Русская поэзия | Руслан Сидоров

Руслан Сидоров

 
 
СИДОРОВ Руслан Геннадьевич (1968 – 2013) родился в Новокузнецке. Отец – оператор прокатного цеха на заводе «ЗапСиб», мама – учитель немецкого языка. Руслан после службы в армии в разные годы работал преподавателем химии, физики, истории и астрономии. Так как жизнь поэта пришлась на трудные перестроечные времена, ему довелось побывать не только учителем, но также сторожем, грузчиком, слесарем, продавцом и репетитором. Увлекался химией, туризмом, даже йогой. Серьезно изучал творчество И.А. Бродского и Ф.М. Достоевского На протяжении пятнадцати лет был бессменным ведущим поэтического клуба «Дилижанс». Успел издать три авторских сборника стихотворений: «Не именуя» (1998), «Второе дыхание» (2006) и «Смотритель маяка» (2010). Публиковался в нескольких журналах, среди которых «После 12», «Огни Кузбасса», «Страна Озарение», «Вне формата». В 2015 г. Новокузнецкое издательство «Союз писателей» при активном участии друзей поэта опубликовало новый сборник стихов Руслана Сидорова «Бегущий навстречу Солнцу».
Трагически погиб. Жил в Новокузнецке.
 

  "Дождь косой, ослепши, падал с неба..."
"Там, где в траве лежал велосипед..."
"Сирень сизокрыла, и семь голубей..."
Без ума
"Когда я был беспечен..."
"Мы все подохнем к концу апреля..."
"Стих должен быть конкретным и простым..."
 

     * * *

Дождь косой, ослепши, падал с неба,
Шёл в июнь черёмуховым снегом,
И пацан босой по лужам шлёпал,
Слушая, о чём шумели клёны.

Клёны говорили – он не верил.
Клёны уверяли – он смеялся.
Потому что день был спел и светел.
Снег был бел и небо было ясно.

Было ясно: будет всё красиво,
Как сирень, умытая июнем,
Как подсолнух Солнца над Россией,
Как его безудержная юность.

Шёл с душой пацан и не боялся.
Клёны говорили – он смеялся.
Клёны уверяли – он не верил – 
Про петлю в каком-то «Англетере».




* * * 

Там, где в траве лежал велосипед, 
Скамейка: два пенька, доска меж ними; 
Где паровоз классический сипел 
И проносился мимо в млечном дыме, 
Где сросся со скворешней старый клён, 
Опавший осенью, поздней – заледенелый, 
Где думал, что влюблён (и был влюблён); 
Где снег ложился белый, белый-белый, 
Там все по-прежнему: лежит велосипед, 
Под клёном двое мнутся неумело, 
Скворешни с паровозом только нет; 
И белый-белый снег – небелый.




* * * 

Сирень сизокрыла, и семь голубей – 
Как крупные гроздья под ней понарошку, 
Щекотно клевали от булочки крошки 
С ладони моей и ладошки твоей – 

С той розовой, ласковой, узкой ладошки, 
Которую только что дождь целовал. 
Неделя для счастья – достаточно долго, 
Особенно если живёшь однова. 

Тебе было только шестнадцать тогда. 
Недетская женственность, опытность крови. 
И ночь, разметавши, срывала покровы, 
И снова взрывалась сверхновой звезда. 

Семь дней, семь ночей и четырнадцать зорь, 
Лазоревых зорь сизокрылой сирени. 
Неделя для счастья светлей и воскресней 
Бракованных лет, обручённых слезой. 

Сирень сизокрыла, и семь голубей 
Щекотно склевали от булочки крошки, 
И плыли по лету в плену тополей 
В ладони – ладонь. 
Нет – в ладони ладошка.




БЕЗ УМА

Я лягу на солнце
И буду лежать
И слушать, как травы от ветра дрожат.
Как жар остужать будет ветер.
Я глаз не открою,
Услышу и так,
Что это кузнечик чирикает в такт
Шуршанию крови по вене
Травы луговой
И Земли круговой
И сродственной той голубой локтевой,
Возвратной к рабочему сердцу.
Услышу, как вянет на солнце трава,
И ветер навеет простые слова – 
Что смерть пахнет клеверным сенцем,
Что песня кузнечика – солнечный туш
И нежному клеверу – 
Траурный марш.
Бессмертно и ветренно
Пение душ.
И горя мне нет
Без ума.




* * *

Когда я был беспечен,
При «бабках» и при девках,
Способный обеспечить
Общаге винный вечер,
Не думал я о деньгах,
О будущем, о завтра
(Которое сегодня)
Не знал я ничего.
Но доведись теперь мне
Во времени назад бы – 
И в прошлом себя встретить, – 
Сказал бы: «Так держать».




* * *           
             
«Мы все подохнем к концу апреля», – 
Сказал капитан. И все согласились.
И льды, в которых мы напрочь сели,
Не издевались над нашим бессильем,
Бело молчали. И мы молчали.
И вдруг, точно выстрел, – щелчок затвора.
И тогда я увидел глаза майора – 
Голубые. Без страха и без печали.
И, точно в замедленном кинофильме, – 
Ствол карабина, идущий к горлу,
А шомпол – к курку… И острою бритвой – 
Крик капитана: «Отставить!... Майор, Вам
Должно быть стыдно. Ведь Вы на службе.
Жить и работать! Приказ Вам ясен?»
И коку: «Удвоить паёк на ужин».
И тихо боцману: «Он не опасен».
Майор, пошатнувшись, прошёл меж нами.
Потупившись, мы на него не смотрели.
И вновь капитан: «Я вам напоминаю.
Мы все подохнем к концу апреля».




* * *

Стих должен быть конкретным и простым.
А впрочем, стих не должен никому.
Не должен быть затейливо-пустым,
Понятным лишь эстету одному.
Одной эстетке. Важному жюри.
Неважному жюри. Так голый нерв
Впрямь, без метафор, с сердцем говорит,
Доходчиво, мучительно вполне,
И сердце плачет…