Русская поэзия | Владимир Волковец

Владимир Волковец

 
 
ВОЛКОВЕЦ Владимир Михайлович родился в 1953 г. в поселке Чур Якшур-Бодьинского района Удмуртской АССР. Семья жила в Удмуртской АССР, Коми АССР, Пензенской, Кировской, Костромской областях.
Окончил отделение механизации сельского хозяйства Шарьинского совхоза-техникума в Костромской области (1972) и Литературный институт им. А.М. Горького (1986).
Работал корреспондентом районной газеты «Путь Октября» (1986-1995), затем её главным редактором (1996-1998), главным редактором газеты Советского района и города Югорска «Весть» (1999-2005).
Публиковался в коллективных сборниках и альманахах – «Эринтур», «День поэзии» (2010, 2011), «Дорога жизни» (2010), «Под созвездием «Кедра», «Чаша круговая», «Страна без границ», «Каменный пояс» (1989), «Медный всадник» (2008), «Югорская поэма» (2008), «Потому что – советские мы» (2003), «Там, где Иртыш обнимается с Обью» (2010), «О времени, о литературе, о себе» (2007); в антологиях – «Литература Югры. 1930-2000. Кн. 1» (2001), «Современная литература Югры» (2008), в хрестоматии «Литература Тюменского края. Кн. 1, 3» (1996), в хрестоматии для учащихся 9-11 классов «Современная литература Югры» (2008); в журналах – «Психология и педагогика в Сибири», «Наш современник», «Второй Петербург», «Парадный подъезд», «Мир Севера», «Странник», «Новая Югра», «Урал», «Югра», «Тюмень литературная», «Проталина», «Всерусский собор»; еженедельниках – «Литературная Россия», «Бийский вестник», газетах – «Ленинское знамя», «Варта», «Ленинская правда», «Тюменский комсомолец», «Югра литературная», «Новости Югры», «Наш путь», «Наше время», «Путь Октября», «Весть», «Первая Советская».
Член Союза писателей СССР (1988), заслуженный деятель культуры ХМАО-Югры (2014), лауреат премий: Губернатора Ханты-Мансийского автономного округа в области литературы (2004, 2014), Всероссийской литературной премии им. Д.Н. Мамина-Сибиряка (2007), Международной литературной премии «Югра» (2016).
С 1972 года живёт в пос. Советский Тюменской области.
 

  Две метели
"Мохнатой гусеницей снег..."
"Туман стоял как на века..."
Дед
На Оби
Долгий бег на месте
 

ДВЕ МЕТЕЛИ

На Оби, где просторен разбег
Молодой снеговерти и стыни,
У метели стерляжий хребет
И восторженный вкус строганины.
А в столицах невнятен февраль –
Сыплет гарью и моросью дымной.
И метель, как последняя шваль,
Волочится за каждой машиной.




* * *

Мохнатой гусеницей снег
На вербном марте.
Окна и лужи пересверк,
Как по команде.
От грязи улицы рябы.
С ветвей округи
Отряхивают воробьи
Остатки вьюги.
На лето родственников ждут,
Хлопочут в гнёздах,
Зерно украдкою клюют
Меж куриц пёстрых,
С оглядкой чистятся в песке
По теплотрассам.
И клён в испуганном броске
Заполнят разом.
Он тоже начал оживать:
На ощупь, немо
Корнями почву разминать,
Ветвями – небо.




* * *

Туман стоял как на века
Средь сосен и берёз,
Вчерашним духом табака
Пропитанный насквозь.
Идём в тайгу.
Пружинит дёрн.
И вспоминаю сон,
В котором ты, и сын, и дом,
И солнце за окном.
Бензопилы тревожный визг
Деревья кинет в дрожь.
Качнётся ствол
И сбросит вниз
Плащом дремотный дождь.
И встанет день,
Раскинув гул
И просеку разжав,
Где каждый пень,
Как солнце, кругл
И, как щека, шершав.
Сырой табак и мошкара,
И горькая кора.
Ревут надрывно трактора,
Горячие с утра...
И тишина.
Пружинит дёрн.
Укачивает в сон,
В котором ты, и сын, и дом,
И солнце за окном.




ДЕД

Приземист и не худо сложен,
Дед крепок был ещё вполне.
Какой же сон приснится должен
Ему, что умер он во сне?

Быть может, он под Сталинградом
Услышал, как рокочет шквал,
И как огнём или снарядом
Испепелённый он упал?

А может, в дин лесоповала
В промозглых дебрях сентября
Сосна, как облако, упало,
Его подмяло под себя?

Он в прошлом времени не спился,
Не сгинул в ельцинском вранье.
Какой же сон ему приснился,
Что так и умер он во сне?

А вдруг – он очутился в детстве,
Где сад в цвету и дом не стар,
Так было благостно на сердце,
Что просыпаться он не стал?




НА ОБИ

Ивняк узловат и кустист
На гривах осенне-пунцовых.
Качает нас Обь и грустит
Старик о былинных уловах.
Моторка пыхтит кое-как,
Волной раздвигая протоки.
Когда ни стерлядки в сетях,
Тогда и душе не до водки.
И клонится солнце ко сну.
Дымят макароны по-флотски.
Старик потянулся к костру.
Ладони сквозящи, как доски.
Река его – память-транзит,
То в бликах, то в яром тумане,
То брата во тьме отразит,
То друга, утопших по пьяни.
Вращается звёздная ночь,
Блестит чешуёй по стакану.
И гонит бессонную мощь
Меж судеб людских к океану.




ДОЛГИЙ БЕГ НА МЕСТЕ

Жил в общаге и бараке,
В четвертушке щитовой,
Жил при свете и во мраке,
Жил в отеле на Тверской,
Жил в вагонах, на вокзале,
В переходах на метро,
Жил на сельском сеновале,
Где пахуче и пестро.
Жил в казарме и палатке,
Жил в бревенчатой избе,
Жил ни солоно, ни сладко,
То в смиренье, то в гульбе.
Жил в дурдоме и больнице,
Жил под скальпелем врача,
Жил в деревне и столице,
Жил со зла и сгоряча,
Жил обманутым и битым,
Жил в редакциях газет,
Жил ненужным и забытым,
Жил как бомж и как поэт,
Жил с деньгами и долгами,
Жил в рыбацком шалаше,
Жил с друзьями и врагами,
Жил с сомненьями в душе,
Жил с татарами и коми,
Жил в Перми и Костроме,
Жил в глуши и на пароме,
Жил по-царски и в дерьме,
Жил и верил простодыро
В коммунизм и ЦСКА,
Жил, чиновного мундира
Не примеривал пока,
Бестолково жил и с риском,
Жил и в шубе, и в плаще...
И прожив полвека с лишком,
Вроде не жил, вообще.