Русская поэзия начала - середины XX века | Владимир Набоков
Владимир Набоков
1899-1977
Владимир Владимирович Набоков (псевдонимы: В. Сирин, Василий Шишков) ‒ русский и американский писатель, прозаик, поэт, драматург, литературовед, переводчик, энтомолог. В литературной истории ХХ века Набоков занимает уникальное место, и определяется оно в первую очередь его двуязычием. Уроженец России, он пронес память о родине через годы, материализовал ее в десятках произведений самого разного жанра и по праву стал одним из премьеров русской литературной сцены. В то же время Набоков считается классиком новейшей американской прозы, которого называют своим ближайшим предшественником тамошние «шестидесятники» ‒ Курт Воннегут, Джон Симмонс Барт, Томас Пинчон и Т. Сазерн. Более того, строго говоря, Набоков как писатель родился по ту сторону Атлантики, в русских же литературных хрониках существует «В. Сирин» ‒ псевдоним, которым подписаны первые, начала 1920-х годов, поэтические сборники («Гроздь», «Горний путь») и который сохранился вплоть до конца 1930-х годов. Тем не менее этому художнику присуща редкостная творческая цельность, что определяется единством художественной проблематики и внутренней убежденностью в том, что «национальная принадлежность стоящего писателя ‒ дело второстепенное. Искусство писателя ‒ вот его подлинный паспорт». Владимир Владимирович переводил и пересказывал на русский язык произведения английского писателя, математика и логика Льюиса Кэрролла (в частности, "Алиса в стране чудес").  
Поэты России ХХ век век. Владимир Набоков
Документальный фильм. Россия
Сортировать:
по популярности
1. Поэты России ХХ век век. Владимир Набоков   Документальный фильм. Россия
2. Владимир Набоков. Русские корни  Документальный фильм о семье Набоковых
3. Интервью с Владимиром Набоковым. 30 мая 1975 года  Фрагмент из программы «Апострофы»
4. Владимир Набоков «Пасха»  Проект «Живая поэзия». Читает Андрей Панин
5. Владимир Набоков «Молитва»  Проект «Живая поэзия». Читает Андрей Панин
СТИХИ
БИОГРАФИЯ НАБОКОВА
Владимир Набоков родился 24 апреля (12 апреля по старому стилю) 1899 года, в Санкт-Петербурге, в семье видного юриста-либерала, потомственного дворянина Владимира Дмитриевича Набокова (по другим данным родился 22 апреля (10 апреля по старому стилю). Дед писателя, Дмитрий Николаевич Набоков, занимал пост министра юстиции при Александре II. Мать, Елена Ивановна, происходила из известного рода золотопромышленника-миллионера Рукавишникова. Детство писателя прошло в Петербурге, на лето семья выезжала в собственное небольшое поместье Батово близ Выры. Рядом с Батовом находилось огромное богатое поместье Рождествено, принадлежавшее дяде будущего писателя В. И. Рукавишникову, который завещал его своему племяннику. Эти места в памяти Набокова запечатлелись на всю жизнь. Накануне Октябрьского переворота он успел окончить Тенишевское училище, где отличался не только успехами в учебе, но и в спорте. В 1918 юный Вова Набоков вместе с семьей сначала бежал в Крым, а затем в 1919 эмигрировал из России. Семья Набоковых обосновалась в Берлине, а будущий писатель поступил в Кембриджский университет (знаменитый «Тринити-колледж»), который успешно закончил в 1922. После учебы в Кембридже осел в Берлине (1922-1937). Затем судьба привела его на два года во Францию, а буквально накануне вторжения дивизий гитлеровского вермахта в Париж в 1940 Владимир Набоков вместе с женой и маленьким сыном Дмитрием (впоследствии певцом Миланской оперы и энергичным пропагандистом отцовского литературного наследия) пересек Атлантику и почти 20 лет оставался в США, сочетая писательство с преподавательской деятельностью (сначала в одном из колледжей, затем в крупном университете США — Корнелльском, где читал курсы русской и мировой литературы). В 1945 В. Набоков получил американское гражданство. Здесь же он сделал себе достойное имя как энтомолог — интерес к бабочкам, пробудившийся еще в юные годы, развился не только в страсть любителя, но и в профессиональное занятие.
ВЛАДИМИР НАБОКОВ
Георгий АДАМОВИЧ

Набоков ‒ поэт прирожденный, и сказывается это даже в поисках. Некоторые стихи его прекрасны в полном значении слова, и достаточно было бы одного такого стихотворения, как «Поэты» или «Отвяжись, я тебе умоляю...», чтобы сомнения насчет этого бесследно исчезали. Как всё хорошо в них! Как удивительно хороши эти «фосфорные рифмы» с «последним чуть зримым сияньем России» на них! Здесь мастерство неотделимо от чувства, одно с другим слилось. Натура у автора сложная, и в качестве автобиографического документа чрезвычайно характерно и длинное стихотворение о «Славе», где все прельщающее и все смущающее, что есть в Набокове, сплелось в некую причудливую симфонию. Поэзия эта далека от установленного в эмиграции поэтического канона, от того, во всяком случае, что в последнее время стали называть «парижской нотой» (до 1939-го года другой общей «ноты», пожалуй, и не было, слышались только отдельные голоса, волей судеб разбросанные по белу свету: литературная жизнь сосредоточена была в Париже). Набоков к этой «ноте» приблизительно в таком же отношении, в каком был Лермонтов к пушкинской плеяде, ‒ и подобно тому, как Жуковский, столь многому эту плеяду научивший, над некоторыми лермонтовскими стихами ‒ не лучшими, конечно, ‒ разводил руками и хмурился, так недоумевают и теперешние приверженцы чистоты, противники всякой риторики, враги позы и фразы над сборником стихов Набокова, лишь кое-что в нем выделяя… По-своему они правы, как по-своему ‒ но только по-своему! ‒ был прав и Жуковский. Однако в литературе, как и в жизни, умещаются всякие противоречия, и никакие принципы, школы или методы ‒ а всего менее «ноты» ‒ не исключают в ней одни других. Не методы и не школы одушевляют поэзию, а внутренняя энергия, ищущая выхода: ее не расслышит у Набокова только глухой.
В ПОИСКАХ НАБОКОВА
Зинаида ШАХОВСКАЯ

Я тороплюсь написать эту небольшую книгу, пока годы не заслонили от меня живого Набокова, пока шествует еще «путем своим железным» век, который был и его и моим веком, пока Россия его и моего детства кое-как еще мерцает в моей памяти через все уродливые наслоения, засыпающие её уже шестьдесят лет. Мало осталось людей, знавших молодого Набокова, бывших свидетелями его появления в русской литературе, его восхождения к мировой славе. Еще меньше осталось людей, бывших с ним в близких и дружественных отношениях, ‒ думается, их никогда не было очень много. После славы и фортуны, ею принесённой, поклонников у Набокова стало не счесть, друзей ‒ может быть, меньше, чем раньше. Читая статьи и книги, о нём написанные за последние двадцать лет его жизни, интервью, им данные, удивляешься и делается как-то не по себе. Почти все они показывают не только уважение, которого его талант вполне заслуживает, но и какое-то подобострастие ‒ как будто вопрошающие и пишущие не стояли, а предстояли, и не перед писателем, а перед каким-то тираном из тех, которых сам Набоков ненавидел. Казалось, что и самому Набокову в последние годы нравился этот страх перед ним и что он старательно выращивал для любопытных маску, собственной ли волей или по чьему-то совету надетую.