Русская поэзия | Геннадий Касмынин

* * *

Домик жил и донник цвёл,

Мальвы шёлком шелестели…

Топором скоблили пол,

Тыкву пареную ели.

Шли куда-то облака,

Шли быки с такой же силой,

И кисет для табака

Вышит был рукою милой.

День прошёл. Другой прошёл.

Век прошёл… А птицы пели,

Домик жил и донник цвёл,

Мальвы шёлком шелестели.

Не менялась жизнь никак.

Уходили в землю внуки.

То же сено на быках.

И кисет. И те же руки.

Как же нужно было так

Не любить, не знать всё это,

Если нынче на болтах

Еле держится планета.

Громыхает ржавый шар,

Не цветёт на свалке донник,

Знать, кому-то помешал

Белый-белый в мальвах домик…

* * *

Столичный трёп, и звуки вальса,

И поученья дотемна…

Провинция, объединяйся!

При том поменьше пей вина.

Чисты снега твои доныне,

Леса не вырублены все,

И есть не взятые твердыни

На среднерусской полосе.

Уроки Родины суровы:

Элита с придурью, глупа,

И есть кующая оковы,

И есть скулящая толпа.

И нет спасения в больнице,

И нет на шкодников ремня…

Не верь, провинция, столице,

Сегодня правда – вне Кремля.

И потому не прибедняйся,

Что силы нет и страшен враг, –

Провинция, объединяйся!

И начинай державный шаг.

НЕ ПЛАЧЬТЕ, РУССКИЕ, МЫ – ЕСТЬ!

Мальчишка, чуть из колыбели,

У папки просит: «Сделай меч…»

И дышит запахом шинели

С его разжалованных плеч.

На глине, супеси, подзолах

Не быстро вырос паренёк:

Среди подсолнухов – подсолнух,

Для деда с бабкой – огонёк.

Когда в стране вскипели споры

И разъярились голоса,

Он защитил свои просторы,

Свои деревни и леса.

Упал, простреленный навылет,

На Красной Пресне в октябре,

И по нему рябина выльет

Всю кровь, все слёзы на заре.

Над поминальною закуской

Не произносим слово «Месть!»…

Таким он был, обычным русским.

Не плачьте, русские,

Мы – есть!

УЕЗЖАЮ ОТСЮДА

Без пятнадцати пять – без

шестнадцати шесть:

Час прошёл, остаётся минута.

Я успел всю зарплату пропить и

проесть,

Но не сыт и не пьян почему-то.

Без семнадцати семь я пришёл на

вокзал,

Посмотрел расписание, ладно:

– Уезжаю отсюда! – кассирше

сказал. –

Дай мне в тамбур билет забесплатно.

И пока открывалась для ругани пасть,

Вся в каком-то помадном сиропе,

Я успел раствориться, слинять и

пропасть,

Как борцы за свободу в Европе.

Увези меня, поезд, возьми,

проводник,

Не оставьте, сограждане брата!

Я из тьмы пролетарской для счастья

возник

И вернуться желаю обратно.

Тут и взяли меня за кадык молодцы,

Подхватили под слабые руки

И туда повели, где сидели отцы,

Где в тряпье восседали старухи.

Где ментов проклинала и выла шпана.

Заголяла бедро потаскуха

И прильнуть зазывала начальничка:

– На!

Поцелуй за бесплатно, Петруха!

Неподкупная стража шуршала пером,

Заносила в реестрик добычу,

Словно правил веслом равнодушный

Харон,

Наклоняя головушку бычью.

Это были герои великой страны,

Шлак эпохи, свезённый в отвалы.

Добровольцы, окопники,

гвозди войны

Пулемётчики и запевалы.

Это были красавицы лучших годов,

Как в игрушках и звёздочках ёлки,

Сладкоежки, франтихи с букетом

цветов

Метростроевки и комсомолки.

Их теперь за своих принимала шпана

И деваха с Тишинского рынка…

Спотыкалось перо, и сопел старшина,

Чемпион привокзального ринга.

…Мне решётку открыли под утро:

– Иди!

Не забудь заплатить за ночёвку…

Рассветало. На выборы звали вожди,

Проявляли торговцы сноровку.

На асфальт у вокзала вставали

в рядок

С колбасой, сигаретами, сыром.

И открылось метро, и вошёл я,

браток,

Самым первым в него пассажиром.

Никуда не уедешь, пока не дойдёшь,

А дойдёшь до квартиры на первом, –

Те же окна в решётке, и тот же галдёж:

– Что ж ты делаешь, сволочь, зачем

же ты пьёшь,

Что ж ты пилишь, скотина, по

нервам!

– Хорошо, что я шею твою не пилю!

Похмели и замолкни, ловчила!

Я не пил при горбатом,

при пьянице – пью,

Завяжу, если будет причина.

Увезёт меня поезд, возьмёт

проводник,

Не оставят сограждане брата,

Я из тьмы пролетарской для счастья

возник

И желаю вернуться обратно…

ВЕТЕР

Наверное, шум ветра будет тем же,

Нимало не зависящем от нас,

И здесь, на Волге,

и вдали, на Темзе,

Торжок ли это

или Каракас.

Луна пройдёт положенные фазы,

И солнце не потухнет через год,

И только не могу представить фразы,

Что скажет завтра медленный народ.

Он измениться может –

и мгновенно!

Ленивый с виду, рыхлый,

дайте срок,

Как в тёплой ванной взрезанная вена

Или взведённый вовремя курок.

Ни то и ни другое не желанно,

Но что-то нужно делать или нет,

Когда криклива власть или жеманна,

Когда она не источает свет.

Иль вправду мы прошли черту народа,

И стали ветром или же рекой,

И взяли пробу первую с исхода

В звериный мир

и почвенный покой

Об этом я раздумывал под вечер,

Следя за угасаньем облаков,

А ночью вдруг поднялся страшный ветер…

И крыши поснимал с особняков!

ГНЕЗДО ПЕРЕПЁЛКИ

Не слыхать перепёлок во ржи,

Только спутник проносится, тикая,

И деревня стоит у межи

Обречённая,

тёмная,

тихая.

Это все отболело давно,

Это месте зовётся Горелое,

Даже кладбище здесь сожжено, –

Плешь осталась песчаная,

белая.

Поднялась высоко лебеда,

Мы из лучшего в худшее сосланы,

То протаем весной изо льда,

То костями желтеем под соснами.

Не прощу я,

пока не умру,

Не забуду,

пока не забудется,

Как свалилась ничком на юру

Догнивать у колодезя улица.

Лет полсотни пройдёт или сто,

Вы и мёртвые вспомните,

сволочи,

Деревеньку свою,

гнездо

Разорённое, перепёлочье.

ОКНО ДЛЯ ШАГОВ

Отчаянье бывало окончательным,

Когда хотелось выйти из окна,

Отчаянье бывало замечательным

И превращалось в рюмочку вина.

Отчаянья тогда как не бывало,

И наступала слабая печаль,

Она меня уже не добивала,

И я её почти не замечал.

Сменялись настроения, как омуты

Сменяет быстролётный перекат,

И вот уже я выходил из комнаты

И падал на завалы баррикад.

Под тряпкой, обгорелой и простреленной,

Лежал я возле дома богача,

Ковровою дорожкою постеленный

Под будущие ножки Ильича.

Моя рука сжимала воронёное

И бьющее в Историю ружьё!

Не вышло, не случилось... О враньё моё,

И всё-таки не ваше, а моё!

Да мало ли в какие после чёрного

Отчаянья входил я времена

И яблока хотелось мне мочёного,

И тюри с квасом или толокна.

Живу теперь на грани обретения

Всего того, что так хотелось мне,

И не могу переступить растение

В открытом настежь для шагов окне.