Русская поэзия | Иван Рыжиков

В красновато-дымчатом валежнике –

Слабенькие,

Не на что смотреть! –

Поднялись озябшие подснежники,

Чтобы сердце девичье согреть.

Поднялись,

Расправив тихо платьица,

И тогда лишь поняли беду,

Что порой

Самою жизнью платятся

За свою земную красоту,

Что, быть может,

Не дожив до вечера,

Не успев и солнца рассмотреть,

Им придётся

Тихо и доверчиво

От руки девичьей умереть.

Малые проталинки поза́няли

И стоят,

Качаясь на весу:

Вот сейчас

Придёт их наказание

С дюжиной веснушек на носу!

Я вновь иду к своим истокам:

Суди меня, родимый дом,

Своим крутым,

Своим высоким

И самым праведным судом!

Судите, горькие осины,

И ты, седая лебеда,

Как судит мать

Родного сына,

И то, наверно, не всегда.

Я припаду к землице милой,

К порогу отчему прильну:

– Судите!

Больше я не в силах

В себе носить свою вину!

Мне острый нож –

Очаг без дыма,

Пустое поле без межи.

Ты узнаёшь меня, родимый?

Скажи.

Хоть что-нибудь скажи!

Ведь я же ел твой хлеб когда-то,

Играл у твоего плетня.

Ты вспомни.

Смотрит виновато,

Видать, не узнает меня.

В пору гласности шутки растут, как грибы.

Шутят все. Даже те, что знавали этапы.

«Пётр Великий Россию поднял на дыбы,

Горбачёв же поставил на задние лапы!»

В наше время, простите, шутили не так.

На войне не для шуток вручают винтовку.

На Днепре в сорок третьем в одной из атак

Три часа отводилось на артподготовку.

Три часа так работали наши стволы –

Стало нечем дышать за лесною опушкой.

Ну, а там, где росли огневые валы,

Даже ад показался бы детской игрушкой.

Но живого в траншее я всё же застал.

Он безлико сидел за каким-то изгибом.

Я хотел пристрелить. Но он так хохотал,

До сих пор, как подумаю, – волосы дыбом!

Горят леса. Дурит погода.

От многих рек пропал и след.

Что Человек

Сильней Природы,

Теперь уже сомнений нет!

Сильней!

А с сильных взятки гладки.

Они добьются своего.

Им дела нет,

Что в этой схватке

Один конец в любом порядке,

Гадать не надо, кто кого.

А что гадать?

Ещё немного –

И, всем гаданьям вопреки,

Природа сдунет род убогий,

Как с пустоцвета лепестки.

Проснётся Хаос одичалый,

Что лишь до времени дремал.

И вновь Творец

Начнёт сначала,

Как Он когда-то начинал!

Пока что над лесом

Всё так же заря золотится,

Пока что не смертью

Несёт от снегов и дождей,

Но дальше и дальше

Пугливая птица гнездится,

Но глубже и глубже

Уходит вода от людей.

Пока нам хватает

И ранних цветов у дороги,

И позднего неба

С закатом его золотым,

Но чаще и чаще

Сжимается сердце в тревоге:

А что мы оставим

Доверчивым детям своим?

Где ж вы, нивы мои и луга?
Где ж ты, речка Теплуха?
Только хмель да сухая куга,
Да кукушка-горюха.

Где ж ты, милое сердцу окно,
Сказка отчего дома,
Где, как сказано было давно,
И солома едома?

В старой бане проснусь на заре.
Поброжу наудачу,
И на стылом, глухом пустыре
Потихоньку поплачу…

В сырой землянке стойкий запах гнили,
Дух нежилой у жизни на краю…
Мы до сих пор не всех похоронили,
Кто пал в бою за Родину свою.

В болотах, за дремучими лесами.
Вдали от сёл и многолюдных трасс,
Лежат они с открытыми глазами
И, не мигая, всё глядят на нас.

Глядят, как убивают и торгуют,
Как грабят, раздают и предают,
Как самую святую, дорогую,
Землицу вместе с ними продают…

Живых солдат больней нельзя обидеть,
А тех, кто пал… О чём тут говорить!
Они б хотели этого не видеть,
Но и глаза им некому закрыть…

Речки маленькой излучины,
Пaжить, мокрая стерня…
Боже!
Сколько бы ни мучили,
Ни тиранили меня –

Так и вижу:
Берег, солнышко,
Тонкой прошвой дерева.
А на дне,
На самом донышке –
Гнётся, клонится трава.

Устилает ложе тесное,
Гонит лёгкую струю…
Как ни холю,
Как ни пестую
Сказку детскую мою,

Всё никак она не вяжется
С горькой правдой зрелых лет.
Что ни речки той,
Ни пажити
И в помине даже нет!

Что тут?
Память ли потатчица
Или совесть так велит,
Что нигде они не значатся,
А душа по ним болит?

И вот опять, как с чистого листа,
Всё прошлое – под корень, подчистую:
Земля – не та.
Россия-мать не та,
Любовь…
Но тут и я не протестую.

Да, за любовь идут на смертный бой.
Становятся врагами побратимы.
Но жизнь и незакатная любовь,
Они порою так несовместимы!

Любовь твоя покуда под рукой,
Но на извоз её не взять в котомку.
Моя любовь, она была такой!..
Вы помните Крамского «Незнакомку»?

Пролётка. В дымке утренней дома.
Лицо чуть розовато от мороза…
Видать, не одного свели с ума
Тот гордый взгляд и царственная поза!

Да, красота – не так она проста.
Её судить бесцельно и рисково.
Когда взошла такая красота,
Не знаю, как там было у Крамского,

Но если бы спросили у меня,
Что для тебя дороже всех на свете?
Я произнес бы, голову склоня,
Всего два слова – Родина и дети…

Я болен. Я не знаю что со мной:

Не чувствую России за спиной.

А ведь была! Как сильных два крыла,

Она меня хранила и несла.

Куда б ни шёл, я чувствовал – лечу

И мне любое дело по плечу.

Теперь не то. Смешались ночь и день,

Как будто я не человек, а тень.

Грущу в дороге, мёрзну у огня.

Мой старый друг, не покидай меня!

Я болен. Я не знаю, что со мной:

Не чувствую России за спиной!..

Когда бы мне сказали честно,
Что через час наступит ночь,
Что и наука бесполезна,
Что и слезами не помочь,

И собрались в моей квартире
Друзья, соседи и родня,
И та, единственная в мире,
Что столько мучила меня,

И так сказали б: что ты хочешь
За всё, что отдано в бою,
За грозовые дни и ночи,
За юность горькую свою,

За всё, чего ты не дождался,
Чем дорожил и что любил,
С чем раньше времени расстался
И с чем ты крепко связан был?

Я б не спеша окинул взглядом
Вдали мерцающую рожь,
Две вишенки над палисадом,
Кусочек улицы… и что ж,

Моя любовь, моя Россия,
Сказал бы так в свой смертный час;
– Я не из робких. Дай мне силы
Всё повторить хотя бы раз!..