Русская поэзия | Денис Новиков

Денис Новиков

 
 
НОВИКОВ Денис Геннадиевич (1967 – 2004) родился в Москве. Учился в Литературном институте имени А.М. Горького. Участник группы «Альманах». Несколько лет провёл в Англии и Израиле. Последние годы резко порвал с литературным кругом, практически не печатался. Автор книг стихов: «Окно в январе» (1995, с послесловием Иосифа Бродского), «Караоке» (1997), «Самопал» (1999), «Виза» (посмертно, 2007). Жил в Москве, умер в Израиле.
 

  "Так знай: я призрак во плоти..."
Россия
"Допрашивал юность, кричал, топотал..."
"А мы, Георгия Иванова..."
"Долетит мой ковер-самолёт..."
 

* * *

Так знай: я призрак во плоти,

я в клеточку тетрадь,

ты можешь сквозь меня пройти,

но берегись застрять.

-

Там много душ ревёт ревмя

и рвётся из огня,

а тоже думали – брехня.

И шли через меня.

-

И знай, что я не душегуб,

но жатва и страда,

страданья перегонный куб –

туда-сюда.





РОССИЯ

Плат узорный до бровей… 

                            А. Блок

Ты белые руки сложила крестом,

лицо до бровей под зелёным хрустом,

ни плата тебе, ни косынки –

бейсбольная кепка в посылке.

Износится кепка – пришлют паранджу,

за так, по-соседски. И что я скажу,

как сын, устыдившийся срама:

«Ну вот и приехали, мама».  

-

Мы ехали шагом, мы мчались в боях,

мы ровно полмира держали в зубах,

мы, выше чернил и бумаги,

писали своё на рейхстаге.

Своё – это грех, нищета, кабала.

Но чем ты была и зачем ты была,

яснее, часть мира шестая,

вот эти скрижали листая? 

-

Последний рассудок первач помрачал.

Ругали, таскали тебя по врачам,

но ты выгрызала торпеду

и снова пила за Победу.

-

Дозволь же и мне опрокинуть до дна,

теперь не шестая, а просто одна.

А значит, без громкого тоста,

без иста, без веста, без оста. 

-

Присядем на камень, пугая ворон.

Ворон за ворон не считая, урон

державным своим эпатажем

ужо нанесём – и завяжем. 

-

Подумаем лучше о наших делах:

налево – Маммона, направо – Аллах.

Нас кличут почившими в Бозе,

и девки хохочут в обозе.

Поедешь налево – умрёшь от огня.

Поедешь направо – утопишь коня.

Туман расстилается прямо.

Поехали по небу, мама.





    * * *

Допрашивал юность, кричал, топотал,

давленье оказывал я

и даже калёным железом пытал,

но юность молчала моя.

-

Но юность твердила легенду в бреду.

Когда ж уводили её,

она изловчилась слюной на ходу

попасть в порожденье своё. 





 * * *


А мы, Георгия Иванова
ученики не первый класс,
с утра рубля искали рваного,
а он искал сердешных нас.

Ну, встретились. Теперь на Бронную.
Там, за стеклянными дверьми,
цитату выпали коронную,
сто грамм с достоинством прими.

Стаканчик бросовый, пластмассовый
не устоит пустым никак.
− Об Ариостовой и Тассовой
не надо дуру гнать, чувак.

О Тассовой и Ариостовой
преподавателю блесни.
Полжизни в Гомеле навёрстывай,
ложись на сессии костьми.

А мы − Георгия Иванова,
а мы − за Бога и царя
из лакированного наново
пластмассового стопаря.

...Когда же это было. Господи?
До Твоего явленья нам
на каждом постере и простыне
по всем углам и сторонам.

Ещё до бело-сине-красного,
ещё в зачетных книжках «уд»,
ещё до капитала частного.
− Не ври. Так долго не живут.

Довольно горечи и мелочи.
Созвучий плоских и чужих.
Мы не с Тверского − с Бронной неучи.
Не надо дуру гнать, мужик.

Открыть тебе секрет с отсрочкою
на кругосветный перелёт?
Мы проиграли с первой строчкою.
Там слов порядок был не тот.




* * *

жене

Долетит мой ковер-самолёт
из заморских краев корабельных,
и отечества зад наперёд –
как накатит, аж слёзы на бельмах.

И, с таможней разделавшись враз,
рядом с девицей встану красавой:
– Всё как в песне сложилось у нас.
Песне Галича. Помнишь? Той самой.

Мать-Россия, кукушка, ку-ку!
Я очищен твоим снегопадом.
Шапки нету, но ключ по замку.
Вызывайте нарколога на дом!

Уж меня хоронили дружки,
но известно крещёному люду,
что игольные ушки узки,
а зоилу трудней, чем верблюду.

На-кась выкуси, всякая гнусь!
Я обветренным дядей бывалым
как ни в чём не бывало вернусь
и пройдусь по знакомым бульварам.

Вот Охотный бахвалится ряд,
вот скрипит и косится Каретный,
и не верит слезам, говорят,
ни на грош этот город конкретный.

Тот и царь, чьи коровы тучней.
Что сказать? Стало больше престижу.
Как бы этак назвать поточней,
но не грубо? – А так: НЕНАВИЖУ

загулявшее это хамьё,
эту псарню под вывеской «Ройял».
Так устроено сердце моё,
и не я моё сердце устроил.

Но ништо, проживём и при них,
как при Лёне, при Мише, при Грише.
И порукою – этот вот стих,
только что продиктованный свыше.

И ещё. Как наследный москвич
(гол мой зад, но античен мой перед),
клевету отвергаю: опричь
слёз она ничему и не верит.

Вот моя расписная слеза.
Это, знаешь, как зёрнышко риса.
Кто я был? Корабельная крыса.
Я вернулся. Прости меня за...

1995