Привет Москве

-

Тебе привет, столица мрака, –

Дар преданной тобой любви!

К себе меня ты не зови:

Давно уж мы живём инако –

Я на слезах, ты на крови.

-

Живём, как смеем и умеем:

Свобода – гибель, счастье – вздор!

Ты срам России и позор,

И грош цена твоим затеям.

-

Спрошу ль, куда меня несёт?

Гораздо мне важней – откуда!

Уж если Бог меня спасёт,

Спасёт Он от тебя, Иуда.

Двухтысячный год

Ю. Балакину

Чураясь прорицателя-юрода,

Шарахаясь от оборотней-док,

Страшились мы двухтысячного года,

Когда он был стремительно далёк.

-

Вот он вломился в неприкаянные души,

И кости – в треске, в хрусте черепа,

И ту же петлю тайную всё туже

Затягивает на себе толпа.

-

И что ни весть – как бы с того уж света.

Ложь утешает, восторгает грош.

Ни от родных, ни от друзей привета

Давно не ждёшь.

-

Землёю ветхою и небом вечно новым

Кто нынче дорожит на пустыре святом? 

Дай Бог приветствовать под мёртвым отчим кровом

Ночного мотылька на ящике почтовом –

Слепого на пустом…

Ответ

-

Опять клевещут, и хулят,

И покаянно пасть велят

России – на колени,

Как будто я, и ты, и он –

Свирепей волка испокон...

От рабства и от лени.

Мы знаем: ропщет не народ,

А лишь смутьян или юрод...

Иль неизвестно миру,

Что принимали вы хлеба

Из рук «лентяя и раба»,

Что беситесь вы с жиру?

Кто некогда весь свет кормил?

Кто голову свою клонил

Пред Богом лишь, и к Богу

Чья богатырская артель

Могла за тридевять земель

Метнуть стрелу-дорогу?

Кто вас обидел? Разве ж мы?

От Соловков до Колымы

Не распинали нас?

Мы ль благу предпочли нужду?

Под чью вы пляшите дуду,

Чей близите вы час?..

Корите спесью... Где она?

На всех равно лежит вина.

Смиритесь прежде – вы!

Куда ни глянь – на бесе бес...

И нам, и вам погибель без

Державы и Москвы!

ФРОНТОВИК

-

Давно не вспоминался мне ты...

Жил на весёлом матерке

И, как обычные монеты,

Носил медали в кошельке.

-

Без них ты из дому ни шагу,

И брякали в мороз и в зной

«За боевые...», «За отвагу»,

«За взятие...» – все до одной.

-

Хотя ты не сидел без дела,

Таскал, как бешеный, кули,

В кармане туго не хрустело,

К другим повадились рубли.

-

Другим ты был не очень нужен,

Глядели косо и в прищур:

«Бежал из плена, был контужен,

Хмельное любит чересчур...»

-

Детей не спрашивал ты: «Чьи вы?» —

Знал почему-то всё о нас.

Свистульки вырезал из ивы

И снежных баб лепил не раз.

-

Жизнь коротал ты одиноко,

Был даже нищенкам не мил.

Твоё единственное око

Взирало ласково на мир.

Утро

-

Дряхлый дом под чахлою сиренью,

Тёмное увечное крыльцо.

На приступке, над дырявой тенью,

Детское напялив пальтецо,

Сивый дед, покашливая, курит,

Рядом кот-баюн глазищи жмурит.

Дед брюзжит: «Разлёгся, как валёк!

До ларька бы… Кончилась буханка.

Васька! Вась! Василко! Василёк!

Эх, Васятка, Васенька, Васянка!

Не кормил тебя, как на убой?

Где у нас тыщёнка завалялась?

Глянь-ка ты, погода разгулялась,

Разгуляемся и мы с тобой!

Как тепло-то, леший, как светло!

Не разбудишь – верно, снится рыба…

Ну спасибо, солнце, что взошло,

Что согрело старого, спасибо!»

Клонится седая голова,

Папироса выпала, дымится.

День Победы. Юная трава

Шевелится.

Все народы мы называем именем существительным – немец, поляк, англичанин, чуваш, узбек... и только «русский» идёт как прилагательное. 

В этом, на мой взгляд, величайший смысл.

                                             В. Кожинов