* * *

Стальные прогалины крыш

На фоне весеннего неба,

И с криком восторженным чиж,

И церкви пронзительный крест...

Ты смотришь в окно и молчишь

На фоне весеннего неба,

Я верю, что ты различишь

Всё то, что творится окрест.

-

Резвящихся ангелов рой

На фоне весеннего неба,

Увлёкшихся вечной игрой

Шальных голубей на трубе,

И там, за седьмою горой

На фоне весеннего неба,

Задумчивых башенок строй,

Где струны грустят о тебе.

-

Сосны золотую свечу

На фоне весеннего неба,

Садов огневую парчу,

Цветное, живое тканьё...

Ты видишь, к тебе я лечу

На фоне весеннего неба?

Ты слышишь? Я снова шепчу

Забытое имя твоё!

* * *

Пьяная да плаксивая, рвань, срамота,

вышла старуха сивая за воротá,            

дрогнув ли в пыльной заверти иль притворясь,

вот она пала замертво в самую грязь.

-

Вороны мои синие, алые рты!

Бросьте свои осинники, рвы да бурты!

Воины смольноголовые, старым-стары,

клювы ваши лиловые, когти остры!

-

Речи ваши нелестные тяжче свинца,

перья ваши железные, кремни – сердца!

Братья слепой распутицы, жухлой ботвы!

Кто за неё заступится, если не вы?

-

Голуби мои, княжики ситцевых рощ,

дети, праведники, книжники, кроткая мощь!

Розы ваши садовые зим не корят.

Слёзы ваши медовые в церквах горят.

-

Сердца ваши земляничные – воск да елей,

души ваши пшеничные снега белей!

Летите ж с ветхой звонницы ниже травы!

Кто за неё помолится, если не вы?!

* * *

В конце безлюдного квартала, где слишком редки фонари,

Я не прохожий запоздалый, я жёлтый лис Экзюпери.

От прочих поздних пешеходов, от их теней неотличим,

Я самый дикий, самый гордый. Меня никто не приручил.

-

Там, за стеклом, – накрытый ужин, глава семьи глядит орлом.

О, никогда я не был нужен тем, кто собрался за столом!

Я был для них одним из сотен, из сотен тысяч чуждых лиц,

Был неприметен, был немоден, негоден, как осенний лист.

-

Эй вы, творцы банальной были! Слепцы! Скупцы! Держу пари:

Вы всё давным-давно забыли, о чём писал Экзюпери!

Главу о Лисе перечтите, хотя бы чуть вникая в суть,

И приручите, приручите! Ну, приручите кто-нибудь!

-

Я сердце к вашему приходу всю жизнь готовил наперёд,

Уж я прощу вам хлеб и воду, и скудость чувств, и пальцев лёд,

И роль в бездарной оперетте, и расставанье навсегда.

Я буду сам за всё в ответе, не беспокойтесь, господа!

    * * *

В траве дремал кузнечик,

он робок был и мал.

Случайный человечек

кузнечика поймал.

-

Он пляшет и хохочет,

наслушавшись вполне,

как плачет и стрекочет

кузнечик в западне.

-

В дому бренчит посуда,

бычок в хлеву мычит.

Пляши, пляши, покуда

кузнечик не молчит!

-

Служи Добру и Свету,

на солнышко гляди!

Иди себе по свету

с кузнечиком в груди!

* * *

Район знакомый в окне дрожит: ни отвернуться, ни насмотреться,

Зайти вот не к кому обогреться – здесь моего ни пня, ни плетня.

По этим улицам бежит моё вырванное сердце,

Я столько лет жила без сердца, но нынче новое у меня.

-

Троллейбус хмуро трусит вперёд, неумолимо проносит мимо,

Но каждый метр голосит и режет, плюётся кровью, трясёт сумой.

А на стекло наползает лёд и на кварталы – шалюшка дыма,

И воздух тёмен и густ, как прежде, перед закатом, перед зимой.

-

Безумный сон, смертный бред, привет! Поклон всему, что в тебе зарыто!

Снесли б тебя за грехи и бедность, уж слишком много пожил и знал.

Всё та же аура, тот же цвет, моё расколотое корыто!

Всё те же кривда и беспросветность, всё тот же пыточный арсенал.

-

Давнишних вывесок частью нет. Иные дети, хмыри, старухи

Безмолвно тонут в волнах разрухи, но у меня – проездной билет.

Пустеют улицы, меркнет свет, и только выцветшие в разлуке

Родные призраки тянут руки и, спотыкаясь, бредут вослед.

-

Здесь был мой дом много-много лет, я ничего ему не простила,

Но обрывается вопль истошный и рана старая не болит.

Там, где сплясал роковой стилет, я сердце новое прорастила,

Оно ничтожней и осторожней и мне ходить сюда не велит.

-

Оно токует: тик-так, тик-так! – и из трагедий штампует драмы,

Всё перемелет и переварит, даря забвенье и волшебство.

Оно тоскует и плачет так, как будто не было в мире мамы,

Как будто не было в мире Вари, как будто не было ничего.

-

Оно твердит: «Не смотри назад». (Не обернуться б, не разреветься.)

И люди в доме давно другие, им не услышать в своей норе,

Как, оскользаясь в крови, в слезах, моё вырванное сердце,

Давясь любовью и ностальгией, исходит криком на их дворе.

ЗАБЛУДИВШИЙСЯ ЭЛЬФ

-

В небе тянется тучи сиреневый шлейф,

Рассыпается дождь серебристою пылью.

Тихо плачет в саду заблудившийся эльф,

Изломавший свои разноцветные крылья.

-

Этот каменный город ему незнаком,

Каждый дом для него неприступен и страшен.

Эльф ступает по мокрой земле босиком,

И следы его ног непохожи на ваши. 

-

Окружённый домов беспросветным кольцом,

Молодой-молодой и мучительно древний,

К тополиным стволам прижимаясь лицом,

Умоляет о чём-то немые деревья.

-

И на мир не по-вашему смотрят глаза,

Колдовские чуть-чуть и печальные очень.

Он замерзнёт под окнами, как стрекоза,

Далеко-далеко залетевшая в осень.

* * *

Когда б у нас был карнавал, я, думаю, пошла бы,

Лишь только б график позволял и не валило с ног,

Пошла б, пускай никто не звал, в простом наряде, дабы

Он богатеек умилял и спрятаться помог.

-

Я, протолкавшись, замерла б у края тротуара

И загляделась в очи герл, матрёшек и жар-птиц,

В поток огней, гирлянд и крап, гипюра и муара,

Полуодетых юных тел и незнакомых лиц.

-

Уж я б завидовала им и восторгалась ими,

И принимала бы цветы из тонких рук сивилл,

Я шла б с толпой, как пилигрим в средневековом Риме,

И, невзначай возникнув, ты меня бы изловил.

-

Но так как Божия рука мир не перековала,

И я на свой нелепый лад свет не перекрою,

Боюсь, в ближайшие века не будет карнавала

В моём суровом, как солдат, обобранном краю.

-

Лишь чёрно-белая Жеймо да нервенные срывы,

Портреты рвущихся в князья, китайских тряпок вал

Да тусклых бабочек демографические взрывы –

Вот вам и весь, мои друзья, возможный карнавал.

-

Ну, что ещё? Весной – стрижи, черёмуха в июне,

Осадки, ветер, листопад, крупицы леонид,

И на чужие куражи глядишь, глотая слюни,

А телевизор, древний гад, шипит, искрит, темнит…

ПЕРСПЕКТИВА

-

Всё парки да бульвары, откуда ни взгляни,

конторы, банки, бары, витрины и огни,

в нарядах из Парижу счастливая толпа,

но я её не вижу, поскольку я слепа.

-

Мой старый дом разрушен, лишь камни да зола,

где пела я под душем, где милого ждала,

где свет на одеяле дрожал сухим листом...

а я живу в подвале, а то и под мостом.

-

И в вёдро, и в ненастье на паперти стою

и песенку о счастье сама себе пою,

и все мои утраты на паперти встают,

а мимо ходят франты и нам не подают.

* * *