* * *
Холодок ночной в низине,
Свежий след по кошенине,
Быстрый – косо – взгляд коня…
Как вы там, за далью, ныне –
В новом лете – без меня?
-
Кто теперь там косу точит,
В калужине ноги мочит,
Колким сеном хробостит?
Дом родной покинуть хочет,
В небо белое глядит?..
* * *
Долистываю Пришвина дневник.
«О чём печалился? Чего достиг?»
«Пора итожить. Подгоняют сроки».
Нескорые перебираю строки.
-
«Теплом дохнуло. Снег погас. Обмяк».
«В окно стучалась поутру синица».
«Слабеет зренье. Тяжелеет шаг.
Хвораю». Предпоследняя страница.
-
Последнюю предчувствую межу.
К мерцающему приближаюсь саду.
К невидимой ограде подхожу.
Заглядываю – за ограду.
Дед
-
Прожил сто лет на свете
И понял всей душой,
Что все на свете – дети.
И малый, и большой.
И понял: дети эти –
Чужие ли, свои –
Как все на свете дети,
Нуждаются – в любви.
В непреходящей ласке.
В улыбке на лице.
И в немудрящей сказке.
С улыбкою в конце.
* * *
Когда вдали, за лесом, показался
Умершего села безглазый дом,
Я постыдился плакать, я сдержался.
Когда по улице потом
-
Я шёл и улица забыто, опустело,
Без радости, без горести, без сил
Дворами тихими в лицо глядела,
Я ком, застрявший в горле, проглотил.
-
Не плакал и тогда, когда среди дороги,
Тяжёлый потупляя взгляд,
Я на краю села, как на пороге,
Ещё раз поглядел назад.
-
Чрез много-много лет, на дальнем расстоянье,
Приснился мне тот мёртвый уголок.
И с ним последнее моё свиданье…
И слёз во сне я заглушить не мог.
* * *
…И вновь захочется туда,
Где запах молодого сена
Стоит, как тихая вода.
И тает, тает постепенно.
И не растает никогда.
* * *
Рассказ суровый о войне.
О чести. Верности. Коварстве.
В другом краю. В другой стране.
В чужом каком-то государстве.
-
Но что творится в фильме том,
Понять почти что невозможно.
Ужель и вправду всё кругом
Так в мире этом стало сложно?
-
Иль это автор накрутил,
Чураясь ясности заветной,
И чётко грань не прочертил
Меж силой тёмною и светлой?
-
Спешат – бегут… Лицом – к лицу!
Сейчас… сойдутся в рукопашной!
И жарко льнёт малыш к отцу:
– А наши… Наши где? Где – наши?