РУСЬ
-
Говорил, говорил, как слова доставал из колодца.
И заплакал потом, и давай причитать-голосить,
Будто горло пронзил наконечник стрелы инородца,
И рванула из горла тоска и печаль по Руси.
-
Не по родине плач, что гремела державным железом,
По Руси, гой еси, что лишь в гусельных сказах жива.
Где семь вёрст до небес, только семь, но всё лесом и лесом,
А за каждым кустом колдуны, ведуны, татарва.
-
Он плетёт языком, но какие узлы расплетает!
Отмывает слезами, что жизнь накоптила во мне.
Красно Солнце встаёт, Ясный Сокол с запястья взлетает,
И в воде не тону, и опять не сгораю в огне.
-
Я семь вёрст пролечу, отобьюсь, отмолюсь по дороге,
Меч заветный в руках, сапоги-скороходы не жмут.
И увижу свой дом, и узнаю родных на пороге,
И услышу, как птицы и ангелы вместе поют.
* * *
Живу, никому не мешая,
Но вдруг позову звонарей,
Чтоб родина знала большая
О родине малой моей.
-
Пусть мощные воды в усердье
Несутся по руслу реки,
Но их глубину и бессмертье
Питают мои родники.
-
Заходится дух от просторов,
Блестят чернозёмом поля,
Но глина моих косогоров,
Хоть глина, но тоже – земля.
-
И ставлю я, пусть запоздало,
Две свечки, душа за душой,
Во здравие родины малой,
В величье и силу большой.
АВГУСТ
-
И прижаться к земле, и почти что сравняться с землёй,
Слава Богу, что август не минул ещё середину.
И трава по утрам от тумана тепла, как бельё,
И ещё холода не томят на рассвете рябину.
-
А прижавшись к земле, лишь глубинному гулу внимать,
Что в подземной реке оседает и медленно тонет,
И почуять покой, и судьбу научиться читать
По сплетенью корней, как по линиям тёмных ладоней.
-
И, загад разгадав, никого ни о чём не просить,
Никуда не спешить, ни судимым не быть, ни судьёю.
Лишь холодные пальцы с корнями потуже сцепить
И прижаться к земле, и почти что сравняться с землёю.
* * *
Ты не думай, что минула тысяча лет,
Меньше жизни прошло человеческой,
Я вернулся на родину - родины нет,
Лишь бурьян на усадьбе отеческой.
-
Дом склонился, поник, но как мир на китах,
Устоял на песке промороженном.
Как давно не бывал я в заветных местах!
Жизнь другими дорогами хожена.
-
Дверь качнётся, чтоб спеть мне, но даст петуха,
Приглашая в родные хоромины,
И охватит озноб - нет страшнее греха,
Чем забвение веры и родины.
-
Не чужая вина - сам изменник и тать,
Даже если репейники выполю,
И под старость приеду сюда умирать,
Всё равно оправданья не вымолю.
-
Задохнусь от тоски, как зверёныш в клети,
И тоску позову во товарищи.
Чтоб рассказывать правду о русском пути
По долинам, по взгорьям, по кладбищам.
Лебеди-гуси
-
В каждом прожитом дне понимания больше и грусти,
С каждой спичкой зажжённой и сам, словно хворост, горю.
А забудусь на миг, и несут меня лебеди-гуси
Через дол, через лес, через долгую память мою.
-
Озаряются дали, и вижу я мать молодою,
И отец-молодец, с ним любая беда – не беда,
Каждым утром меня умывают живою водою,
Чтоб с меня худоба уходила, как с гуся вода.
-
Над тоскою моей, над заснувшей с усталости Русью,
Над вороньим гуляньем, затеявшим суд-пересуд,
Сколько крыльев хватает, летят мои лебеди-гуси,
Сколько крика хватает, зовут мою память, зовут.
-
То дорога легка, то вокруг облака без просвета,
То дымком от печи, то пожаром потянет с земли,
Золотыми шарами и мёдом нас балует лето,
Серебром осыпают усердные слуги зимы.
-
Но не долог полёт, возвращенье всегда неизбежно.
Оборвётся забвенье, проститься и то не успеть.
И смотрю я назад, и такая мне видится бездна,
Что оставшейся жизни не хватит её разглядеть.
* * *
Подбираю слова по душе, по мотиву, по звуку,
Как весною берёза листок подбирает к листку,
Как чечётку танцор каблуком подбирает по стуку,
Как в пути колокольчик ко мне подбирает тоску.
-
Собираю слова, как сентябрь журавлей в треугольник,
Как зимою восток по свече собирает зарю,
Как молитвою нас собирает Никола Угодник,
Собираю слова и кладу их янтарь к янтарю.
-
Собираю слова, чтобы их не растратила вечность,
Шаг за шагом иду, и перо по страницам течёт.
Не зайти б за предел тот, где слово становится вещим,
Где предсказана жизнь, где уже равновесье не в счёт,
-
Где обуглена грань, за которой никто не осудит.
Вот мне Бог, вот порог, вот стрела прочертила ладонь.
Эх, горит, не горит – посмотрю-ка, авось не убудет,
И к горящим поленьям бросаю страницы в огонь.
* * *
Не горюй обо мне, я согреюсь на солнышке редком,
И не сахарный я, чтобы таять под мёрзлым дождём.
Если землю мою разложить на молекулы-клетки
И со мною сравнить – до последнего мы совпадём,
-
Потому что века не прошли здесь легко и бесследно,
Потому что в крови поднималось жильё да быльё,
И родные мои в эту землю ложились посмертно,
Становились землёю, крупицей, частицей её.
-
Это суть бытия, это крепости нашей основа,
Это память мою разбудило движенье светил.
И когда постигаю закон притяженья земного,
Объясняю его притяжением отчих могил.
-
Я поправлю кресты, обновлю после снега оградки
И уставлюсь смотреть, дотемна не подняв головы,
Как земля подрастает с могильною каждою грядкой.
Скоро-скоро до неба достанет макушкой травы.
ПОСЛЕДНИЙ СОЛДАТ ИМПЕРИИ
-
Что мне делать, скажи, одинокому, сильному, злому?
Если бедный мой край то слезами залит, то вином,
Если вяжет неправда тяжёлые руки узлом мне,
И ночами потери стучатся в затылок виной.
-
Посмотри на меня – я умел останавливать время.
Я умел выживать, где огнём выжигали глаза.
Только реки мои всё равно на земле обмелели,
И от дыма земного мои не видны небеса.
-
Где держава моя, что гремела от моря до моря?
Где солдаты мои, что к плечу подставляли плечо?
Я остался один на сквозном пулемётном просторе,
Обречённый на подвиг, щитом награждён и мечом.
-
Ты прости мне, империя, слёзы мои на погосте.
Только слёзы свои не прощай никому никогда.
Три известных дороги лежат предо мной, как пред гостем,
Три известных дороги ведут неизвестно куда.
* * *
За мороз, за дождь неутолимый,
За войну, за «быть или не быть»
Дай всем русским, Боженька родимый,
Хоть чуть-чуть в Швейцарии пожить.
-
Дней по пять, а больше их не мучай,
Затоскует каждый, заскулит
От лесов зелёных – не дремучих,
От озёр прозрачных – не кипучих,
От дорог, затоптанных в гранит.
-
Всех часов биение наручных,
Всех органов мощное созвучье
Колокольчик в поле однозвучный
Переплачет, переголосит.
* * *
Здесь говорят не «творог», а «творОг»,
Пьют чай из блюдца с сахаром вприглядку
И, по слогам читая слово «Бог»,
Справляют жизнь по старому порядку.
Подённый труд с погодою в борьбе,
Жизнь вопреки злодеям и дорогам,
И если жалость – жалость не к себе,
А к сгинувшим по войнам и острогам.
Пойти вперёд – ни огонька окрест,
Назад взглянуть – тьма разливает реки.
Всю жизнь свою бежал из этих мест,
А оказался вросшим в них навеки.
ЗАКРЫТЬ БЫ СВИНЦОВЫЕ ВЕКИ...
Закрыть бы свинцовые веки
И слушать всю ночь напролёт,
Как бьются подземные реки
В корнями затянутый свод.
Не ведать бы вечной мороки,
Концы заплетая в узлах,
А зреть, как древесные соки
Восходят в отвесных стволах.
Глаза не кривить в укоризне
На злое житьё и бытьё,
А плыть по течению жизни,
Сливаясь с теченьем её,
И знать, что во странствиях долгих
Хоть раз, хоть мгновеньем одним
Бог сыщет тебя среди многих
И взглядом проводит Своим.
* * *
Где по глине да по тине
Катит тёмная вода,
Где в траве, как в паутине,
Вязнет падшая звезда,
Где туманом забелённый
Воздух гуще киселя,
Там на веточке зелёной
Жизнь качается моя.
И никак не догадаться
Даже мудрым поутру,
Сколько ей ещё качаться
На весу да на ветру.
Ну, а тот, кто это знает,
Не расскажет ничего,
Он меня оберегает,
Я растение его.
* * *
Вот она, последняя дорога
По еловым веткам в благодать,
И уже рукой подать до Бога,
До небес уже рукой подать.
Я тебя жалею с опозданьем,
Мне немного выпало успеть –
Целовать последним целованьем
И последней жалостью жалеть.
ТЫ ПРОСТИ МЕНЯ, КОТ…
Ты прости меня, кот, твои годы быстрее моих,
Ты мой возраст догнал и уходишь старательно дальше.
Я по гулкой земле на своих громыхаю двоих,
На своих четырёх ты на землю ступаешь тишайше.
Не жалей меня, кот, мы быльём поросли − не старьём,
Мы ещё молодцы − ни хвосты, ни усы не обвисли.
Мы ещё помяучим с тобой, мы ещё поживём,
И половим мышей − ты в прямом, я в сомнительном смысле.
А когда остановишься, чтобы меня подождать,
И прокатится ток от ушей по спине и по лапам,
Ты природу свою пересиль − не сбегай умирать,
А усни на руках и на память меня оцарапай.
* * *
Как веточка к стволу,
Привитая ко мне,
То тянется к теплу,
То клонится к стерне.
Не вытянешь: «Люблю»,
Всё проще. Между тем,
Не спит, пока не сплю,
Не ест, пока не ем.
И верует она
Среди лихих годин:
«Мы сатана – одна,
И Ангел мы – един».
И пальцы сжав в щепоть,
Вслед крестит и твердит:
«Храни его, Господь!»
И Бог меня хранит.
* * *
Вот и кончилось время прощаний,
Обустроен последний приют,
Мы уходим туда не с вещами,
Вещи дольше обычно живут.
Их удел средь завалов подённых
Дольше века из рук не сходить,
Чтоб ещё на земле не рождённых
И уже неживых породнить.
Чтобы утром в тягучем тумане
Слышал я сквозь столетний гранит,
Как у прадеда в чайном стакане
Колокольчиком ложка звенит.
* * *
Как обещанье света и тепла,
Мои надежды наспех перемножив,
Ты мне приснись хоть капельку похожей
На ту, когда не сниться не могла.
Я рассмотрю тебя во все глаза,
Тобою память хмурую заполню,
И вдруг, сквозь сон себя увидев, вспомню
Всё то, что вспоминать уже нельзя!
* * *
Край родной! Прозрей и внемли!
Паром тянет от земли.
Деревянные деревни –
Вот где крепости твои.
Было худо, будет хуже,
Встанет лютая зима,
Но спасут тебя от стужи
Деревянные дома.
Горечь споров и раздумий,
Заводные голоса
Растворят в зелёном шуме
Деревянные леса.
Путь наш после вознесенья
В чернозёмные пласты,
Но как память и спасенье –
Деревянные кресты.
И в веках над отчим краем,
Над чертогом изо льда
Всё горит, не догорает
Деревянная звезда.