* * *

Снился берег. Морось над палатками.

Перекат над валунами шаткими.

Скрылся берег.

Рокот отзвучал...

Голуби с куриными ухватками

по балкону шастают, урча.

С добрым утром, горожане сизые!

Я сейчас откупорю балкон,

я сейчас насыплю вам провизии.

Это ж вы озвучили мой сон...

Поедают с клёкотом и топотом.

Ах, печаль, откуда ты во мне?

Ну палатка, ну река...

                                  И только-то?

Что ж ещё увиделось во сне?..

Пёс мохнатый с позабытой кличкою

мокнет молча, морда у хвоста.

И покой в глазах его коричневых,

и душа охотничья чиста...

Вертолётчик с именем утраченным,

что привёз нам почту и коньяк.

Он ещё кричал: «Я сам из Гатчины!

Нет погоды! Наливай, земляк!»

И застолье, и душевность в складчину.

Вот я сам, поющий посреди...

Ни одной надежды не утрачено,

все мои утраты впереди...

-

Моросит над тундрой ночь осенняя.

Сплю я, молод и рыжебород.

И какая ж радость в сновидении

мне улыбкой растянула рот?

* * *

Если даже завалит тоска,

если даже прорвётся скулёж,

если даже коснётся виска

и замрёт воронёная ложь.

Если даже за смертью – провал,

если даже забвенье – удел,

не скажу, что судьба не права:

я дышал,

я цветы эти равл,

в это звёздное небо глядел.

Если даже мечты мои – дым

и победы – узоры в золе,

всё же был я тобою любим

на единственной этой земле.