообще для кого они, для какой цели? Для пиара и самоутверждения ведущего, чья позиция нам и без того ясна, или всё-таки для разговора с обществом, для прояснения истины? Вот по субботам на ТВЦ выходит якобы общественно-политическое ток-шоу «Право знать!». Это, как сказано в анонсе, «флагманский проект канала, в котором сталкиваются различные точки зрения на самый актуальный вопрос недели. Герой программы – человек, который знает о проблеме больше всех. Ему предстоит отвечать на вопросы «зубастых» журналистов – главных редакторов ведущих российских СМИ. Их задача – выведать у героя всё, о чём зрители хотят и имеют право знать».
В минувшую субботу флагман получил не совместимую с жизнью пробоину и должен затонуть. Ведущий программы – писатель и журналист Сергей Минаев духарился перед запуском: «Это зажигательно, это злободневно, это остро!» И вот автор «Духлесса» изменил заявленной сути и скатился до вялого междусобойчика. К нему в гости (так он всегда назойливо и нетактично подчёркивает – «ко мне»!) пришёл режиссёр Павел Лунгин – автор провального, вызвавшего море критики в разных СМИ сериала «Родина», и встал напротив вальяжного капитана Минаева. А где ж «зубастые» журналисты в студии, где разные точки зрения и нелицеприятные споры? Их нет и в помине: состоялся приятельский (что тоже навязчиво подчёркивалось) разговор, внушение без всякого сопротивления точек зрения ведущего и режиссёра, наполненное комплиментами, оправданиями, недалёкими штампами. Лунгин: «Мы в процессе… Не знаю чего. Общество потребления всё диктует. Нет яркого врага, как во Вторую мировую (ой, Отечественную, это я как историк оговариваюсь), и мы его ищем рядом. Важно понять, что общество, воспитанное советской идеологией, привыкло к простым решениям». И прочее в том же занудном духе. Про советское воспитание не раз повторил. Проснись, народный артист России, с этой идеологией четверть века как расстались в Кремле, расплевались на ТВ, закрепили безыдейность в Конституции. Хватит сваливать и лгать – поколения без неё выросли! Или он просто русское мировоззрение имеет в виду, которое на дух не приемлет?
Лунгин уверяет: «Понятие патриотизм стало более сложным» (чем у Пушкина?), цитирует навязшее нелермонтовское «Прощай немытая Россия…», уверяет, что патриотизм – это прежде всего любовь к семье (?) и поиск недостатков: «Вот Салтыков-Щедрин…» – «Прямо с языка снял», – подхватывает Минаев. Ведущий спрашивает: «Кто сегодня положительный герой?» – «Тот, кто сомневается, мучается, ищет. Вот как Духлесс, к которому ты руку приложил». Стыдно слушать просто…
В заключение самодовольный Минаев, почему-то сломавший формат программы, как выражаются ремесленники от СМИ, сделал чудовищно нескромный вывод: «У нас состоялся интересный разговор». С чего он это взял? Или это телевизионная аракчеевщина: «Чего я знаю, то знаю…» А для нас, скучающих зрителей, «Право не знать».

НОВЫЙ НАТИСК

Александр БОБРОВ

07.04.2015

 
Новый натиск
Показательный марш натовских войск по зависимым теперь от США странам, бряцание оружием близ наших границ снова доказали геополитическую гениальность Сталина и Екатерины Великой, которые с помощью Жукова и Рокоссовского, Потёмкина и Ушакова отвоевали для России два фланговых плацдарма безопасности и отпора Западу – Калининград и Крым.
Вообще-то для многих стало неожиданностью, что именно Германия возглавила «санкционную» агрессию против России. Вроде Горбачёв – «лучший немец», и Путина бундестаг слушал на своём языке, а тут вдруг, именно в преддверии 70-летия нашей Победы над германским фашизмом, Меркель пошла в яростную атаку и снова затвердила с трибуны: «Йя-йя!». Да-да, мол, санкции – поддержка «заокеанского партнёра»! Но чему тут удивляться, вопрошает Владимир Шульгин, профессор исторического факультета Балтийского федерального университета имени Иммануила Канта. Немцы давно уже стремятся снять с себя ответственность за развязывание двух мировых войн. И ведут соответствующую работу по всем направлениям. В результате калининградские студенты-гуманитарии, охваченные «проектами», финансируемыми Берлином, уже поговаривают, что «нам постыдно называться калининградцами, надо бы опять стать кёнигсбержцами. Подобное произносилось и во время работы недавней большой конференции российских филологов-германистов в Балтийском федеральном университете им. И. Канта. Мероприятием командовали немцы, кстати, запретившие синхронный перевод своих докладов на русский язык. То есть они подчёркивали, что уже чувствуют себя «на своей земле». Но устроители конференции даже «не заметили» этой явной демонстрации, потому что кормятся от двух маток – бюджетно-российской и западной. Забыв подвиг отцов-победителей, они повторяют: «Калининград – это европейский город». Примерно так же, как в Киеве скандируют: «Украина – це Европа». А кто эти города освобождал от коричневой чумы и восстанавливал?
Во многих энциклопедиях говорится, что единственным исключением из семи медалей за взятие и освобождение европейских столиц стала медаль «За взятие Кёнигсберга», который, мол, не был столицей. Во-первых, он был столицей Восточной Пруссии (до сих пор любой мюнхенец скажет с гордостью, что он из столицы Баварии!), а, во-вторых, Сталин знал, что Калининград станет столицей важнейшей прибалтийской области, даже не предполагая, что те, кто сменит его у кормила власти, умудрятся сделать этот регион анклавом, отрезать от массива России так, что на поезде одно время проехать нельзя было без визы через две границы.
 

 
Советское наступление на Кёнигсберг велось по двум направлениям: через Гумбиннен на Кёнигсберг и из района Нарева в сторону Балтийского моря: 26 января войска 2-го Белорусского фронта, выйдя севернее Эльбинга к Балтийскому побережью, отсекли значительную часть группы армий «Север» от основных немецких сил на западе. Отразив настойчивые попытки немцев восстановить прибрежный коридор, Красная Армия приступила к расчленению и ликвидации отрезанных в Восточной Пруссии немецких войск. Эта задача возлагалась на 3-й Белорусский и 1-й Прибалтийский фронты. Туманным днём 10 февраля к югу от Кёнигсберга началась ликвидация 19 хейльсбергских дивизий. Бои в этом насыщенном оборонительными сооружениями районе приняли жестокий и затяжной характер. Система фортификаций Восточной Пруссии имела невероятную плотность бетонных сооружений: до 10–12 дотов на квадратный километр. В зимне-весеннем Хейльсбергском сражении практически отсутствовал манёвр. Немцы, которым некуда было отступать, дрались до конца. Армию активно поддерживало местное население – потому и медаль за взятие, а не освобождение! Ополченцы составляли четвертую часть от общего состава оборонявших данный регион войск. Фронтальные кровопролитные бои длились полтора месяца. В это время погиб и командующий 3-м Белорусским фронтом генерал Черняховский.
Наконец, 29 марта остатки отчаянно дравшихся в Хейльсбергском котле немецких войск не выдержали натиска и капитулировали. В ходе этих сражений немцы потеряли 220 тыс. чел. убитыми и 60 тыс. пленными. Части Красной Армии начали стягиваться к Кёнигсбергу, штурм которого начался 6 апреля, а 9 апреля в 21.30 комендант города генерал Лаш подписал приказ о прекращении огня – Кёнигсберг пал. Наступила тишина, только горели ещё здания и дымились развалины «неприступной» крепости. Было убито 42 тысячи и взято в плен около 92 тысяч солдат и офицеров, в том числе 4 генерала. В тот же день Москва салютовала героям штурма Кенигсберга.
Вообще битва за Восточную Пруссию стала самым кровавым сражением кампании 1945 года. Потери Красной Армии в этой операции превысили 580 тыс. чел. (из них 127 тыс. убитыми). Потери немцев только в Хейльсбергском котле, Кёнигсберге и на Земландском полуострове составили около 500 тыс. чел. (из них примерно 300 тыс. убитыми – в 2,5 раза больше, чем у нас!). Следует отметить: всякие сванидзе и пивоваровы продолжают гнусную песню про то, «что Сталин и Жуков солдат не жалели», что «трупами завалили врага». А вот характерные воспоминания Николая Казанцева, ветерана: «В начале 1945 года я стал командиром минометной роты. Это случилось в Восточной Пруссии. Тогда в войсках на передовой происходила интересная штука – люди, которые непосредственно воевали всю войну, и по годам были старше, отправлялись в тыл, их стремились как-то приберечь для будущего. И нашего командира роты, намного меня старше, также решили направить в распоряжение штаба...». А ивановский поэт Владимир Жуков вспоминал, что его, автора всего нескольких публикаций в армейской газете, сняли с передовой, послали на курсы «Выстрел» под Москвой, ныне уничтоженные. Это развенчивает рассуждения о слепом и поголовном швырянии в огонь войны – напротив, думали о кадрах, об опытных ветеранах и молодых талантах. О будущем державы!

БЕЗ ДЕРЕВНИ СТРАНА – СИРОТА

Александр КАЛИНИН

30.03.2015

«Россия без деревни не Россия, – говорил Валентин Распутин. – Да, мы пошли по пути, по которому идёт так называемый цивилизованный мир. Нам бы действовать поосторожнее, а мы – сразу: не хотим отставать. Хотим из кожи вон. Но город – это поверхность жизни, деревня – глубина, корни. Оттуда приходили люди, принося с собой свежие голоса, свежие чувства. Сколько бы водохранилищ мы ни понастроили, а водичку любим пить родниковую…».
В тот самый день, когда в Иркутске страна прощалась с Распутиным, ставшим при жизни литературным классиком, с последним певцом и плакальщиком русской деревни, в Москве в здании Академии наук на Ленинском проспекте собрались представители науки и союза малых городов России, чтобы в очередной раз поговорить о ней, русской провинции. Пригласили и меня. Сходил, послушал. Осталась досада. И ощущение, что многие участники этой «Всероссийской научно-практической конференции», как назвали своё мероприятие её организаторы, от реальных проблем деревни – ох как далеки.
На первый взгляд, всё, о чём говорилось с трибуны и в документах «конференции» (я взял это слово в кавычки, потому что на ней присутствовало-то всего два-три десятка человек), правильно.
Объявленная новая индустриализация, призванная создать в стране 25 миллионов высокопроизводительных рабочих мест, скорее всего, опять обойдёт провинцию стороной.
А между тем за два десятилетия разрушения реального сектора экономики с карты России исчезли почти 20 тысяч населённых пунктов, прежде всего – сёл и деревень, при этом особые утраты понесли посёлки городского типа.
Число провинциальных жителей, зарабатывающих себе на хлеб за пределами своего места жительства, превышает 20 миллионов человек. Местное население переходит на режим самовыживания и натурального хозяйства. В то же время за счёт миграции деревенского люда растёт народонаселение в мегаполисах. Уже к 2006 году в городах с численностью свыше ста тысяч человек было сосредоточено более 60 процентов всего производства промышленной продукции, почти 80 процентов оборота розничной торговли, общественного питания и услуг, половина всего населения страны. Только на Москву приходилось более 21 процента суммарного валового регионального продукта (ВРП) страны.
В провинции же вслед за разрушением экономической базы все эти годы свертывались практически все виды территориальной инфраструктуры. С 2005 по 2010 год прекратили существование 12377 общеобразовательных и большая часть малокомплектных школ. Больниц стало меньше на 40 процентов, поликлиник – на 20, закрываются детские сады, фельдшерско-акушерские пункты, учреждения культуры. Уходят почта, магазины, профессионально-технические училища, средние и специальные учебные заведения, полиция, служба судебных приставов. Уходят все. Принцип подушевого финансирования поставил социальную сферу провинциальной России на грань выживания и ведет её к постепенной ликвидации. Банки, не заинтересованные в кредитовании малого и среднего бизнеса, также свернули здесь своё присутствие. Правительство же при всём этом заняло позицию стороннего наблюдателя.
«Опустошение российской провинции – нужен ли такой путь России?» – вот какой вопрос был поставлен в повестку дня конференции, которая позиционировала себя и научной, и практической.
Нужен или не нужен, но вопрос этот риторический. По той простой причине, что опустошение – факт уже свершившийся. Говорить о том, что произошло, пустое дело. Только разве ради того, чтобы извлечь урок. И те цифры разрушений, которые, по мнению организаторов, должны были бы ужаснуть общественность, обратить внимание депутатов, правительства, президента, не ужаснут. И в печати, и с самых высоких трибун, даже в правительственных документах и программах они приводились уже не раз и успели примелькаться, навязнуть в зубах, создать впечатление в обществе, что будто бы так и надо. Уже даже не ищут, кто виноват. Случилось, и всё.
Вопрос в другом. Ну, опустошили. А что дальше-то делать с этой пустошью? И как это опустошение аукнется для самой страны, для нас с вами? Как им воспользуются наши други и недруги?
Никто из участников конференции, похоже, ответа на эти вопросы не знал. А Валентин Распутин знал. И причины, и следствия. «Деревня почему-то мешает сегодня, – сетовал он. – Мешала она и в 80-х годах минувшего столетия, когда десятки тысяч деревень исчезали с лица земли. Хлеба это не прибавило – напротив, вот тогда-то Россия и пошла на поклон к хлебным державам…».
«В деревне человек самостоятельней и чувствительней, мастеровитей и полновесней», – был убеждён писатель. Вот его-то мы и потеряем. Даже уже потеряли, кажется. «Без деревни-кормилицы нам никак нельзя, кажется, было достаточно времени, чтобы в этом убедиться. А потому, если бы власть не набрасывалась через каждые двадцать-тридцать лет на деревню, как на дармоедку, то не росли бы нынче бурьяны на пашнях и в душах людей…». Но сколько и какого бурьяна еще предстоит подняться на наших пашнях? Поводов для его роста более чем достаточно.

МАСТЕР

Тимур ЗУЛЬФИКАРОВ

23.03.2015

Истинный писатель – это голос народа…
Это и есть сам народ…
Язык народа…
Без писателя – народ нем, бесследен…

Истинного писателя нельзя купить – его можно только убить…
Убить не только пулей, а замалчиванием…
Можно при жизни засыпать его песком забвенья или накрыть гробовой плитой шоу-бизнеса…

Распутина замалчивали, ему не давали эфира, его не пускали на ТВ…
К своему народу, как телёнка не пускают к молочной матери-корове…
Ему давали премии, но не давали говорить со своим народом…

Известно, что один писатель – стоит тысячи журналистов…
Журналист – это язык власти, а писатель – язык народа…
Пророк Мухаммад – да будет с Ним Милость Аллаха – говорил: Умри прежде смерти… Живи, как странник… как чужестранец…

Истинные писатели, художники, композиторы, крестьяне, рабочие, врачи, студенты стали чужими в чужой стране…
В 1917 году люди Культуры покинули страну, ушли в эмиграцию.
А нынче нас постигла внутренняя эмиграция – страна покинула свой народ.
Русские стали «россиянами».
Владимир Даль пишет: «Россияне – это инородцы, живущие в России».

Распутина умертвили ещё при жизни… его посадили в Колодезь Одиночества…
Как всю нашу Истинную Русскую Культуру, которую покрыла какая-то смертельная, бездыханная, необъятная, вездесущая, удушающая плёнка…
И на тропинках, ведущих к этому Святому Колодезю, поставили всяких бесов от культуры с их мёртвыми душетленными книгами, песнями, театрами, фильмами, живописью…
Но вот Смерть – Великая Хранительница Истины – погнала бесов и открыла нам Хрустальный Колодезь Валентина Распутина с его родниковой водой Русской бездонной Души и Любви…
О Боже!.. У нас только Смерть-Плачея дарит Ордена Славы и Бессмертия!..
Воистину!..
Пусть вечно сияет! поит! питает Читателя распутинский алмазный Кладезь!..
Пусть его святые божественные деревенские старухи вечно улыбаются нам, как улыбалась Богородица Новорождённому Богоагнцу!..

P. S.
Я был знаком с Мастером. Однажды мы оказались за одним столом в переделкинском Доме Творчества.
Мастер сказал мне:
– Я читал Ваши поэмы… У Вас уникальная поэзия… И самая трудная судьба… Ещё никто так не писал… не заставил русское слово так поворачиваться и излучать…
Я смутился и попытался неуклюже польстить ему:
– Да что Вы… У Вас тоже трудная… судьба…
Но он покачал головой…

Была осень. В номерах было сыро…
Я пожаловался на боль в костях…
Вечером кто-то постучал в мою дверь.
Я открыл – там стоял Распутин. В руках у него был тяжелый радиатор-батарея…
– Я-то сибиряк… А Вы – человек восточный… возьмите…

Он смущённо улыбался, словно извинялся, что потревожил меня…
Я до сих пор плачу, когда вспоминаю, как он виновато улыбался…

И ещё: я спросил у Мастера:
– Я так люблю Ваши очерки о Сибири… почему не пишите новые… старость подошла?.. Трудно уже двигаться?..
Он сказал:
– Не на что… денег нет на путешествия…
– А как же сибирские бизнесмены…
– Я не с ними…
И тут я вздрогнул, вдруг увидев его китайскую лёгкую сквозистую курточку средь заиндевелой осени…

И ещё: одна переделкинская дама пригласила нас в гости – на пельмени…
Распутин согласился: еда в столовой была тоскливой, а тут – домашние пельмени!..
Мы собрались, и тут дама обронила неосторожно:
– Вначале поплаваем в моём бассейне, а потом – пельмешки!..
Тут Распутин шепнул удивлённо:
– Бассейн?.. Так Вы богатенькая?..
Не пошли мы на пельмени… а так хотелось…
Долго, долго, мучительно извинялись перед хлебосольной женщиной…
Думаю доныне, что тут Мастер поступил жестоко…
Ведь он, как никто, любил и жалел людей…

ЕЛЕЦ – МОЯ ДУХОВНАЯ РОДИНА

Валентин РАСПУТИН

19.03.2015

Когда я подружился с Ренитой и Юрием Григорьевыми и стал бывать у них дома… мы были не просто случайные люди, старались всё-таки заниматься полезными для России делами: и экологическими проблемами, и восстановлением памятников культуры.
В те годы мы много ездили: кинорежиссёры Ренита и Юрий Григорьевы, учёный Фотей Шипунов, Владимир Крупин, кинооператор Олег Мартынов. Ездили, чтобы повидать Русь, какой она стала, во что превратилась. В 1978 году поехали на родину Нины Васильевны Поповой, мамы Рениты Гигорьевой – в Елец через Оптину пустынь и Куликово поле. Помню, поразила тогда та бедность и даже разрушения, которые мы увидели в Оптиной пустыни. Казалось, что это уже поднять невозможно, что нельзя уже ничего возродить, что это ушло безвозвратно.
После этого поехали при тяжёлой погоде, при тяжёлом настроении на Поле Куликово. Подъезжали к Полю уже вечером, и вдруг видим растянутый на дороге на щитах плакат: «Да здравствует Святая Русь!» После всего, что мы видели в Оптиной, – «Да здравствует Святая Русь!», «Да здравствует Поле Куликово!»! И пошли мы по этому полю, и такое вдруг разлилось удивительное солнце, такое небо… Была ведь тяжёлая погода, мрачная погода – и вдруг такое солнце разлилось, такой свет вокруг… Это уже было как преображение, это был знак: ничего, всё ещё вернётся, ничего напрасно не бывает, никакие усилия не бывают напрасными, какими бы ни казались они тщетными.
Мы приехали в Елец, прошли… к Знаменскому монастырю, постояли на берегу реки Ельчик у развалин мельницы. А вот и улица Шевченко,12 – дом отче – Николая Александровича Овчинникова. Священника Вознесенского собора. Помню слова, с которыми встретил он нас, усталых от бездорожья: «Воинство, воинство приехало, вот то воинство, которое будет возрождать Святую Русь, вот то воинство, которое будет возвращать славу Поля Куликова».
Тогда это казалось просто словами, но сам вид отче, обыкновенные слова, но сказанные каким-то искренним и добрым голосом, не могли не повлиять на нас тогда. Я помню, опустился на колени перед отче. Мало что помню из нашей беседы, но помню только, что, когда выходил от него, понял – Это случилось. Случилось какое-то духовное преображение, уже не Мира, как на Поле Куликовом, а моё духовное преображение. Уже тогда было ясно, что без крещения нельзя, и это крещение должно происходить здесь, в Ельце, который обладал каким-то особым сиянием.
Отче благословил нас на подготовку юбилея – 600-летия Куликовской битвы. Мы активно включились в работу, связавшись с председателем Совмина РСФСР В.С. Кочемасовым и министром культуры РСФСР Мелентьевым. За два года было проделана огромная работа – были изданы книги и публикации, посвящённые этому историческому событию, на Поле Куликовом восстановлен храм Сергия Радонежского, на Монастырщине была воздвигнута церковь Рождества Богородицы – ведь Куликовская битва проходила 21 сентября 1380 года в праздник Рождества Богородицы. В 1980 году именно в этот день мы были на Поле Куликовом, куда пришли тысячи и тысячи людей. Те записи, которые мы читали в Книге Памяти, просто слёзы высекали, и ясно было, что Россия, придя на Поле Куликово, возвращается уже и в Святую Русь, возвращается к своей вере.
Это не такое простое дело, не такое быстрое дело, как хотелось бы, но дело это уже теперь не отменимое, которое так или иначе всё равно произойдет. Силы зла, они, разумеется, не отступаются от России. Но теперь уже легче бороться с этими силами зла, и вместе стоять легче.
С Поля Куликова, как и два года тому назад, мы приехали в Елец, где я принял долгожданное крещение. Крестил меня архимандрит Исаакий (Виноградов) – один из насельников Троице-Сергиевой лавры, который перебрался к тому времени в Елец и устроил Сергиево подворье в Ельце. Там я и крестился. Крёстным отцом согласился быть наш отче, крёстной матерью – Ренита Андреевна Григорьева. А когда пришли в дом, отче был в облачении. Человек, который был уже очень болен, – чего ему это стоило, можно себе только представить. И такой это был счастливый, добрый, ласковый вечер! Отче разговорился, и говорил он тогда немало, и мы разговаривали. И какое-то ощущение, как будто крепостные стены упали, по крайней мере – у меня, те крепостные стены, которые чувствовались внутри. Их вдруг не стало, и открылся простор и сияние, которых прежде не было. И думаю, это чувствовал не только я, это чувствовали и мои товарищи. Отче говорил, что правда без любви добра людям не приносит. Ту правду, которой мы тогда жили, – мы познали без любви, без этой осиянности любви. А он надоумил нас, что ничего нельзя делать без той веры, которой жили наши отцы. Без любви совершенно ничего не получится.
После крещения многое открылось: открылось прошлое, открылось настоящее, и то преображение души, которое заставляет человека быть добрее, принимать всё – и дурное, и хорошее. Как нам принимать дурное? Понимать причины его возникновения и понимать способы его устранения. Если человек заблуждается – понимать его заблуждение и верить в его возвращение и в лоно Православной церкви, и в лоно России. Человек становится шире. Вот это произошло со мной. Я стал добрее, я стал внимательнее к иным мелочам, которые всегда проходили мимо, я стал строже и к тому слову, которое необходимо было искать для того, чтобы показать человека… Я стал писать меньше. Если до этого писалось легче – что хотел, то и писал, то теперь уже шёл отбор, духовный отбор, и при этом писать мне было всё труднее и труднее. Я после этого, в восьмидесятые годы художественных работ писал совсем мало, я перешёл на публицистику – тут уже нужно было стоять за Россию. Стало ясно, что подошёл её крестный путь – храмы стали открываться, стали восстанавливаться Оптина пустынь, обитель Тихона Задонского, и везде на Руси стали открываться храмы, но от этого жизнь не стала добрее, потому что силы зла, видя это Преображение пошли в ополчение на Русь, и это иногда оставляло тяжёлое впечатление, бывало и уныние, а отче говорил, что это один из грехов, которому нельзя поддаваться. Я, к сожалению, поддавался этому греху, потому что это было уж очень неожиданно.
Так же, как неожиданно случилось преображение с верой, так же неожиданно было и это наступление зла, которое пошло на Русь, и, как на Поле Куликовом, столкновение стало неизбежным. И сошлось, и вроде бы неизвестно ещё, чья будет победа, как на Поле Куликовом, неясен был исход битвы до того, как вышел засадный полк. Может быть, ещё и отступать придётся. Идёт испытание наших сил, испытание нашей веры, как бы вновь приобретённой веры. Эта вера была в нашей крови, она была в наших клетках, но с крещением она обозначается лучше, и тогда уже человек получает и особый дар слова, и получает много чего из ясновидения. Ведь ясновидение необходимо и в обыденности, когда мы смотрим на самые обыкновенные вещи и часто не можем их рассмотреть. А теперь оно стало возможным, теперь легче стало видеть то, перед чем закрывалось раньше или не обозначалось наше зрение.
Легче стало смотреть, видеть и понимать суть, понимать причину происходящего. Мне многое открылось только после того, как я побывал в Ельце. Я понял, что Елец – город духовный, город благодатный и ещё – он город домашний, родной. И отче – родной. Обычно крёстных детей передают, уходя из жизни, кому-нибудь из достойных пастырей. Отче не передал нас никому, он оставил нас у себя. Это не просто доверие, это нечто гораздо большее, это вечное духовное приближение, он оставил нас всё-таки на своём попечении, и это попечение – большое для нас дело. Мы – с Отче. Отче нет, мы пока ещё на этом свете, но и молитвы его до нас доходят, и наша молитва обращена к нему, и эти взаимные потоки встречаются и приносят облегчение.

«ОН НЕ ПРИДЁТ НИКОГДА»

Захар ПРИЛЕПИН

19.03.2015

Валентина Григорьевича Распутина я видел однажды.
Был какой-то патриотический вечер, вручение премий, выступления виднейших представителей русской консервативной интеллигенции.
Распутин сидел в зале, возле прохода, привычно спокойный – у него, если вы заметили, почти всегда было одно и то же выражение лица: умного, наблюдательного, вроде бы почти лишённого эмоций – и одновременно насыщенного какой-то, ну, скажем так, думой.
Слово «дума» очень подходит в его случае.
Распутину – ни в прозе, ни в жизни – никогда не была свойственна легкомысленность; это вообще признак русского тяглового крестьянства – если русский мужик трезв, он серьёзен.
У меня была с собой моя книга «Игра его была огромна» – о Леониде Леонове.
Леонов – учитель Распутина. В дни юбилея Пушкина и Леонова (они родились неподалёку друг от друга, с разницей в сто лет) Распутин, помню, писал, что в такие даты вечности положено перед Россией склониться.
Валентин Григорьевич, один из немногих, значение Леонова осознавал.
Я подошёл к Валентину Григорьевичу и как бы присел возле него, прямо на застеленный ковровыми дорожками пол – чтобы передать книжку.
Свои книги я никогда никому не дарю – кому надо сами найдут, – но тут был другой случай: не столько свою книгу я дарил, сколько книгу о Леонове.
Причём как бы случайно, некартинно, я присел – на колени. Мне так было нужно. Мне нужно было встать на колени перед Распутиным. И чтоб он этого не заметил.
Леонов в своё время говорил, что русская литература передаётся через теплопожатие: Пушкин жал руку Гоголю, Гоголь – Тургеневу, Тургенев – Толстому, Толстой – Горькому, Горький – Леонову.
Леонов – Распутину.
Для меня Валентин Григорьевич – после того как я прочёл «Деньги для Марии», «Живи и помни» – все его удивительные, пушкинской прозрачности и силы повести – был в том же ряду.
Признаться, я всегда ставил его как писателя выше Астафьева и Шукшина (каждый из которых тоже обладал даром небывалым) – Валентин Григорьевич был мне ближе, о его сердечность несуетность, честность – греться можно.
Я уж не говорю про всю эту оттепельную генерацию: шумную, крикливую, перелётную – Распутин с ними ничего общего не имел, иной раз кажется, что они писали на разных языках.
Во второй половине прошлого века он был в моём понимании первым: неоспоримым, огромным, непостижимым – как Шолохов, как Леонов, как Достоевский – в этом ряду.
За день до его смерти, в Цюрихе, мы обсуждали с одним видным славистом, замечательным и остроумным человеком, кто из современной русской литературы достоин Нобелевской премии.
Я сразу и легко сказал: Распутин.
Славист пожал плечами: ну, это же невозможно... он же антисемит...
Он тоже произнёс это, словно взял с верхней полочки самое близлежащее, что надумал о Распутине.
Я даже не стал спорить, настолько это нелепо.
Во-первых, всякому русского классику, за редчайшими исключениями, можно легко пришить ксенофобию, включая тех русских классиков, которые были и не совсем русскими по крови. Ксенофобию европейские слависты шьют даже Бродскому – что уж тут про Распутина говорить.
Во-вторых, Распутин был человек удивительно тактичный, глубоко русский – и за спокойной прямотой его взглядов всегда слышалось полное отсутствие оголтелости, вздорности, злобы.
Он чувствовал за собой огромную силу традиции, он знал, чьим наследником по прямой он является, и имел полное право говорить ровно то, что считал нужным говорить. Невзирая на, на и на.
Через три дня после смерти Распутина, уже российский критик, человек одарённый и вроде не глупый, написал статью «Загубленный талант». Валентин Григорьевич, по мнению критика, был хорош тем, что ненавидел Советскую власть, только слово «русский» слишком назойливо употреблял, а загубил себя и свой дар тем, что с почтением отзывался в последние годы жизни о Сталине.
Это так неуместно, так мелкотравчато – писать подобное, всё равно, что раскрасить лицо и прийти на похороны в клоунском наряде с воздушными шарами.
«Ругал бы Сталина – мы бы, приличные люди, совсем иначе на тебя посмотрели, а так загубил талант, загуби-ил...»
Играли бы со своими шарами дома, напишите на одном «Сталин», на другом «ГУЛАГ» и шалите себе в одиночестве. Человека ещё похоронить не успели, а они уже торопятся со своими скучными, однотипными претензиями.
...сегодня уж точно стоило бы промолчать на все эти расчёсанные темы.
Валентин Григорьевич – один из немногих, кто умел это: молчать. Спокойно и с высочайшим достоинством. Учиться у него и учиться ещё этому.

Коломна