* * *

На самой окраине мая,

Где пух тополиный плывёт,

Плывучая скрипка трамвая

В провинции тихой поёт.

-

Её не затронули рыки

Столичных и местных громов.

Её петушиные крики

Остались во веки веков.

-

Забытая  властью и тленом,

Она не утратила слух.

Америка ей – по колено,

Как возле забора лопух.

-

Ей снятся дожди на капусте,

Пчела, отыскавшая мёд.

И как бы там ни было грустно,

А снова картошка цветёт.

   * * *    

Солнцем потревоженные норы

Слышат, дышат, тянутся к весне,

Вспоминают ёлочные шторы

И рожденье шишек на  сосне.

-

Весть – весна! Во сне так не бывает:

У любимой талые глаза.

Всю Россию небом овевают

Вспыхнувшие птичьи голоса.

-

И деревья тянутся спросонок,

Полог поля озимью расшит.

Пляшет белка – русский кенгурёнок,

Золотое солнце ворошит.

 * * *

А у нас в деревне за домами,

За печными синими дымами

Тишина и снег – во все пути.

Лисий след у поля на груди.

-

По дороге – искры, по дороге

Вьются звёзды, ометая ноги,

И на ель у кладбища, как плед,

Восковой ложится лунный свет.

-

Скрип да скрип по снегу молодому.

Хорошо идти к родному дому.

Лай собачий из чужих дворов –

Так, на всякий случай, от воров.

-

Да и вор какой сюда заглянет?

Да и что он за собой потянет?

Этот снег? Дорогу? Облака?

Их душа удержит – не рука.

-

И глядит луна, глядят деревья

На дымки моей родной деревни.

Скрип да скрип – иду в свою избу,

Скрип да скрип – несу свою судьбу.

* * *

На столе дозревает яичница.

«Что, дядя Лёша?

Мы давно не видались с тобой,

Одинокий ты мой!

Как живёшь ты теперь,

Старый леший окрестностей Вожи?» –

«Хорошо я живу, – отвечает. –  

Подай-ка гармонь!»

Он играет,

И лошади фыркают за огородом.

Он, как сердце, сжимается –

Даже боюсь за него!

Две собаки какой-то немыслимой

Местной породы

С упоением слушают

Охи гармошки его.

«Хорошо я живу», – повторяет.

И пальцы теряет,

Окунув их в гармонику,

Как в дождевую струю.

И опять, и опять

Молодую мелодию тянет,

Словно плачет, и словно смеётся,

И словно не знает,

Что мелодию эту

Про жизнь сочиняет свою.

Про войну, про жену,

Про свои одинокие годы,

Про большие поля,

И про малые звёзды вдали,

И про этих собак

Удивительной местной породы,

И про чистый простор

Драгоценной рязанской земли.

Эта песня то ливнем обдаст,

То ветрами задушит.

Спит заросший лягушками пруд.

Бьётся сердцем гармонь.

Дядя Лёша играет,

И ночь подпевает всё глуше –

Это звёзды летят

На его одинокий огонь.

ЖЕЛЕЗНЫЙ ВЕТЕР

-

Родной деревни нет уже на свете.

Заборов перекошенных горбы.

В пустых сенях гуляет сиплый ветер

И выметает время из избы.

-

В морщинах брёвен – пыль иного века.

Какие здесь гремели облака!

С войны вернувшись, гармонист-калека

Одной рукой растягивал меха.

-

И пел ведь, пел. И радости-печали

Любой избе хватало на судьбу:

И люльки, словно лодочки, качали,

И провожали ближнего в гробу.

-

И бабушка, и мама – молодые.

И песни – не удержит соловей.

Какие здесь черёмухи льняные!

Какие искры на глазах коней!

-

Мы жили не богато, не убого.

И та, что улыбнулась мне тогда,

Так пристально смотрела на дорогу,

Которой уходил я навсегда.

-

И все ушли… Кто в города, кто в землю.

Нашли себе загаданный приют.

Всё понимаю, но не всё приемлю,

И страшно, что меня не узнают

Лужок гусиный около обрыва,

От тишины присевшие сады,

Калина и горячая крапива

У проходящей медленно воды.

-

Прости–прощай!

Мне страшно в новом мире,

Где по иному смотрят и поют.

И ветер всё железнее и шире,

И всё прохладней избранный приют.

    * * *

В краю, где нивы, ивы и крапивы,

Где лопухи сидят, как глухари,

Растёт по небу влажный, молчаливый,

Брусничный мох мороженой зари.

-

И месяц ржёт, уткнувшись мордой в сено.

Горчит лугов сентябрьский посол.

Сосна сидит – колено на колено,

Отряхивая медный свой камзол.

-

И в этот час, когда вот-вот прольётся

По рыжим далям синий пар снегов,

Так хочется услышать у колодца

Льняную песнь осенних петухов.

-

Они взойдут по жёрдочке заката

И прохрипят в седые небеса:

«Нам ничего, нам ничего не надо».

И запрокинут влажные глаза.

  * * *

Памяти Николая Дмитриева

Коля, Коленька, носик утиный…

Вот и ты покидаешь меня,

Над студёною нашей равниной

Золочёною песней звеня.

С кем теперь я стихами поспорю?

Перелесками с кем покружу?

В бесконечное русское поле

Я тебя провожу, провожу.

И пришлёшь мне оттуда приветы

То озимой дорожкой в полях,

То осеннею мельницей света,

Закружившей зарю в тополях,

То кувшинкой луны одинокой,

То мосточком, упёршимся в ил,

То заречною песней далёкой.

…Проводил я тебя, проводил.

  * * *

Горит звезда над синим бором.

Луга политы молоком.

И день уходит за угором

Перепелиным говорком.

-

Качнётся люлькою дорога

И в лунных перьях ходит рожь.

Для счастья надо так немного,

Когда судьбу свою поймёшь:

-

Вот этот путь меж трав безвестных,

Цветов неброских, но родных,

В пыли дорог, в дождях небесных

И серых сёлах холстяных.

-

Вот этот путь в лугах и падях,

Где Русь навстречу сквозь леса

Несёт в берёзовых окладах

Озёр живые образа.

-

Вот этот терпкий век от века,

Но напоивший песней грудь,

В тоске полей и перьях снега

Неутолённый русский путь.

* * *

Этот мир надо мной – белым облаком, птицей и Богом.
Этот мир подо мной – муравьишкой, пыльцою веков…
Я люблю, когда небо целует дождями дорогу,
Заполняя копытца недавно прошедших коров.

Я навек полюбил эти заводи, эту осоку,
Эти серые избы с певучим печным говорком.
Эти сосны шумят надо мной широко и высоко.
Говори со мной, лес, первобытным своим языком –

Торфяным, глухариным, брусничным, зелёным, озёрным,
Хороводным – в распеве сырых земляничных полян.
Ой, туманы мои! Ой, вы, жадные вороны в чёрном!
Скоморошьи дороги и ратная кровь по полям.

Я прикрою глаза и услышу кандальные звоны,
Безысходный, по-бабьи, горячечный плач у берёз.
Как скрипучи дороги! Как мертвенно бледны иконы!
Как селенья ужались, и как растянулся погост!

Тишина на Руси, словно лодка стоит на приколе,
А накатится вихрь, так покуда её и видал.
Мужики-мужики, вам тесны и корона, и воля.
Кто считает деньгу, кто рубаху последнюю снял.

Можжевеловый воздух поминками пахнет, как порох.
На серебряных перьях овса – предрассветная трель.
Сколько вражьих чубов причесалось о вилы и обух –
Помнят травы ночные, кровавый брусничный кисель.

И возносит звонарь колокольни стозвонные соты.
Но сжигает Иуда воздвигнутый предками храм.
И на каждой сосне – золотистая капелька пота.
И на каждой берёзе – полоскою чёрною шрам.

Говори со мной, лес, ведь и мне твоя тайна знакома,
Словно аистам в небе, хранящим на пёрышках синь.
Высоко надо мной золотая сгорает солома
И трепещут стрекозами синие листья осин.

* * *

Привет, весна!

Входи светло и смело!

Надламывай на белых реках льды.

И стаи птиц кружи во все пределы,

Развязывай букетами сады.

-

И слышу я, как в соснах поднебесных,

Земное притяжение презрев,

Гудит вода и возлетает песней –

У зорь весенних губы нараспев.

-

Ах, эти колыбельные по вёснам!

Покачиваюсь – и не устоять.

И, словно скрипки, подпевают вёсла,

И всё плыву, и берег не видать.

-

Какое половодье! Сколько дали!

Роятся звёзды... а вдали, вдали –

Извечный свет надежды и печали,

Покой небес и голоса земли.

* * *

Чем больше город – больше одиночество.

Чем дальше жизнь, тем больше города.

На родину хочу, где липы топчутся

У лунами залитого пруда.

-

Привет тебе, великая провинция!

Хлебнёшь небес из звёздного ковша,

И ни тебе правительств, ни милиции,

И вспоминает вечное душа.

ПЕСНЯ

-

Я тебя уведу за сосновые тихие скрипы,

Где ромашковый ветер целует румянец реки,

Где в малиновом звоне медовые плавают липы

И берёзы на взгорке пульсируют, как маяки.

-

Ох, как хочется плыть в корабле этом не кругосветном

Мимо птичьих восторгов,  холмов и понурых овец,

И уткнуться в стожок за деревней, за домом последним,

И услышать, как небо плывёт возле наших сердец!

-

У обочины белые бабочки вспыхнут – и сядут.

Колесо разомнёт по дороге скрипучий песок.

И от баньки дымок просочится, как вечер, по саду,

И на синем окошке вишнёвый затеплится сок.

-

И осядут за лес облаков истончённые плиты,

И огни над землёй поплывут, покачнувшись едва,

И сады соберутся  для тихой вечерней молитвы,

И листва пролепечет свои золотые слова.

     * * *

И сердцу в радость, и душе в угоду

Брести и наблюдать по сентябрю

Реки прозрачной тающую воду

И не спеша идущую зарю.

-

И никогда не надоест дорога

С улыбчивым рябиновым кустом,

И светит золотым яичком стога

Пустое поле в воздухе пустом.

-

Не надоест дымок над крышей дома,

И сосен шум, и облака полёт.

И ёжиком топорщится солома…

И светел дождь у маминых ворот.

* * *

Нам всё даровано с рожденья:

Родные люди, отчий дом,

Цветы лугов, и звёзд круженье,

И взгляд родимый за окном,

Любовь, друзья и стылость буден,

Туман дорог, отец и мать,

И всё, что мы по жизни будем

С годами горестно терять.

Потоп

-

Трещали молнии.

И туча –

Оборвалась.

И рухнул креп!

И весь простор в воде кипучей,

Захлёбываясь, хрип и слеп.

-

Метались яблони по саду

И, обезумев от громов,

Ломились кронами в ограду

И бились около домов.

-

И небо кованые гвозди

Тугой и яростной воды

Неотвратимо и со злостью

Вонзало в травы и сады.

-

Крестясь испуганно, рябины

Рыдали в грохоте и мгле.

И больше не было равнины,

И плыли воды по земле.

-

И погружались горы в кому,

Тонули страны и века,

Оставив миру молодому

Лишь только даль и облака.

-

Лишь облака и даль – так просто,

Так вольно сердцу и глазам

Слагать любимой песнь о звёздах

И править путь по небесам.

   * * *

Двадцать первый век, перезагрузка.

Интернет и брат тебе, и друг.

Ну а мне роднее трясогузка

И туманом выбеленный луг.

Но уходят люди в дым экрана,

И живут за призрачным «окном».

Иллюзорный мир всегда обманет,

Потому что Бога нету в нём.

Потому, намаявшись по веку,

Золотишком проторяя путь,

Либо вовсе сгинуть человеку,

Либо в сердце родину вернуть.

А у нас тут – синие озера,

И на окнах – синие подзоры,

И на вишнях подсыхает пот.

Надо мною облака и ветки,

Подо мною и века, и предки.

И петух – букетом у ворот.

    * * *

Совсем опустели и долы, и дали.

Берёзы несут золотые медали.

По водам пустынным гуляют ветра

И дождик вчерашний глядит из ведра.

-

Умоюсь из бочки. Свежо и отрадно.

Смеются девчонки у школьной ограды.

За листьями лодка скользит по реке.

Сухая былинка уснула в руке.

-

Растаяли звонкие летние ситцы,

Как лёгкие листья, как дальние птицы.

И катится, катится велосипед,

И солнце – на спицах, и в зеркальце – свет.

-

И небо свободно, и пажити голы.

Совсем опустели и дали, и долы.

И думать легко, и приятно смотреть

На осень, на озимь, на синь и на медь.

 * * *

Дядя Лёша овец выпасает.

Из-под кепки травинка свисает,

И глаза васильками цветут,

И гадюкой шевелится кнут.

-

И ползут муравьи по берёзе,

По бумажной коре молодой,

Ходят травы, хмельны и раскосы,

Моложавые светятся плёсы,

И срываются ветры с откоса,

И целуются с синей водой.

-

Дядя Лёша, из крынки щербатой

Осторожно хлебнув молока,

Выправляет косу у ограды

И идёт раздвигать облака.

-

И нечаянно падает крынка,

И ложатся порядья сенца.

У плетня молодую осинку

Обглодала слепая овца.

-

И ползут муравьи по берёзе,

По бумажной коре молодой,

И шуршат голубые стрекозы,

И хохочет колодец водой.

-

Вот моё золотое наследство:

Отгремевший сиренями сад,

И бесстрашное, нежное детство,

И в малине пчелиный парад.

-

Не найти к отзвеневшему броды.

И на пне, как круги на воде,

Разойдутся минувшие годы

И улягутся спать в лебеде.

-

Но пребудет, как праздничный пряник,

Навсегда с моей вечной душой

Дядя Лёша, овечий охранник,

И берёза, что стала большой.

* * *

Исцели меня, родное поле.

До слезы мне ветер душу жжёт –

Словно я чужою ношей болен,

Словно сердце правдой не живёт.

-

От того и бьётся учащённо

В стылой аритмии площадей,

Что грустит по липовому звону

И ржаному ржанию коней.

-

Исцели, родимая дорога,

От пустых печалей исцели.

Мимо неба, кладбища и стога

Пусть летят родные журавли.

-

Плачут пусть, отмаливая души.

Ну а мы, привыкшие к земле,

Будем их и провожать, и слушать,

Божью высь увидев на крыле.

-

Вот он, рай: равнина да берёза,

В перстнях роз туманная трава,

Щуки плещут у речных откосов

И скрипит над бором синева.

-

Исцели меня, моя рябина.

Не навеки сердцу светит май.

Только от печали журавлиной

Исцеленья мне не посылай. 

-

И ещё – в присвистах перепёлок,

В тёплых струях сена на лугах –

Путь земной красив, как летний всполох

На молочных звёздных берегах. 

   * * *

Гудят молодые меды и надломлены соты,

И солнце густеет на блюде в кружении ос.

Лесными просёлками, лугом пустым и болотом

Качается грузного августа пламенный воз.

-

Выносят сады в подолах разноцветие яблок.

Темнеет по лужам берёзовых листьев настой.

Озябши под вечер, к стожку прибивается зяблик,

И гнёздами пряные грузди лежат под листвой.

-

Уже кабаны нажрались желудей и крапивы,

Медведи наелись и ягод уже, и овса.

О чём-то прощальном лепечут поречные ивы,

И щурят избушки свои голубые глаза.

-

Маслята молочные с верхом корзину укрыли.

По тёплой хвоинке ползёт золотой муравей.

Стрекозы роняют почти что стеклянные крылья,

И пенится горькое солнце в изгибах ветвей.

-

Возьму это солнышко, эту бруснику щекастую,

На губы её положу – и закрою глаза:

То жизнь моя, жизнь – удивлённая, терпкая, красная,

То песня родная – скользнувшая небом слеза.

-

Душой обниму эту вольную, светлую, сизую,

Дощатую родину, чтобы и сыну расти.

И весь этот август, всю песню пущу по карнизу,

Чтоб в белую зиму ему зеленеть и цвести.

-

Ещё не сентябрь, но прощвйте пролётные гуси!

Я вас провожу – улетайте – храни вас Господь!

Всё катится воз. И всё катится небо над Русью.

Сжимается сердце, сжимаются пальцы в щепоть.

  * * *

Душа моя далью томится.

Пора бы дорожку завить:

Всем землям пойти поклониться,

Все земли пройти-полюбить.

-

От бархатных пашен Кубани,

От кемских камней и озёр

Шершавой тропою кабаньей –

До южных мерцающих гор.

-

Черешневы ночи Изюма,

В берёзовом соке – Медынь.

Пыхтят астраханские трюмы,

Объевшись арбузов и дынь.

-

С бурлацкою песней нескорой,

Прикрыв голубые глаза,

Идут облака над Мещёрой –

Озёра ведут в небеса.

-

Быть может, душа собирает,

Взлетая на вольном крыле,

Мгновения Божьего рая,

Рассеянные по земле?

* * * 

Затерялась Русь в Мордве и Чуди  

                                 Сергей Есенин

Расскажи мне, река… На охрипшем в ветрах крутояре

Сколько стрел просвистело и песен угасло в веках?

На поречных лугах гомонят до полночи татары

И потеет конина, шипит в раскалённых углях.

-

Только пляска кривая теней да подлунная птица…

Петушиным пушком догорают седые угли.

И черствы, что копыта, под утренним заревом лица – 

Пролетают войска серым ветром дорожной пыли.

-

Миновали века. Но наследство – оно неизбежно.

Мне навстречу бежит татарчонок, а тоже ведь – Русь.

Так же листья ему шелестят сокровенно и нежно,

И в глазах его светит такая рязанская грусть!

-

Не сама ли земля – хоть каких ты кровей и замесов –

Тайным током любви, словно пульсом, втекает в виски.

Вот пшеница плывёт, разбиваясь волною у леса,

Облака над холмами роняют свои лепестки.

-

Хорошо на заре править лодку в кувшинках – на заводь,

И ловить молодых ветерков быстротечную грусть.

И тогда наплывает, как песня, далёкая память,

И росою на сердце мерцает рассветная Русь.

     * * *

Солнце никак не продышит тумана.

Лёт паутинки почти невесом.

Лодка скользит и кувшинок лианы

Я иногда задеваю веслом.

-

От камышей поднимаются утки.

Тёмные листья застыли в воде,

Дышат туманы и берега звуки –

Дальше и дальше – неведомо где...

-

Я заплываю за медленный остров,

Якорь бросаю, смотрю и смотрю:

Как это нежно и как это просто

Бог над землёй сотворяет зарю.

    * * *

Я живу под иконами,

Под лампадой небес,

Деревушками сонными,

Уходящими в лес.

-

Над рассветною патокой –

Облака набекрень.

И заря в палисаднике

Выпивает сирень.

-

Тихой лодки скольжение.

Подо мной облака.

Но берёз отражение

Не удержит рука.

-

И останутся в памяти,

И вернутся ко мне

Эти синие заводи

В соловьином дожде.

   * * *

Тихое родное захолустье.

Речки ослепительный прищур.

Сколько здесь невысказанной грусти

В дрёме палисадников и кур!

-

Пропылит автобус – снова тихо.

Только в центре, где ларёшный ряд,

Магнитола взвизгивает лихо

С нашей жизнью вовсе невпопад.

-

Потому, наверно, и поникли,

Встав в тенёчке узеньким рядком,

Бабки с карасями и клубникой,

С пахнущим лугами молоком.

-

Всё тут близко: небо и крапива.

Сто шагов, – а вот уже и лес.

Боже мой, как тихо и красиво –

Радуга с дождём наперевес.

-

Пыль – так пыль, болота – так болота.

Человек – подкова да кремень.

Это было… Утекла порода

Из широких наших деревень.

-

Век двадцатый резал и корявил,

Изрубил нательные кресты.

Лишь похмелье горькое оставил

На полях да сорные кусты.

-

На хрена такой прогресс лукавый,

Если гибнет самое моё?!

Вот стою на краешке державы

Вытираю слезоньки её.

ИЮНЬ

Какой поэт тебя придумал?!
Каким ты вырвался огнём?!
Май полыхнул, пропел – и умер,
И скачут зори день за днём.

Срывает шапку одуванчик,
Дорога прячется в пыли,
И колокольчик в свой стаканчик
Мёд поднимает из земли.

И всё гудит: поля пшеницы,
И в жилах кровь, и дальний гром.
И шмель велюровый кружится
Над полыхающим цветком.

Ныряют на верёвке майки,
Пелёнки детские свежи.
По-женски вскрикивают чайки,
Стрижи черкают чертежи.

И, разомлев под небесами,
Склоняются на водопой
Коровы с волглыми глазами
И кони с бархатной губой.

Я здесь родился: в этих травах,
В счастливом щебете лесном,
В искристых волнах-переправах –
Лучом на листике резном.

Здесь вечерами свет старинный
Зари тягучей, словно мёд.
В мохнатой шубе комариной
Июнь по берегу идёт.

Его мы ждали с новостями
От земляничных бугорков.
С туманом, с полными горстями
Росы в ладонях лопухов.

И он пришёл! Ликуют птахи!
Густы и пенны острова,
И реки
              синие рубахи
С утра вдевают в рукава.

Пасут мальков Ока и Кама.
Хрустят кабаньи камыши.
О дорогой и близкой самой
Малинник шепчется в тиши.

И сладковато тлеет сено.
Я жду, любимая, когда
Твоих кудрей густая пена
Меня заманит в невода.

Заря кружится, словно кречет,
И на стожок туман прилёг.
И сердце бьётся и трепещет,
Как подфонарный мотылёк.

И ты горячая, родная,
У костерка, где сон и тишь,
Зарёй колени поливая,
Меня, конечно, соблазнишь.

И долго будет ветер жгучий
Ночною заметать золой
Певучий луг и сад кипучий
Под самоварною луной.

 * * *

У нас тут липы пахнут мёдом,

И лужа в небо влюблена,

И за соседским огородом

Растёт на яблоне луна.

-

Ты приезжай. Забот не стоят

Увивы кухонь городских.

У нас в бору кукушка стонет

О кукушоночках своих.

-

А жизнь такая, жизнь сякая.

Она медова и страшна;

Ежесекундно утекая,

Прекрасна всё-таки она.

-

И только здесь, где пόля – вволю,

Душа, страдая, познаёт

И липы голос колокольный,

И взгляд старухи у ворот.

* * *

Горевые русские селенья

Прячутся в чащобах у болот.

Денег нет – варенья да соленья

До весны сосед не сбережёт.

-

Разошлась капустка на закуску,

Разбрелись под рюмочку грибы.

За село снесли тропою узкой

Зимние студёные гробы.

-

Будет по весне сирень вихриться,

День придёт просторный и большой.

Дачники приедут из столицы,

Чтоб почуять родину душой.

-

Примут от земли печаль и сладость,

Пропоют про луг и лошадей,

Но поймут, что жизнь уже промчалась

На сырых асфальтах площадей.

-

Подытожат прибыли-утраты,

Соберутся – и растаял след.

И, как будто в чём-то виноваты,

Будут избы щуриться вослед.

МОЛЕНИЕ О КРЕСТЬЯНАХ

-

…Сохрани же, Господь, нашу светлую, щедрую землю

От пожаров, потопов и прочих негаданных бед.

Я и сам возмущенье твоё человеком приемлю,

Потому, что страшнее, наверное, хищника нет.

-

Не наказывай всех. Эти люди в деревне у леса

Виноваты ли в том, что доверились власти чинов –

Не смогли отстоять свои вольные чистые веси

И погрязли в морщинах полей и мозолях дорог.

-

Не губи их, Господь. Без того им по жизни досталось

Колотить и рубить, отправлять сыновей на войну.

Кроме этой избы с огородом, у них не осталось

Ничего.

Ничего не вменяй им, Всевышний, в вину.

-

Сохрани им любовь к этим пажитям, синим болотам,

Буеракам и песням в исчерченных плугом полях.

Здесь полынь на меже пахнет кровью и дедовским потом,

И ладонями бабушки теплится мята в лугах.

  * * *

О любви сказать  ещё желаю,
О своей негаснущей любви
К снегом запорошенному краю,
К сёлам, почерневшим на крови.

К этой вот истоптанной дороге,
К трепету весеннему реки,
Потому что на земле не многим
Светят изб родные огоньки.

Всхлипывает лодка у причала,
Яблоня касается руки.
Мне ночная птица прокричала,
Что дороги к детству далеки:

Через дымку сумрачных вокзалов,
Через кровь успехов и потерь,
Через холод ложных пьедесталов –
Ко всему, что дорого теперь.

Этот путь, быть может, в жизнь длиною.
Но за весь сердечный непокой,
Может быть, едва глаза прикрою,
И увижу маму молодой.

 * * *

* * *