* * *

Буду капелькой смородинной,

Малым гвоздиком в избе –

Кем угодно буду, родина,

Но останусь при тебе.

-

Прорасту твоим подсолнушком,

Над плетнями постою, –

Ты пригладь мою головушку,

Разлохматую мою!

-

Ну а если в гневной шалости

Клюнет молния меня –

Не удерживай из жалости

У родимого плетня!

-

На припёке и на холоде

До скончанья белых дней

Даже в самом гордом городе

Буду гордостью твоей!

БОЛЬ

Околица, родная, что случилось?.. 

                                  А. Передреев

Хуторок, утопающий в хляби апрельской,

Измождённый безвестьем и пьяной тоской,

Знать не знает стихов об околице сельской,

Что поэт прорыдал в толчее городской. 

-

А и знал бы – какая, помилуйте, польза

Моему хуторку от словесной любви?

Не в обиду скажу: кто по хляби не ползал,

Тот умильной слезы из меня не дави. 

-

Позабыт, позаброшен и властью, и Богом –

Усмехается едко степной человек:

– В телогрейке с лопатой по нашим дорогам

Легче в рай угодить, чем в компьютерный век! 

-

Тянет тленной трухой от щелястого клуба,

Губернатор сюда не свернёт с большака,

Юртовой атаман хорохорится: – Любо!

А на сходку пришло полтора казака… 

-

За любовь благодарствие наше, и всё же

Сколько попусту слов говорится людьми

О крестьянской судьбе! – 

                                Их в карман не положишь,

Не намажешь на хлеб говорливой любви… 

-

Даже церкви – и те хуторам не по чину, –

Ни мальца окрестить, ни старуху отпеть…

Так и тянем ярмо, запивая кручину

Чем придётся – с дурнотной сивухой на треть. 

-

Гоним в город детей: –Уезжайте, ребята!

Слава богу, пока в ПТУ не тесно́.

Пусть не так велика заводская зарплата,

Но ходить по асфальту ловчей всё равно! 

-

А уж наша обутка – кирза да резина,

Лишь по маю в степи полыхнёт красота…

Нет пекарни на хуторе, нет магазина,

Трактор с хлебным фургоном свалился с моста. 

-

Мы и книг, почитай, не листали со школы…

Приезжал к нам однажды поэт городской, –

Всё страдал непонятно, а с виду весёлый,

Расписался на память – наивный такой! 

-

А всего-то и надо – прокинуть дорогу,

Магазинчик открыть, к хатам газ подвести…

Может, жизнь развернулась бы тут понемногу,

А иначе – Господь милосердный, прости!

Полынная звезда

-

В ночи глубокой,

В сонной глухомани

По-над дорогой виснут провода,

И светится заплаканно в тумане

Горючая полынная звезда.

От кладбища, поросшего крестами,

Где спит родня под облаком травы,

Я не бегу…

Мне хочется о маме

Спросить ещё у ветра и листвы.

И вновь тихи берёзовые речи,

В которых я ни звука не пойму…

И снова ветви бережно, как плечи

Озябшей мамы, молча обниму.

Под эту сень мне силы не хватило

Вернуть отца в единое родство, –

В широком поле зимняя могила

Его взяла без спроса моего.

А мне-то где от небыли и были

Искать себе забвенье и покой –

В отцовской ли обиженной могиле

Иль здесь, под материнскою плитой?

Да что о том?

Всему людская милость

И здесь, и в наречённой стороне…

Лишь бы звезда полынная светилась,

Хоть изредка печалясь обо мне.

РЖАНКИ В НЕБЕ

-

Лишь бы ты не болел!

Что мне пёстрое летнее счастье

Сарафанных полей,

Где вот-вот перестанут кружить

Переклики судьбы,

Наши благости, наши напасти –

И окажется вдруг:

Солнце светит, но незачем жить!

Ты последний мой луч

Заходящего белого света,

Ты единственный, кто

Щедро высыпал мне на ладонь

Всё богатство любви –

Горстку стёклышек алого цвета –

И сказал: – Я принёс

Ярче губ твоих маков огонь.

Что ни лихо с тех пор:

– Я сама! Оттерплю, отболею!..

И коня на скаку!..

И в горящую избу!.. А там –

Что изба, что судьба!

Всё одно, никого не жалея,

Ты идёшь, как слепой,

По моим милосердным цветам –

По анютиным глазкам,

По ситцам доверчивой боли,

По льняной медунице –

Горда она иль не горда –

Ты идёшь безоглядно,

И ржанки рыдают над полем,

Причитают по-вдовьи:

– Куда ты? Куда ты? Куда?

РУССКОЕ МОРЕ

-

Меж теми, кто правду слегка подоврал,

И теми, кто кривду изрёк,   

Горит не равнина, гудит не Урал,

Дрожат не поджилки дорог –

-

Вздымается море великой тоски,

Смывает волной облака…

В России не столько моря глубоки –

Бездонна в России тоска!

-

Все горькие кривды в пучине кипят,

Все правды, как пена, пусты…

Господь милосердный, не это ли ад,

Которым грозишь с высоты?

-

Не это ли место на карте разрух

Мы Русью зовём без стыда?

А солнце висит, как спасательный круг,

Да кто ж его бросит сюда?

    * * *

Вот я приеду, и воздух осенний

Скатится яблоком в тёмные сени

Из-под соломенной крыши… И вот!..

Зеркало в доме повешено криво –

Бедность, она лишь терпеньем красива,

Словом любви, что до сердца проймёт.

-

На тюфяке из пахучего сена

Зябко усну, поджимая колено,

Слыша сквозь сон причитанья в трубе.

Самые честные люди в Отчизне,

Вечные дети беспаспортной жизни

Рядом уснут, покоряясь судьбе.

-

Не докричаться и не добудиться!

Солью мои набухают ресницы…

Милые, милые, если б туда,

Верные Богу, дороги сходились,

Я бы спросила, о чём вы молились

Ночью, прощаясь со мной навсегда.

-

Если бы слёзы туда доходили,

Милые, как бы меня вы любили!

Впрочем, меня вы любили и так –

Без покаяний моих и рыданий,

В домике тихих своих ожиданий,

Зимней «славянкой» засыпав чердак.

* * *

Лунные ме́рещи, лес облетающий,

Дробот колёс в тишине…

Где ты, мой поезд, устало качающий

Ночь на сутулой спине?

-

Жив ли ещё полустанок простуженный

С клёнами вдоль полотна –

Звёздами круженный, пылью завьюженный,

Ждущий с темна да темна?

-

Выйду, как ватная, жизнью разбитая,

Губы в солёной золе, –

Кто меня встретит, такую забытую

На колыбельной земле?

-

Спят мои дедушки, спят мои бабушки,

Смертно родители спят,

Жёлтые листья – сухие колабушки

К ним на могилки летят.

-

Кто и откуда вы, мерещи лунные?

Может, вы сердцу родня?

Ищите, странствуя, лёгкую, юную –

Не узнаёте меня?

НА БОЛЬНИЧНОМ КРЫЛЕЧКЕ

-

Гардеробщица Надя в районной больнице

Протянула мне кофту:

– Не плачь.

– Я не плачу…

Повздыхали, присели – озябшие птицы!

– Вдруг не выживет?

– Выживет. Как же иначе?!

-

Милый, – думала я о своём, – нестерпимо

На крылечке сидеть, не держать твою руку…

Жизнь едва не прошла,

И спасибо, что мимо

Доброта не проходит – смягчает разлуку.

-

У Надежды свои невесёлые виды:

Бросил муж, а казался родного роднее…

– Я стихи научилась писать от обиды.

Будешь слушать? Прочту что-нибудь поскладнее.

-

До стихов ли, ей-богу, когда на каталке

Дорогого страдальца увозят в палату?!

– Почитай, – говорю. – А нельзя ль в санитарки

Иль в сиделки устроиться здесь не за плату?

-

Гардеробщица Надя стихи мне читала,

Кое-как совмещая нескладные звуки.

А душа всё листала былое, листала.

Пух летел с тополей на колени и руки.

-

– Я в газету стихи предлагала – не взяли.

Слишком много тоски, говорят. Вот уроды!

– Зря не взяли. Все в мире стихи от печали,

От любви все стихи. И ещё от природы…

-

Мы простились, тая подступившие к горлу

Комья слёз, друг на друга смущённо не глядя…

– Я за ним погляжу. – Надя щёки утёрла.

– Все стихи от любви… Я люблю его, Надя.

* * *

По февралям судьбы моей

Тянуло холодом с полей,

Бирючьим веяло оврагом,

Позёмкой зла, метелью бед

Переметало Божий свет,

Чтоб спотыкалась шаг за шагом.

-

По февралям моей судьбы

Скитался дух родной избы,

Фуганок пел, шуршали стружки…

Отец над струганной доской

Молчал, застигнутый тоской,

Пуская дыма завитушки.

-

И всё как сон! В печном кутке

Укроп сушился в узелке,

Дерюга, валенки, фуфайка…

А я – ни силы, ни ума! –

Ещё не знала, что зима –

Навек судьбы моей хозяйка.

-

Не поминая всуе мать,

Я всё ж училась понимать

Особый смысл того, что было

И будет до скончанья дней

В несообразности моей…

Февраль, февраль, я всё простила!

-

Другим и улица тесна,

А мне и валенки – весна…

* * *

и, словно луни,