Русская поэзия | Михаил Грозовский

Михаил Грозовский

 
 
ГРОЗОВСКИЙ Михаил Леонидович родился в 1947 году в Москве. Окончил МГУ (физический факультет) и Литературный институт имени А.М. Горького. Автор двух книг документальной прозы, шести сборников стихов (наиболее полный «Стихотворения» вышел в 2004 году), а также более 50 детских книжек. Живёт в Москве.
 

  "В котле гигантском, недохристианском..."
Бабаня
"Всё как в древности: ночь да деревня..."
"Прижался ухом лист зелёный..."
Паразитская морда
 

* * *

В котле гигантском, недохристианском,

на коммунальном медленном огне

варился я…

                   Вбирая гул пространства,

империя сопутствовала мне.

-

Я влился в хор, хоть был рождён для соло,

и в пряной гуще братства и любви

всю крутизну кипящего рассола

впитали поры бренные мои.

-

Я схвачен был эпохою тотальной,

но верил в самой тайной глубине

своей фатальной, экспериментальной,

умом, увы, не понятой стране.

-

Я растворился в голосе народа,

когда снаружи инобытиё

пришло из телемусоропровода

и расстреляло прошлое моё.

-

И вот я стал солистом поневоле.

Изобретая будущность свою,

я сам себе выдумываю роли

и в переходах нищим подаю.

-

Мои года на ниточках повисли,

и что там нынче варится в котле –

душа не ведает…

                            Ну а бездушной мысли

и без меня хватает на земле…





Бабаня

-

Всё смотрит и смотрит... Чего она высмотреть хочет?

А, впрочем, не всё ли теперь ей, старухе, равно...

Проснётся и сядет. И будет сидеть среди ночи.

Две капельки глаз водянисто уставит в окно

И будет молчать. 

                           Уж давно приутихло мерцанье

Стремительных лет, и остался обычный удел:

Бессонная ночь, ненасытная страсть созерцанья

И мир, что доселе ещё надоесть не успел.

-

– Ну что ты, бабаня? – Со дна подымается смута.

И вызволить нечем. И тяжко, и суетно мне.

И хочется встать и прощенья просить почему-то...

Всё смотрит и смотрит... Чего она видит во тьме?





     * * *

Всё как в древности: ночь да деревня,

Пятистенок, да печь, да окно;

Внучка с бабкою, ветер да время…

Бабка знает: уходит оно.

-

И не жаль, да расстаться не просто

С буйным ветром в родимом краю,

Что приносит с равнин и погостов

Одичалую песню свою.

-

Он поёт, а она втихомолку,

Прижимая ребёнка к себе,

Богу молится…

– Бабушка, волки!

– Что ты, милая, ветер в трубе…

-

Всё как в древности: дикое пенье,

Ожиданья тягучий застой;

И над всем, словно чудо прозренья,

Примиренье с любою судьбой.





 * * *

Прижался ухом лист зелёный

к асфальту на моём дворе,

как будто голос отдалённый

услышал в позднем сентябре.

-

И здесь, в ногах у человека,

превозмогая тихий тлен,

он уловил глухое эхо

неумолимых перемен.

-

Он ощутил себя на свете

частицей, вырванной из тьмы;

он вспомнил о прошедшем лете

и сник в предчувствии зимы.

-

А голоса... не разобрать их...

Невнятный шелестящий хор.

То мирно падают собратья,

собою устилая двор.

-

Им хорощо, они не дышат.

Им никогда не испытать,

что это значит: видеть, слышать,

предчувствовать и понимать.





ПАРАЗИТСКАЯ МОРДА

Помню, мать
(где-то в классе четвёртом)
за невинную шалость браня,
назвала паразитскою мордой
прогулявшего школу меня.

Мы гоняли в футбол до упору,
забывая учёбу и дом…,
до последних ботинок, в которых,
сбитых вдрызг, приходили потом.

За футбол, это помню я твёрдо,
наказание было дано,
чтоб сидел, паразитская морда,
дома с книгами и без кино.

О, прекрасные, юные годы!
Под угрозой ключа и ремня
мать своей директивой свободу
забирала тогда у меня.

А сейчас, возвращаясь повторно
в те года,
вижу юности свет.
И грущу, паразитская морда.
И свободен.
И матери нет.