ВСПОМИНАЯ РУБЦОВА

-

Осенний сквер прохладою бодрил.

И битый час, нахохлившись над книжкой,

Я что-то бодро к сессии зубрил,

А он курил, закутавшись в плащишко.

-

Скамья. И рядом признанный поэт!

Заговорить, набраться бы отваги,

Мол, я из той же – хоть без эполет! –

Литинститутской доблестной общаги.

-

Он всё сидел, угрюм и нелюдим,

Круженье листьев взором провожая,

И вдруг сказал: «Оставьте... Всё сдадим!» –

Я подтвердил кивком, не возражая.

«Вы деревенский?» – «Ясно, из села!» –

«Не первокурсник?» – «Heт, уже не гений...»

В простых тонах беседа потекла,

Обычная, без ложных откровений.

Вот пишут все: он в шарфике форсил,

Но то зимой. А было как-то летом:

«Привет, старик!» – рублёвку попросил

И  устремился к шумному буфету.

-

Теперь он многим вроде кунака,

Мол, пили с Колей знатно и богато!

А мы лишь раз с ним выпили пивка

И распрощались как-то виновато.

-

Потом о нём легенд насотворят

И глупых подражателей ораву.

При мне ж тогда был фотоаппарат,

И техника сработала на славу.

-

Он знал и сам: легенды – ерунда,

А есть стихи о родине, о доме.

Он знать-то знал – взойдёт его звезда,

Но грустен взгляд на карточке в альбоме.

Старый солдат

-

Вся-то баталия проще простого:

Марш изнуряющий, бомбы, паром,

Клюнуло там на Дону, под Ростовом,

При отступлении в сорок втором.

-

И опрокинулось знойное небо,

И захлебнулось шрапнельной икрой,

Вот и в Берлине – не выпало… не был,

А следопыты решили: герой!

-

Шаг за шажком и – взошёл на крылечко,

Выдали угол… (На власть не ворчи!)

Вот и кулёк диетической гречки,

И валидол – прописали врачи.

-

Скрипнула дверь, постоял на пороге,

Сердце сдавило, припал к косяку,

Крупкой коричневой сея под ноги –

По домотканому половику.

-

Много недель было в комнате тихо,

Думали, выехал… Богом храним.

Вновь следопыты пришли… А гречиха

В рост поднялась и шумела над ним.